— Понятно, дорога дальняя, — закивал Меркфатис и прижал сложенные руки к груди. — Раз вы всё равно уезжаете, сделайте доброе дело, расскажите господину Картену, какая красивая и умная у меня дочь. Пусть обратит на неё внимание. Вам-то он уже ни к чему.

Никак не ожидавшая ничего подобного, Ника замерла, не зная, что сказать.

Приняв её растерянность за колебание, отпущенник с жаром зашептал:

— После расставания с вами господин Картен всё равно будет искать новую… подругу. А моя дочь вполне достойна ей стать. Она хорошо поёт, знает множество стихов. В красоте её вы сами убедились. Сварва хоть и девственница, как любит господин Картен, но знает, что нужно мужчине. Поверьте, господин Картен будет вам очень благодарен за такую рекомендацию. А если вам вдруг что-то понадобится в Канакерне, дочь всегда замолвит за вас словечко. Клянусь бездной Нутпена и молниями Питра, мы такой услуги не забудем.

У девушки едва хватило сил понимающе кивнуть. Несмотря на то, что картина прояснилась, и все кусочки пазла встали на свои места, она не испытывала от этого никакого удовлетворения. Стала понятна приторная любезность отпущенника, совсем не дешёвый пир и даже заботливо припасённый подарок.

Пока она, как курица с яйцом, носилась со своей аристократической честью, изо всех сил стараясь не уронить достоинство славного рода младший лотийских Юлисов, её давно уже зачислили в любовницы Картена. Причём, судя по всему, в одну из многих.

«Вот батман!» — Ника едва не выругалась от горечи и злости. Видимо, канакернцы слишком хорошо знают своего консула, чтобы поверить в историю с бескорыстной помощью дочери далёкого друга. По логике горожан, если она не привезла с собой кучу сундуков с разным добром, значит, расплачивалась с мореходом единственным имеющимся у неё товаром. М-да.

Лицемерие настолько привычно этим людям, что путешественница по наивности своей никогда бы не узнала об их истинном отношении к себе, если бы добрый папочка Меркфатис не озаботился судьбой созревшей дочки… Да батман с ними! Если бы не Румс. От одной мысли, что молодой человек считает её содержанкой, девушку передёргивало от отвращения, и возникало глупое стремление найти храброго десятника конной стражи и попытаться ему всё объяснить. Впрочем, понимание полной бессмысленности данной затеи помогло Нике быстро задавить это желание.

«Ладно, с волками жить — по волчьи выть, — подумала она, чувствуя, как высыхают слёзы от нахлынувшей злости. — Попробуем этим воспользоваться и кое-что выяснить».

— Я обязательно расскажу господину Картену о том, как добросовестно вы относитесь к своим обязанностям, — обернулась девушка к застывшему в напряжённом ожидании отпущеннику.

В глазах того мелькнула растерянность.

— Ну и о красоте вашей дочери тоже упомянуть не забуду, — успокаивая, улыбнулась путешественница.

Потом, наклонившись к нему и доверительно понизив голос, спросила:

— А с кем раньше… дружил господин Картен?

— Зачем вам это, госпожа Юлиса? — напряжённо хихикнул Меркфатис, вновь становясь похожим на Ивана Васильевича Буншу.

— Интересно, — пожала плечами Ника. — Насколько она хуже меня или вашей дочери?

Как и все невольники, отпущенник умел отлично притворяться. Но взвинченная, получившая ударную дозу адреналина, Ника без труда различала обуревавшие его чувства. Меркфатис колебался между страхом сболтнуть лишнее, опасением не угодить знатной гостье, на помощь которой он, видимо, сильно рассчитывал, и извечным желанием раба посплетничать о своих хозяевах.

— Если вы живёте в доме господина Картена, — наконец хмыкнул он. — То видите её каждый день.

— Кто это? — вскинула брови девушка.

Мужчинка вновь тоненько, по-козлиному захихикал, явно испытывая удовольствие от недоумения собеседницы.

— Мышь!

— Рабыня?! — ошарашенно вскричала путешественница.

— Ещё год назад она была дочерью свободного гражданина Канакерна, — усмехнулся Меркфатис и стал торопливо рассказывать.

— Её отец, Севрий Бутр Десфорт — рыбак из Рыбного места, три или четыре года назад взял у господина Картена деньги на свадьбу старшего сына. Но, видно, Нутпен не послал в его сети богатого улова. Пришло время отдавать долг, а нечем! Тогда он и послал свою дочь Пиррию к господину Картену отсрочки попросить. Вы же знаете его доброту? Господин Картен согласился и даже стал ей дарить подарки.

— Как же тогда она в рабство попала? — спросила девушка, живо заинтересовавшись увлекательной историей.

— По глупости своей, — насмешливо фыркнул отпущенник. — Болтать стала, будто так нравится господину Картену, что он её отцу весь долг простил. А вы же знаете, как сильна зависть человеческая? Другие должники господина Картена ворчать стали. У многих из них тоже молодые и красивые дочери выросли.

— О таких вещах лучше помалкивать, — хмыкнула собеседница, уже успевшая изучить характер канакернцев.

— Так и я об этом, госпожа Юлиса! — с жаром подержал её Меркфатис и тяжело вздохнул. — Может, всё ещё бы и обошлось. Но разговоры как раз перед народным собранием пошли, на котором господина Картена в городской совет собирались выбрать. А что это за консул, если им сопливая девчонка вертит?

Рассказчик ещё раз тяжело вздохнул.

— Господин Картен всегда поступает по закону и по справедливости. Вот, чтобы крикунам глотки заткнуть, он и взял в счёт долга Севрия Бутра его дочь.

— Что же он её дома оставил, а не продал куда-нибудь? — недоверчиво поинтересовалась Ника. Насколько она успела понять, супруга консула не производила впечатление полностью покорной мужу забитой супруги. Так почему же Тервия не только терпит в доме бывшую любовницу Мерка, но даже сделала её кем-то вроде личной служанки? Неужели в понимании свободной горожанки невольница настолько лишена человеческого облика, что недостойна даже ревности?

— Зачем? — искренне удивился Меркфатис. — Хорошую цену за неё всё равно не дадут. Да и отец Пиррии всё-таки гражданин, вдруг деньги на выкуп накопит, а дочь из города увезли. Кто знает, что люди тогда о господине Картене скажут? Опять разговоры всякие пойдут…

«Ух ты какая… сложная здесь политика, — подумала девушка с невольной завистью. — Вот бы там, дома, власть так боялась общественного мнения! Хотя город маленький, все друг друга знают без газет и телевидения. Не обманешь. Точнее труднее обмануть».

Путешественница поняла, что местные реалии открылись перед ней новой, неожиданной стороной. Впервые она почувствовала к канакернцам что-то вроде уважения. Не к чистому, благоустроенному городу, а именно к людям.

«Богатый папик даже любовницу заводит с разрешения народного собрания, если хочет стать консулом. М-да. Теперь понятно, откуда у Мыши такие шрамы. Хозяин учил язык за зубами держать. Нашёл за что наказать и выпорол от души, отомстил за нервотрёпку на выборах. Или госпожа Тервия отвела душу, изуродовав проклятую соперницу? Видимо, общественное мнение здесь не осуждает за такое. Суровая тут демократия. Но вроде никто не жалуется. Свободный город свободных людей. Рабы и метеки не в счёт».

— Интересные вещи вы рассказываете, господин Меркфатис, — отвлеклась Ника от своих размышлений.

— Так это всем известно, — мгновенно насторожившись, пробормотал мужчина, но всё же на всякий случай попросил. — Только вы, госпожа Юлиса, не говорите, пожалуйста, что услышали от меня.

— Ну, что вы! — деланно оскорбилась девушка. — Это будет наш маленький секрет. Вы так хорошо меня встретили, всё здесь показали, познакомили со своей красавицей дочерью.

— Спасибо за добрые слова, госпожа Юлиса, — растроганно пробормотал отпущенник, вытирая заблестевшие глаза тыльной стороной ладони.

Чуть склонив голову в прощальном поклоне, путешественница вышла во двор, переполненная самыми противоречивыми впечатлениями.

Влюблённая парочка уже ждала её у ворот. Риата с корзиной за плечами стояла в сторонке, наблюдая за молодыми людьми с явным неодобрением. Опасаясь вопросов, отвечать на которые не имела никакого желания, Ника тут же поинтересовалась у начинающего драматурга его творческими планами.