Он опустился на колени, и, кажется, слеза потекла по щеке.

— Я убил ее! Я убил ее! — повторял он. — Она ведь такая же молодая, как была... Только я своими руками толкнул ее на смерть. Прости меня, Милар, я предал все, что у нас было. Прости, если сможешь!

Он будто все еще чувствовал рукоятку кинжала в своей руке. Нерис посмотрел на каменный потолок. В центре него висела люстра, украшенная тяжелыми хрустальными подвесками. Он собирал ее сам для нее на день рождения. И когда люстра загоралась, разноцветные отсветы начинали плясать на стене. С тех пор он никогда больше ее не зажигал.

— Хорошая работа, крепкая, — сказал Нерис, затем с трудом встал на ноги, покачиваясь от усталости, подошел к шкафу и принялся что-то искать.

Ник помнил список участников экспедиции наизусть. Что-то выяснить у рядовых магов было невозможно, они и сами ничего не знали. Пытаться узнать у Агироса — руководителя группы, который возможно лично исполнил приказ Совета, было чистым безумием. Оставался лишь Нерис, о котором Ник практически ничего не знал. Он также легко может сдать его Совету. Да и с какой стати он станет ему рассказывать правду, если, возможно, также замешан в этом?

Но, несмотря на все аргументы против, Ник направлялся к Нерису. У себя ли Нерис, о чем он будет с ним говорить, Ник не знал. Он лишь чувствовал, что должен найти его, и способы, какими он получит от него информацию, для Ника уже не имели значения. Что-то необъяснимое толкало его пойти сейчас, без размышлений, без эмоций, будто не будет иной возможности. Просто иди и будь что будет.

Он быстро нашел его комнату, остановился перед дверью и прислушался. Тихо. Вдруг послышался звук, как будто уронили что-то тяжелое. И снова все стихло. Ник дернул ручку. Закрыто! Еще раз сильнее — дверь не поддалась. Не сомневаясь и не раздумывая, он прочел заклинание и взломал замок. Дверь с шумом распахнулась — и сердце у него упало. На зажженной люстре из цветного стекла в конвульсиях дергалось тело Нериса, и в такт ему по стенам радостно плясали разноцветные огоньки. Ник мгновенно перерезал веревку и освободил его шею. Тот был еще жив.

— Очнись, ну, очнись же, идиот! Не смей умирать! Я не позволю тебе!

Нерис открыл глаза и, схватившись за горло, закашлялся. Он хотел что-то сказать, но вырывались лишь хрипы.

— Тихо, тихо! Тебе лучше не разговаривать! — остановил его Ник. — Повезло, что ты себе шею не успел сломать!

— Зачем?

— Не надо говорить! У тебя могут быть повреждения, я должен посмотреть!

— Зачем ты меня спас?! Я не просил тебя! — сдавленным голосом выговорил Нерис.

Ник схватил его за одежду и заорал:

— А затем, что не мог поступить по-другому, затем, что ты мне нужен, потому что хочу знать правду, которую ты мне скажешь! Тебе еще нужны причины, чтобы жить?

— Нужны, потому что я убил ее своими руками!

— Что? Что ты сделал? — Ник схватил его еще крепче и притянул к себе. — Говори, как все случилось! — его трясло, он еле сдержался, чтобы самому не придушить Нериса.

Он рассказал, какое задание получил от Совета, как они должны были спровоцировать нападение черных магов.

— Ты хочешь сказать, что ударил ее ножом в спину, прикрываясь их нападением?

— Я должен был… но не смог… в любом случае она умерла…

— Ты лично видел, что она погибла?

— Она бы не выжила от полученных ранений.

— Ты видел, что она мертва? — еще раз спросил Ник.

— Нет. Проверить было невозможно.

— Тогда еще есть шанс, — Ник отпустил его, и Нерис повалился на пол. На смену злобе и отвращению пришла опустошенность и усталость.

— Ты действительно веришь в это? — спросил Нерис.

— А больше мне ничего не осталось! — силы покинули Ника, как если бы кто-то залпом выпил их из его тела, оно стало каким-то тяжелым и неповоротливым, он сидел на полу и смотрел на Нериса. — Одного не пойму, ты это сделал, чтобы потом счеты с жизнью свести?

— Нет, конечно.

— Тогда я не понимаю.

— Я и сам не понимаю, — Нерис дополз до ножки кровати и прислонился к ней, ему все еще было тяжело дышать, и говорил он отрывисто и глухо. — Когда погибла моя жена, со мной что-то произошло, мои чувства умерли вместе с ней, в буквальном смысле. Знаешь, это страшно, когда ты открываешь утром глаза и видишь все то же самое, но тебе все равно. Все равно, что кто-то жив или умер, убьешь ли ты кого-то, ни до чего и ни до кого нет дела. И лишь физические удовольствия ненадолго восполняют образовавшуюся пустоту. Но она их вернула.

— Кто она? — не понял Ник.

— Твоя подруга, Айра. Она сказала: «Будет тяжело и снова больно, но не отказывайся от этого дара.» Но я не знаю, как мне теперь с этим жить.

— Ты будешь жить! Хочешь ты этого или нет! Просто потому, что умереть я тебе не дам. То, что Совет сделал с ней, не должно остаться безнаказанным, и ты мне поможешь!

Нику было противно и одновременно жаль Нериса. Он прекрасно понимал, что ему выпал шанс заставить его играть на своей стороне и нужно его использовать, но он ненавидел себя за то, что даже в такой ситуации может думать лишь о мести Совету, мозг его работал отдельно, четко просчитывая все возможности.

— Я помогу! — ответил Нерис.

«Поздравляю, теперь у тебя есть глаза и уши в Совете!» — с грустью подумал Ник. — Дорого, однако, Нерис мне достался!»

— Ты должен вести себя, как прежде. Они ни о чем не должны догадаться! Иначе нам обоим конец.

Затем он помог Нерису подняться, хотя и сам чувствовал, что еле стоит на ногах.

Ник приготовил снотворное, и через несколько минут Нерис уснул. Ник боялся оставлять его одного, поэтому после того, как убрал все следы неудавшегося самоубийства, устроился рядом в кресле, но уснуть так и не смог. Разные навязчивые мысли лезли в голову, и ночь тянулась нескончаемо долго.

Сквозь волнами накатывающую боль чувствуется холод и сырость, куда-то тащат. Она с трудом приоткрыла глаза: на белом фоне движутся черные плащи, слышны нечеткие голоса. И снова забытье. Затем каменные стены, изредка мелькают зарешеченные окна, длинные бесконечные коридоры и снова пронзающая боль.

Очнулась Айра в небольшом замкнутом помещении. Уже наступила ночь, в узкое зарешеченное окно под потолком камеры заглядывали яркие звезды. Тусклый светильник в стене скудно освещал пространство. Она лежала на деревянной лавке, раны были обработаны и почти не болели, на них наложили свежие повязки, но встать Айра еще не могла. А вокруг растекалась густая темная энергия, и стало ясно, что здесь ее магия бессильна.

Наступило утро, оно сменилось днем, затем вечером. Скрипнул засов, дверь отворилась, вошел человек в черном плаще, лица которого под капюшоном было не рассмотреть, поставил на пол кружку с водой и хлеб и молча вышел. Перед походом Айра приняла снадобье, позволяющее не нуждаться в пище и воде несколько дней, но действие его подходило к концу. Еще два — три дня без воды можно будет продержаться, а дальше… Первое, что в таких случаях делали — подмешивали что-либо в воду. Она решила держаться, сколько сможет. Было ясно, смерти они ее не хотят, иначе убили бы сразу, а, значит, у них на нее иные планы.

На следующий вечер снова вошел человек, посмотрел на нетронутый поднос и вышел. Прошло еще несколько дней, и каждый вечер все повторялось.

В камере стояла мертвая тишина. Ни единый звук извне не мог пробиться сквозь толстые стены. В этой тишине Айра отчетливо слышала свои мысли. Порой они начинали казаться произнесенными вслух, порой кричали в ее голове. «Странно,» — подумала она. — «Неужели так сходят с ума?». И все мысли, как в калейдоскопе, сменявшие одна другую, стали сопровождаться непрекращающейся головной болью. Невыносимо хотелось пить. Было страшно и холодно.

Начал пробиваться очередной тусклый рассвет. И вдруг сквозь поверхностный сон Айра услышала, будто в камере кто-то ходит. Она с трудом открыла глаза и увидела на полу длинную худую крысу, шарившую в поисках еды. Крыса осторожно подошла к хлебу, обнюхала его, затем сунула свою узкую мордочку в кружку с водой, чихнула и резко отпрянула.