Решив оставить её в своей башне, он усилил охрану, а к темнице поставил самых надёжных солдат, что ни раз доказывали свою преданность. И всё же собирался князь в дорогу с тяжелым сердцем, ни на минуту не забывая о том, что может лишиться и этой пленницы. Опасался князь не столько того, что Китэрия сбежит в его отсутствие, сколько её необъяснимого дара лишать благородных мужей воли и разума. После того, как он сам стал жертвой валамарки, одержимость Харуха больше не казалась ему чем-то странным. В этой девушке действительно было нечто сверхъестественное, чарующее и жутко притягательное. Она как чёрное зерно, проникающее в кровь, лишала рассудка. Магия её красоты безотказно действовала на мужчин, всецело завладевая их разумом, поэтому к её темнице он приставил солдат из особого женского гарнизона. Но даже этот манёвр не давал ему никаких гарантий.

Когда все необходимые приготовления были сделаны, и члены экспедиции лично предстали перед Таймаром на последнем совете, князь отдал приказ о выдвижении. Все незавершённые дела он оставил на нового капитана, велев продолжать поиски Нэвры.

Князь уезжал за виманой — за своей мечтой, ради которой пожертвовал лучшими солдатами, что бродят теперь неизвестно где, но ему казалось, что в действительности он отправляет себя в ссылку. Да так на самом деле и было, ведь он бежал, бежал от трудностей, с которыми столкнулся, привезя в дом чужестранку. Его пугало, что рядом с этой непостижимой женщиной он переставал быть тем, кем всегда являлся — кремнем, неприступной скалой, вихрем, сметающим своих врагов одним лишь намерением.

Не в силах признать поражения, услужливый ум Таймара завуалировал внезапную потребность ретироваться от позора, необходимостью вершить миссию по добыче виманы. И всё же в глубине души князь осознавал, что этот раунд он проиграл. И чем явственнее становилось это осознание, тем отчаяннее были его попытки компенсировать поражение какими-либо достижениями. Именно это желание толкало его подтвердить свою власть. Оно вело его во время подготовки к экспедиции на Кохару и оно же в конечном итоге изгнало Таймара из собственного дома.

И всё же он знал, что это ненадолго, не пройдёт и месяца, как он вернётся домой, но на этот раз уже победителем.

Императору страшно хотелось посмотреть на загадочную этэри из самого Доли-Яо, рассорившую Таймара с Харухом. Слуги шептались, будто князь держит её у себя в башне и не допускает к ней никого, кроме личной рабыни с Бычьего острова. Почему сын упрямился, не желая показывать свой самый ценный трофей, Деорак знал — Таймар был ревнив и не любил делиться игрушками. Вот только этэри не была игрушкой, а при грамотном обхождении она могла стать настоящим оружием, и Деорак даже знал, как именно с ней нужно обращаться. Но привез её не он, а взбалмошный Таймар. И если раньше император мог бы потребовать от сына повиновения, то в последние дни его мальчик живейшим образом демонстрировал свою приверженность к кровавой звезде.

Ещё никогда Таймар не вселял в подданных такого лютого страха. Сплетни, что челядь распускала о нём прежде, казались теперь детскими страшилками. Император в тайне ждал, когда же сын отбудет в Кохару, правда в то же время страшился отпускать его. Во-первых, Шема так и не выяснила как восстановить его утраченную защиту, а значит он всё ещё уязвим, а во-вторых, слухи дошедшие уже до ушей лордов были лишь слухами. Да Таймар подебоширил, да пришиб нескольких солдат (за дело) и замучил пару рабынь (не до смерти), но это и раньше случалось. Но вот чего раньше не случалось, так это неповиновения императорской власти. Таймар ясно дал понять, что не намерен показывать свою новую рабыню никому, пока не выяснит, какой такой силой та обладает.

Принц Дей-Айрака стращал отца байками о том, что его загадочная пленница башни может проникать в самые глубинные и потаённые чертоги души и вводить собеседника в ступор, из которого потом самолично не выбраться. Но Деорак подозревал, что она всего-навсего красивая баба, каких в Валамаре предостаточно, а они не хуже ведьм вводят молодых и горячих мужчин в ступор.

Сам он этэри не боялся, а потому изыскал способ повидаться с чужестранкой, но лишь после того, как Таймар отбыл в Кохару.

Деорак пришёл к Китэрии под видом старого библиотекаря, в засаленном жилете и надтреснутых окулярах. Ради этого визита он два дня не расчёсывал бороды и не мыл редеющие волосы, чтобы больше походить на простолюдина. Но Китэрия всё равно распознала в нем гордого уважающего себя человека. Это Деорак понял сразу. Правда девушке и в голову не пришло, что в её темницу наведался сам глава империи. Она, вероятно, решила, что причина столь высокого мнения о себе кроется в образованности её нового знакомого, ведь этим здесь не многие могли похвастаться.

— Человеков много, а вот людей среди них маловато, — сетовал Деорак, любуясь восхитительной пленницей своего сына и понимая, почему он так тщательно её скрывал. — Никто меня не понимает, голуба, не с кем разговоры толковые вести.

— Отчего так? — искренне удивлялась заморская дива, глядя на гостя своими умопомрачительными глазами, тронувшими даже заржавевшее сердце императора.

— Кастовая преемственность, душа моя, — пояснил Деорак. — Жесточайшая кастовая преемственность. У нас их всего шесть и только трём высшим дозволительно в институтах портки просиживать. Но, как ты понимаешь, в каждой нижележащей касте народу чуть больше, нежели в предыдущей, поэтому правители, высшие воинские чины и ученые вкупе — это лишь одна десятая полноправных граждан, я уж не говорю о многочисленных рабах.

— А другие три касты? — спросила этэри.

— А, — махнул рукой император, — купцы, мастеровые да земледельцы. Тоже люди нужные и чрезвычайно полезные, только вот для последних работы совсем мало стало, потому как земель плодородных у нас сильно поубавилось. Но император и им применение нашел, в свои подвесные сады работать отправил, да в егеря переучил.

— Подвесные сады? — заинтересовалась красавица, — Расскажите.

— Да нечего особо рассказывать, сады как сады, император в них диковинную зеленушку растит под стеклянными куполами. Она там лучше приживается, но правда на стол обычных подданных попадает редко.

— А что попадает на их стол?

— Всё что растет, бегает или плавает. Но беда в том, что этого всего не так много, потому оно под неусыпной охраной находится, чтобы особо шустрые добро казённое не растащили и по вздёрнутым ценам сбывать не надумали.

— Все ресурсы ваших земель принадлежат короне, да? — поняла смышлёная девица.

— Так-то оно так, но всё равно воруют вурдалаки проклятущие. Приходится вводить жёсткий контроль, все леса с дичью огораживать, егерей ставить на посты (они, правда, тоже воруют подлюки). Корона разрешения на охоту продаёт или дарит за особые заслуги, а эти холопы ею приторговывают исподтишка. Жизнь у нас суровая, голодная, тёмная, — проговорил Деорак, видя, как мрачнеет лицо валамарской жрицы, — но и в ней есть свои прелести.

— Не сомневаюсь, — протянула Китэрия, вздыхая, — вот только я их вряд ли увижу.

— Не грусти, ягодка, — улыбаясь протянул Деорак, — Я вот тебе принес что-то… — император протянул Китэрии довольно тяжёлый, холщовый мешок и подмигнул.

Весь это маскарад он проделал с одной только целью; подсунуть ей похищенные из библиотеки Янизи книги. А потом, как бы между прочим, обсудить их, выудив всю соль из священных трактатов.

Деорак знал, что жадные до знаний этэри, никогда не откажутся от такого щедрого дара, как древние манускрипты. Вот и эта жрица, запертая в чужом, хмуром краю истосковалась, по льющемуся будто ручей валамарскому слогу, да по мудрым речам, поэтому увидав стопку книг с родины, прослезилась. Деорак наплёл ей, что попали они к ним недавно, и будто бы князь ими хотел печь растопить, потому как некому их, видите ли, прочесть.

— Не говори никому, что я их тебе отдал, иначе мне голову с плеч снимут, — умолял император, протягивая этэри стопку вспученных от влаги рукописей.