— Не переживай, добрый человек, — успокаивала его Китэрия. — Я не расскажу об этих сокровищах никому. Из-за них и так уже погибло много народу.

— Точно не расскажешь? — сощурился Деорак, и Китэрия горько усмехнулась.

С того самого дня как она в последний раз видела Таймара и слышала крики несчастной Алии, прошло уже много времени. В ту страшную ночь этэри не сомкнула глаз, ждала свою прислужницу, но так и не дождалась. Не пришла она и на следующий день и через неделю.

К ней приставили новых слуг. Работницы убирали её комнаты, чистили постель, приносили еду, но не общались с нею. Как бы ни старалась Китэрия разговорить служанок, ни к чему путному это ни приводило. Они просто-напросто не владели высшим слогом, на котором с ней изъяснялись князь и Алия.

Шли дни, складываясь в недели, этэри по-прежнему оставалась в неведении, жива ли её первая служанка и куда подевался князь, но за это долгое время она худо-бедно овладела грубым роглуарским наречием. Нещадно коверкая слова, Китэрия пыталась сдружиться с прислугой, но ни одна её попытка не увенчалась успехом. Она уже было отчаялась, поняв, что не заручиться здесь поддержкой, и вот в её клетку заявился гость. Да не просто гость, а начитанный (по роглуарским меркам, конечно).

Так изголодавшаяся по простому человеческому общению девушка попалась в ловушку. Деорак заморочил бедняжке голову, сетуя на чёрствость и безмозглость окружающих его людей. Но не смотря на свой лицедейский талант, он всё же должен был признать, что сын был прав — прекрасная чужеземка смотрит своими неземными глазами так, словно душу читает. Деорак не обладал звериным чутьём Таймара или тонкой валамарской восприимчивостью, но от него не укрылось, как чаровница хмурила свои вересковые бровки, размышляя, наверное, отчего такой замарашка, мог нести себя будто король?

Выйдя от Китэрии, император призадумался, стоит ли ему показываться этой фее на глаза ещё раз? Если Таймар прав, и она действительно может распознавать тайные механизмы, вращающие в сердцах людей ненависть, страх или любовь, то она рано или поздно поймёт, что он не за общением к ней ходит. Целый день император размышлял над тем, как заставить Китэрию откровенничать, пока его вдруг не осенила гениальная в своей простоте идея.

— Позови Истана, — велел он камердинеру, — да скажи, чтобы поторапливался, у меня к нему дело государственной важности.

Словно испуганные звери неслись, убывающие летние деньки, как только Китэрия заполучила в свое распоряжение частичку дома. Она не заметила, как короткое лето мрачных земель уступило место холодным месяцам. Кутаясь в покрывало, она часами просиживала у окна, вставая с первыми лучами солнца, чтобы подольше наслаждаться чтением.

С обшарпанных хрупких страниц в её убогое жилище сходили воины света, мастера, ученые, прекрасные девы и даже Боги в сопровождении ангелов Токейлы. Первый талмуд, что она сумела расшифровать, содержал в себе сказания прошлых лет, накопленные жрецами и простыми летописцами. В нем были притчи и легенды, а также правдивые истории из первых уст.

Китэрия прочла про первого изобретателя Янизи, который открыл валадий, а затем сказ о строительстве древнего храма, что в действительности служил лабораторией. Легенду о ясноокой Хэймун Язу, способной узреть ложь не только в словах, но и в мыслях человека. Видящая распознавала мельчайшие движения человеческих душ, безошибочно угадывая их сокровенные желания и побуждения. Истории о ней восхищали Китэрию, ведь она тоже пыталась развить свой талант пусть даже ценой позора.

Читая про Хэймун Язу, отдавшую свои прекрасные глаза цвета утреннего неба, чтобы не отвлекаться на посторонние образы и лучше чувствовать потоки людских мыслей и переживаний, Китэрия вспоминала посягательства князя и думала о том, что невинность не такая уж великая цена за знания. Потом она, конечно, стыдилась своих мыслей, едь Язу лишила себя зрения, чтобы усилить свой дар и служить Доли-Яо, а она чуть было не отдала честь, лишь за возможность взломать ларчик под названием княжеское сердце.

Китэрия оправдывала себя тем, что добытые ею знания крайне важны и ей неплохо удавалось морочить себе голову. Хоть этэри и была видящей, но свои собственные желания и потаённые мечты, двигавшие ею, распознавала не всегда.

Вдохновлённая историей про легендарную этэри она возобновила свои тренировки, старательно читая слуг, что заходили к ней по три раза на дню. Но все они были скучны и, в сущности, очень убоги, хотя лилулай и понимала, что их вины в этом мало. Не находя ни сопротивления, ни каких-либо скрытых намерений в душах служанок, похожих одна на другую, этэри начала утрачивать интерес к своим занятиям, пока однажды на пороге её кельи не возник парень с удивительно ясным и добродушным лицом, каких она в башне Страха ещё не встречала.

Случилось это через неделю после визита библиотекаря, и истосковавшаяся по обычному человеческому общению девушка даже обрадовалась этому новому лицу и живым лучистым глазам, взирающими на неё с удивлением.

Она встала с обитого меховыми шкурами кресла, где читала истории про Хэймун Язу и, отложив свою книгу, подошла к гостю. Китэрия уже привыкла, что все приходящие в её темницу люди, смотрят на неё с опаской, будто она чумная, но её новый визитёр испытывал смущение и восторг одновременно, чем немного развеселил этэри.

— Кто вы? — спросила она, улыбнувшись, но парень ей не ответил.

Он продолжал стоять как истукан, нервно теребя бархатный кафтан, расшитый красной шёлковой нитью.

— Ошиблись дверью? — попыталась пошутить Китэрия, видя, что молодой человек в замешательстве.

Но он и на этот раз ничего не ответил, правда очень энергично покачал головой, и Китэрия поняла, что дверью красавчик всё же не ошибся.

— Ожидали увидеть здесь кого-то другого? — начала догадываться девушка.

— Д-да, то есть нет… Не знаю, — наконец-то вымолвил свои первые слова гость.

— Так вы скажете мне кто вы? — снова улыбнулась Китэрия, которую растерянность парня начинала смешить.

— Я… Я… А вы? Кто вы?!

— Я скажу, если вы всё же представитесь, ведь вы не слуга, верно?

— Я… Я принц Истан Маелрах, — еле слышно проговорил гость, опуская при этом голову, будто мог оскорбить пленницу своей принадлежностью к семье Маелрахов.

— А я Китэрия лилулай, — отозвалась девушка, удивившись, что высокородный гость тушуется.

— Лилулай… лилулай… — завертел Истан знакомое слово на языке, — это на высшем жреческом слоге?

— Угу.

— Китэрия видящая? Что значить видящая, это какой-то клан? Вы колдунья?

— Нет, — усмехнулась девушка, — я — этэри.

— Этэри?! — взвизгнул Истан, неожиданно подпрыгнув, будто признание пленницы ужалило его. — Из самой Каовельи?!

— Из Тедьюри, — поправила его Китэрия.

— Но это в Валамаре, — протянул он так, будто сомневался в словах Китэрии. А потом удивил её, вылетев из темницы и, сшибив по дороге чугунную вешалку, на которую Алия вешала когда-то свой плащ.

Оставшись одна этэри из самого Валамара, в недоумении уставилась на захлопнувшуюся за Истаном дверь. От видящей, конечно, не укрылось негодование гостя, но она никак не могла понять, какое это имеет отношение к ней. Чем она могла вызвать у этого добродушного с виду человека такое чувство? Но долго терзаться догадками ей не пришлось, дверь её кельи отворилась, и в проёме снова показалась голова принца.

— Вы, правда, из Тедьюри? — дрожащим голосом спорил парень.

— Правда.

— А как вы к нам попали? — продолжил спрашивать принц, заходя внутрь и прикрывая за собой дверь.

— Я думаю, вам известны методы вашего старшего брата.

— Какого старшего брата? — не понял Истан, чем немного удивил этэри.

— Таймар Маелрах вам не брат?

— Вынужден признаться, что да, — поморщившись, сказал Истан. — Но он не старший, а младший.

— Что?! — только и выпалила Китэрия, глядя на холёное лицо расписного красавца, на его тёплые ореховые глаза, на гладко выбритые щёки подернутые румянцем, на ухоженные, коротко стриженные волосы пшеничного оттенка. — Что?!