Он склонился над нею, и девушку закружило в водовороте неведомых прежде ощущений. Как видящая, она получала бесценный опыт, но как молодая женщина — изнывала от муки, которою доставлял ощущаемый ею коктейль княжеских переживаний. Его сердце, несомненно, было самым мрачным и грубым из тех, что ей доводилось встречать прежде. И всё же этэри не спешила судить этого воина, ведь она совсем не знала роглуарцев. В конце концов, они не виноваты в том, что на их круг снисходит так мало света. Да и сама она когда-то была такой же. Да, это было несколько жизней назад, но ведь было же.

Таймар сосредоточенно разглядывал её лицо, склонившись настолько близко, что его дыхание раздувало ей пряди волос. Чернота, смута, жестокость правили в его душе, но было там и кое-что ещё, нечто непознаваемое юной лилулай, нечто противоречащее всему его образу. И как поняла Китэрия, она единственная могла видеть в нём это нечто. Даже сам князь не ведал, что зиждется во владениях его собственной души.

Она не стала отвечать на его вопрос, а лишь отвернулась, чтобы не видеть страшных темно-зеленых глаз и не чувствовать так остро его гнев. Но он не отставал. Неожиданно деликатно, словно обращаясь к муэ выше себя по происхождению, он взял двумя пальцами её подбородок и развернул к себе.

Лицо его оказалось так близко, что лилулай увидела, как сверкнула в правом ухе воина крохотная красная искра, и затаила дыхание.

— Я понимаю, что тебе неприятно смотреть на мое лицо, ведь вы считаете нас безобразными обезьянами, — начал он, и Китэрия ощутила, как его злоба сменила окрас. — Но меня мало волнует твоё мнение. Ты пленница, а пленники не выбирают на кого смотреть. Я перестану мучить твои глаза, если ты просто ответишь мне, как посадить виману?

Таймар, наверное, немало удивился бы, скажи ему Китэрия, что она не считает его безобразным. Да, он не казался ей красавцем, его резкие, словно мотыгой вырубленные из камня черты были нарочито грубыми, к тому же его сильно уродовал шрам, рассекающий бровь и нижнее веко. И все же поросшее угольно-черной щетиной лицо воина не было отталкивающим, как и его хриплый, утробный голос, которым он при желании мог и загипнотизировать. Китэрия никогда не встречала таких как он и, несмотря на то, что сам воздух близ этого человека был смертельно опасным, она не могла побороть любопытства и всё же подняла не него взгляд.

— Я не знаю, как посадить корабль, я же не пилот, — прошептала она, дрогнувшим голосом.

Таймар смотрел на неё в упор, буквально всверливая свой темный, отливающий металлом взгляд, под которым бедная девушка плавилась, как весенний снег.

— В следующий раз будем избирательнее в выборе пленных, — проговорил он, выпуская её подбородок.

— Следующего раза не будет, — произнесла этэри как можно равнодушней. — Корабль разобьется, и мы все погибнем.

— Ну так сделай что-нибудь чтобы этого не случилось! — в сердцах гаркнул князь.

— Зачем? — спросила девушка, в глубине души испытывая жалость к этому сильному мужчине, который не знал, что такое смирение.

— Послушай, вам всем действительно не так уж хочется жить, или вы умело прикидываетесь?

— Жить хотят все.

— Ну так помоги мне!

— Не могу.

— А точнее не хочу, — понял князь, глядя на неё с осуждением.

— Сейчас это одно и то же.

— Так! Я понял! Пошла запредельная философия, а мне не до этого.

Китэрия посмотрела на краснеющее от злобы лицо Таймара, на его глубокие малахитовые глаза, на тонкую полоску плотно сомкнутых губ и вздернутый, чуть раздвоенный подбородок, посмотрела так, как смотрят в лицо смерти, и улыбнулась. В тот момент её словно волной накрыло облако тревоги. Оно исходило откуда-то сбоку и оказалось настолько сильным, что этэри не удержалась и повернула голову. Там сидел похитивший её Харух. Он хмурил брови и нервно покусывал грязные ногти. Капитан неустанно и что особенно удивляло, ревностно следил за допросом.(друзья, эта книга уже завершена и полная версия пленницы тирана опубликована на сайте автор тудей. Там она тоже бесплатная. В связи с новой политикой литнета я перешла на автор тудей и все свои новинку теперь буду выкладывать там).

Китэрия прикрыла глаза и отвернулась, чтобы не осквернять своё лицо назойливым взглядом этого монстра. Она постаралась абстрагироваться от того ужаса, что её окружал. «Если это последние часы моей жизни, — наставляла она себя, — то провести их я должна в благости или по крайней мере в гармонии с собой, хоть роглуарский воздух и не позволяет этого сделать».

Вскоре события, разворачивающиеся на корабле, перестали волновать этэри. Перед внутренним взором девушки возникали, сменяя друг друга, картины прошлого: её инициация и посвящение в этэри красного храма Пироп, её первые знаки на теле, которые нанесла лично Ерика, обучение, сёстры и первая поездка за границы Тедьюри. Она вспоминала храм Авадитты, квартал художников, где один из мастеров запечатлел её красоту в своей картине, и, конечно, Янизи. Воспоминания были невероятно живыми и красочными, и, если бы не рана, она позабыла бы, где находится. Но вот и в границы её внутреннего мира ворвался хаос, разметав все образы былой жизни.

Таймар, сидевший у штурвала корабля и, видимо, немного освоившийся, направлял его прямо в бушующие воды черного океана. А когда борта виманы встретились с неистовыми волнами чужого мира, её тряхануло с такой силой, что все попадали кто куда. Последнее, что видела Китэрия в своей недолгой жизни, было искаженное страданием лицо Нэвры. Затем девушку швырнуло в хвост виманы и Китэрия, которой не за что было ухватиться, полетела следом за ней.

События во второй части, повествующие о разных персонажах, могут немного расходиться во времени.

Огайра не был дома уже больше двадцати лет. Не видел ни сестры, ни матери и даже не знал, живы ли они теперь. Их пещера в самой высокой части горы, где он некогда играл с Изуми в колдовские прятки, могла уже и обвалиться, но маг всё же спешил повидать малую родину, надеясь застать хоть кого-то из сородичей.

На его счастье ни родной дом, ни семья не пострадали, и, судя по обустройству жилища, достаток не обошёл красавицу Изуми стороной. Огайра страшился того, что по его вине на семью наденут саван отчуждённости, ведь опустившись до столь скотского состояния, которое опрокинуло его в нижний круг, он и на близких бросил тень.

Так казалось магу не смирившемуся со своим падением, но не супругу его сестры, предсказателю Сичирру. Он был славным и талантливым малым, прибывшим из долины Нувэй в Лунные пещеры незадолго до исчезновения Огайры. Сичирр стал присматривать за оставшимися без защиты женщинами, одна из которых была слишком юна, а вторая уже немолода. А пять лет назад, когда Изуми вошла в возраст, предсказатель взял её в жены и теперь жил в доме Огайры.

Маг с тоской наблюдал, как новый мужчина его семейства брался за ту работу, которую полагалось делать ему. Но Огайра не мог не признать, что если бы не Сичирр, у него вообще не осталось бы близких в Валамаре.

Так или иначе, а всё же приятно было навестить старую мать и всё такую же смешливую и ласковую сестру, по-прежнему любящую его.

— Все совершают ошибки, брат, — говорила она, пытаясь утешить Огайру. — К тому же ты не виноват, ведь это женщина, сошедшая с ума от любви к тебе, послушалась какую-то ведьму и подсадила тебя на дурман. Не вздумай она привязать тебя к себе, ничего этого не случилось бы.

Огайра кивал головой, не желая спорить с Изуми, но где-то в недрах своей души понимал, что и его вина во всей этой истории была, и немалая. Ведь он видел, что Кара, прибывшая из Барвирии и воспитанная по другим законам, увлеклась им. Если бы Огайра постарался объяснить девушке, что не пара ей, то всё могло бы сложиться иначе. Она не отыскала бы ведьму, научившую подсыпать возлюбленному дурман в питьё, и не сделала бы из подающего большие надежды мага жалкого раба страсти.