— Ясно, — недовольно процедил Таймар и, последний раз зыркнув на воровскую бестолочь, предупредил о том, что не потерпит глупостей.

Князь улёгся на импровизированную лежанку из куртки и заплечного мешка и попытался уснуть, но опять безуспешно. Он поворачивался с одного бока на другой, пробовал лежать на спине, но так и провалялся, глядя в потолок, пока первые лучи светил не показались в мутноватых стёклах их приюта.

Таймар слышал, как заворочался Огайра, как, хрустя суставами, потянулся, встал с лежанки и подошёл к окну. Князь приоткрыл один глаз и увидел, как маг что-то высматривает через немытое стекло. Ему стало интересно, как Огайра поступит дальше, поэтому он снова прикрыл глаза и прикинулся спящим. Маг взял со стола бутыль с недопитым мёдом, отхлебнул глоток и подошёл к князю. Он навис над ним, затаив дыхание, Таймар чувствовал его присутствие даже с закрытыми глазами.

— Думаешь, не стянуть ли у меня камень и не сходить ли к жрицам в одиночку? — приоткрывая один глаз, полюбопытствовал князь.

— Именно, — не стал уворачиваться маг.

— Не пойдёт, — Таймар резко сел, покачав головой.

— Здесь тебе не далёкая, затерянная в степи обитель, — тихо проговорил маг. — Это культурный город, повидавший на своём веку больше путников, чем ты вшей в собственной шевелюре выловил. Они раскусят тебя.

Князь спорить с магом не стал, просто поднялся, отломил краюху хлеба, прожевал, запил чрезмерно сладким на его вкус мёдом и вышел на улицу, предварительно наказав своим людям, сидеть в убежище.

Три светила уже стремились к своей наивысшей точке, но пока не достигли её, а потому не палили, и в воздухе ощущалась приятная, ещё не отягощённая духотой свежесть. Таймар потянулся.

— Пойдём, навестим жриц Любви, — проговорил он. — Обещаю добросовестно исполнять роль молчаливого брата из Ордена безъязыких.

Маг обреченно покачал головой и махнул в сторону улицы, с волшебными деревами.

Шли молча. Огайра размышлял над своими дилеммами, а Таймар просто разглядывал чудаковатые дома странной обтекаемой формы, их крохотные балкончики, увитые цветами, резные хрустальные арки, стоящие посреди аллей исключительно ради красоты и конечно валамарцев. Они были особенные, вроде та же пара глаз, ушей, нос, губы, конечности, но их сочетания были иными, более мягкими, что ли, одухотворёнными, словно не отягощали их заботы и беды, словно этот народ жил в свету Богов, в то время как роглуарцы в их тени.

— Что призадумался? — Огайра неожиданно оторвал князя от его занятия. — Размышляешь, почему вы не можете быть такими же миролюбивыми?

Насмешливый тон мага Таймару по душе не пришёлся, но он не стал показывать своего раздражения.

— Наш Галор похож на них.

— Есть немного.

— Я не хотел бы стать таким же восторженным идиотом.

Огайра хмыкнул, тряхнув головой, но больше ничего говорить не стал, поняв, что тема исчерпана, и ему не удастся сделать из второго сына Деорака такую же марионетку, какую он сотворил из первого. Да и некогда было болтать, они подходили к невероятному сооружению из розового хрусталя. Высота его была такой умопомрачительной, что с небольшой площади строение оказалось трудно разглядеть. Но всё же Таймар заметил, что вершина пирамидального святилища украшена искусной резьбой и к тому же полая.

— Ночью они зажигают там огонь, — пояснил маг, видя, куда направлен взгляд князя.

— Красиво, наверное.

— Не то слово. Свет разливается вниз, освещая всю резную поверхность храма, и тогда он начинает играть по-новому.

— Надо было всё-таки наведаться сюда вчера ночью.

— Всё! Помалкивай! — цыкнул Огайра, подходя к ступеням храма.

Таймар с превеликим удовольствием вошёл в роль «молчаливого брата Барвирского ордена защитников» и ступил на священную территорию, неожиданно испытав какой-то странный утробный импульс сбежать прочь.

Остановившись всего на миг, он взглянул в затуманенное пространство внутреннего зала и перешагнул порог. Здесь, как и в храме Рамии, тоже курились благовония, но аромат их был иным: лёгким, нежным, расслабляющим. В центре огромного сверкающего под тремя светилами купола висела без каких-либо креплений, а прямо так в воздухе люстра на тысячу свечей, но не восковых как у него дома, а волшебных, сверхъярких, отливающих синевой.

Зачем и без того светлый храм с полупрозрачными стенами облагораживать ещё и этими светильниками, Таймар не мог вообразить, но, наверное, валамарцы так показывали свою любовь к Богам. Они вообще не привыкли жить впотьмах, они любили свет и саму идею света, это Таймар понял, когда стоял на вершине холма и смотрел на Хрустальный град и долину Нувей издали. Любила свет и Авадитта, судя по тому, как рьяно ласкали её мраморное тело синие лучики волшебных ламп. Идол Богини был по обыкновению украшен цветами и обычными свечами, источающими живой огонь.

Посетителей в столь ранний час в пирамиде почти не было, служба, по словам мага должна была начаться через полчаса. Лишь две девушки молились Авадитте стоя на коленях у её идола, да одна жрица, расставляла новые чаши с благовониями.

Вошедших мужчин заметили сразу, возможно они не были тут частыми гостями, всем известно, что этой Богине поклоняются в основном представительницы слабого пола. Высокая, чуть ниже самого Таймара женщина отставила курительницы и поспешила навстречу им, пристально изучая вошедших проникновенным, угадывающим все потаённые мысли взглядом. Таймар поёжился. По его телу прошёлся жар разрежения. Но когда женщина оказалась подле него, князь решил не испытывать судьбу и сделал вежливый кивок несмотря на то, что всё его естество бунтовало против такого раболепного преклонения.

— Приятно видеть ваше почтение перед силой нашей Богини, — раздался около уха князя чуть хрипловатый, грудной голос, от которого у молодого мужчины пробудились мурашки на всём теле.

— Любовь — величайшая сила, с которой невозможно не считаться, — сладенько пропел Огайра. — Даже Высшие не в силах противостоять ей, что уж говорить о нас — простых смертных.

— М-м-м, вы, положим, не простой смертный, — прикрыв удивительные, золотистые глаза, проговорила жрица. — А ваш спутник?

— Оу-у, он человек, член молчаливого братства из далёкой Барвирии, — поспешил заверить Огайра. — Его направили к вам с поручением.

Маг толкнул князя в бок, и тот, выудив свёрток, данный ему в храме Рамии, протянул жрице. Она осторожно взяла пергамент двумя ухоженными пальчиками с хищными коготками и сломала печать. Пробежав послание быстрым взглядом, жрица улыбнулась, задумалась на миг, а потом предложила гостям следовать за ней.

Они миновали кумир Авадитты и зашли в потаённую дверь. Там оказалось небольшое помещение, напоминающее алхимическую лабораторию. Среди сотен скляночек, разноцветных пузырьков со светящейся жидкостью и всевозможных трубок, маг с князем нашли умопомрачительное создание ростом с двенадцатилетнего ребёнка. Хозяйка этого пространства сидела на крутящемся стульчике и капала волшебный раствор на камень, тот шипел и плавился, а потом стекал на подставочку. До невозможности милое создание в бело-розовой тунике улыбалось, глядя на «каменные слёзы», и улыбка её была такой детской и нежной.

— Муэ Амила, — поклонилась их сопровождающая, — к вам просители.

Годи, как теперь мог понять Таймар, оторвалась от своего разрушительного занятия и крутанулась на стуле. Князь коротко кивнул ей. Был ли это непроизвольный жест, уберегающий от гипноза странных очей незнакомки или же интуитивный порыв, Таймар сказать не мог, но он не уберёг его от чар присущих жрицам Авадитты.

Маленькая женщина приблизилась к Таймару и посмотрела в его глаза снизу вверх. В эту минуту случилось странное: узенькое личико, увитое белокурыми барашками кудрей, вдруг оказалось на уровне княжеского, а энигматические глаза словно бы выместили из поля Таймарового зрения всё, кроме их странного хамелеонового перелива. Он смотрел в них и никак не мог понять, какого они цвета. И так эта тайна захватила его, что все прочие думы буквально вышвырнуло из головы, как ненужные.