Вначале девушка решила, что это кто-то из артистов. Но по тому как бесцеремонно он прервал прочувственный монолог «царя Гпиара», поняла, что данный персонаж не имеет никакого отношения к искусству.
— Господин Гу Менсин, пора обедать.
Швырнув свиток на каменную скамью, бородач досадливо сплюнул и набрал в грудь воздуха, видимо намереваясь отчитать нахала, рискнувшего прервать репетицию, но вдруг резко передумав, с царственным достоинством качнул головой.
— Хорошо, господин Меркфатис.
«Сын Мерка, — удивилась про себя путешественница столь странному имени, — Точнее Мерков сын. Его папочка явно страдал отсутствием воображения».
— Госпожа Юлиса! — привлёк её внимание Гу Менсин. — Нас приглашают за стол.
Быстро оглядев актёров, Ника решила, что выглядят те как будто слегка удивлёнными, а самый молодой, отвечая на вопросительный взгляд приятеля, недоуменно пожал плечами. Не обращая на них никакого внимания, Меркфатис пересёк площадку, и низко поклонившись девушке, заискивающе проговорил:
— Прошу вас пообедать с нами, госпожа Юлиса.
Стараясь скрыть удивление, она поинтересовалась:
— А вы кто?
— Ванир Меркфатис, — ещё раз поклонившись, представился мужчина, не переставая приторно-слащаво улыбаться.
Почувствовав, что ответ не удовлетворил собеседницу, поспешно добавил:
— Я отпущенник моего благодетеля господина Картена. Приглядываю за театром.
«Так вот откуда такое дурацкое имя! — догадалась путешественница. — Вернее, фамилия, которую освобождённый раб получает по имени хозяина. Но если этот мужик тут главный, чем же занимается племянник консула?»
— А как же господин Приск Грок? — решила она тут же прояснить ситуацию.
Мужчина мелко, по-козлиному, засмеялся, невольно вызвав в памяти образ Ивана Васильевича Бунша в тот момент, когда он впервые уселся на трон в знаменитом советском фильме про попаданцев.
— Так ведь у него кроме театра дел в усадьбе хватает. И бывает здесь господин Приск Грок наездами, а я тут живу.
«Ай да Картен! — невольно восхитилась девушка. — Я думала, дядя весь театр на откуп племяннику отдал. А он тут своего человечка посадил, чтобы дело на самотёк не шло. Этот каждый обол из выручки пересчитает и хозяину доложит не из страха, а по велению холопьей души».
— Ну, что же вы, госпожа Юлиса? — нахмурился Гу Менсин. — Восславим Диноса и подкрепим наши силы!
— Благодарю, господа, — улыбнулась Ника. — С удовольствием!
Бородач хотел занять место справа от неё, но актёра довольно бесцеремонно оттеснил отпущенник, ясно давая понять, кто здесь главный.
За выступавшими с противоположных концов площадки стенами прятались проходы внутрь здания. Девушка с любопытством смотрела на протянутые верёвки, укреплённые на стене блоки и пару снабжённых рукоятками воротов, разглядывала декорации. Большое солнце из натянутого на круглую раму холста, выкрашенного ярко-жёлтой краской с редкими медными лучами. Так же сделанный полумесяц и пара туч. Ещё какие-то непонятные конструкции из деревянных планок и полотна. А то, что она приняла за занавес, оказалось грубо намалёванным полотнищем со снеговыми вершинами на горизонте. Судя по тому, что большая часть реквизита покрывал солидный слой пыли, пользовались им не часто.
За прикрывавшей дверной проём циновкой открылся зал с низким потолком и подпиравшими его редкими деревянными колоннами, кое-как замазанными извёсткой.
Между ними параллельно друг другу располагались два накрытых стола. Один поменьше, где на зеленовато-серой, застиранной скатерти красовалась разнокалиберная посуда: от массивного сосуда для смешивания вина, украшенного рисунком, изображавшим какой-то подвиг Карелга, до ярко начищенных медных стаканов. На втором, побольше, в живописном беспорядке стояли разнообразные чашки, плошки и кувшины, некоторые даже с отбитыми краями.
Преувеличенно суетясь, Меркфатис предложил знатной гостье занять табурет с сиденьем, прикрытым тощей выцветшей подушечкой. Сам уселся справа, а надувшийся Гу Менсин — слева. Прочие артисты направились к другому столу, где кроме них уже расположились семеро разновозрастных мужчин, с любопытством поглядывавших на Нику.
«Тесновато им там будет, — подумала она, но приглашать к себе, где места оставалось ещё более чем достаточно, не стала. — Кто знает, какие у них тут порядки?»
Едва все кое-как расселись, из дверей, ведущих во двор, показалась торжественная процессия. Три девушки несли по небольшой амфоре, а за ними рабы тащили на палке исходивший ароматным паром котёл.
Приветливо улыбаясь, юная красавица, лет пятнадцати-шестнадцати, в длинном жёлтом хитоне и с серебряными серёжками в аккуратных маленьких ушах с поклоном протянула Меркфатису полосатый сосуд. С поклоном приняв амфору, тот с нескрываемой гордостью продемонстрировал печать, отдалённо напоминавшую вставшую на дыбы букву «Z».
«Герсенское», — вспомнила путешественница уроки Наставника. Таким знаком отмечали свою продукцию виноделы южных провинций Империи. Не самый шикарный напиток, но для Западного побережья довольно дорогой.
«Чего это театральный сторож так расщедрился? — с настороженным недоумением подумала девушка. — И что за шоу он тут устроил? Я гляжу, местные звёзды тоже в шоке».
Артисты, действительно, как-то странно переглядывались между собой. А вот Ника, наконец догадавшись, едва не расхохоталась. Если судить по книгам, то именно так, с вноса в зал вина и изысканных яств, начинались многолюдные имперские пиры. Вот только там принято возлежать на специальных ложах, достать которые не успел даже расторопный Меркфатис.
Впрочем, не одна она оказалась такой умной. В глазах Гу Менсина вспыхнули насмешливые искорки, а губы скривились в с трудом сдерживаемой улыбке.
Тем временем девица в жёлтом хитоне с пышной копной волос, перевитых яркими лентами, раскладывала по тарелкам куски варёной рыбы с мелко нашинкованными овощами.
— Это Сварва — моя дочь, — представил её Меркфатис, аккуратно выливая тёмно-рубиновую жидкость в сосуд для смешивания. — Она красива, не правда ли, госпожа Юлиса?
— Такая дочь делает честь отцу, — козырнула путешественница кстати всплывшей в памяти фразой из какой-то пьесы.
Мужчина буквально расплылся от такой похвалы, усилив недоумение собеседницы. Её размышления прервал Гу Менсин. Почти вырвав из рук отпущенника серебристый ковш с длинной ручкой, он щедро разлил по стаканам разведённое вино, знаком предлагая сделать то же самое за соседним столом.
— Тосты у него получаются лучше, чем у меня, — шепнул девушке Меркфатис и вновь мелко, по-козлиному рассмеялся.
— Восславим Диноса за щедрый дар лозы! — чётко хорошо поставленным голосом пророкотал артист. — В котором дружный шум бесед и песен звук таится! Где спрятано веселье и задор! Там скуки и унынию приговор!
С этими словами бородач ловко брызнул несколько капель вина на утоптанный земляной пол и одним могучим глотком опустошил бокал под одобрительные выкрики приятелей.
Ника мысленно выругалась, всё-таки посадив на самый край платья тёмное пятно: «Дурацкий обычай! Тут и так со стиркой проблемы, а они ещё брызгаются, как дети малые!» Впрочем, на этот раз движение у неё вышло гораздо ловчее. В результате чего вино из стакана выплеснулось совсем чуть-чуть.
Промочив горло, девушка оглянулась на Риату, скромно застывшую у колонны и глотавшую слюни.
— Чего ждёшь? Садись где-нибудь и ешь. Рыбы в корзине тебе хватит, или ещё что-нибудь попросить?
— Ничего больше не надо, госпожа, — прекрасно зная, как её хозяйка не любит обращаться к кому-то с просьбами, заверила умудрённая жизнью невольница.
Следующим слово взял Превий Стрех. Точно так же, как его старший коллега, он гордо воздел глиняный стакан, едва не разбив его о низкий потолок, и разразился целым стихотворением.
Нолип, Динос — боги света за столом здесь собрались.
Оба в пламени повиты, дух в обоих огневой.
Оба жар приносят людям: тот лучами, тот вином.
Этот гонит сумрак ночи, этот сумерки души.