— Да исполнится!

Сичирр опустил голову, не найдя что ещё ответить, ведь в предсказании не было сказано, чем именно грозит человечеству возвышение Таймара.

— Что же делать?! Что же нам делать, бесы возьми этого проклятого сосунка родившегося с мечом в зубах? — взвыл маг, нервно зашагав по пещере.

Он ходил взад и вперед, изредка поглядывая на Луну, на сверкающее внизу озерцо и беззаботно щебечущих ночных птиц, даже не подозревающих, что в один злосчастный миг всё это может просто исчезнуть, если он, Огайра, быстренько не придумает что делать с князем и его загадочным папашей.

Маг думал, напряженно ворочая извилинами, будто гирями и кажется уже начал нащупывать направление верных мыслей, как вдруг его руку обожгло нестерпимо острой болью. Он закатал рукав халата и увидел, как его метка кровоточит и шипит от нарастающего жара.

— Что такое? — встревожился Сичирр.

— Вот паскуда, мать его возьми!

— Да что, что такое-то? — вскричал ничего не понимающий Сичирр.

— Этот урод вляпался в переделку! — прохрипел Огайра, задыхаясь от боли. — Руку даю на отсечение, он устроил в Хрустальном граде переполох и возможно даже убил кого-нибудь. Гаденыш, чтоб его….

Изо рта мага вдруг посыпалась такая невозможная брань, что Сичирр остолбенел, не представляя даже что могли значить заковыристые выражения, которым Огайра научился в Роглуаре. Предсказатель хватался за голову, боясь, что сейчас на крик сбегутся женщины и увидят своего родственника таким, каким его, наверное, ещё никто никогда не видел.

— Огайра! Огайра, тише, — просил он, стараясь угомонить воющего от гнева и боли мага, но тот не слушал, он зажимал горящую руку и продолжал сквернословить.

— Что тут происходит? — раздался за их спинами испуганный голос Изуми.

— Золото моё, прошу, иди к себе, твоему брату просто немного…

— Немного?! — вскричала Изуми, подбегая к стонущему на все голоса Огайре. — Дай мне посмотреть, — велела она, — дай же!

Изуми дернула на себя залитую кровью кисть брата и увидела, что метка не просто кровоточит, она горит, сжигая Огайру изнутри.

— Плохо дело, — констатировала девушка. — Хватай его за ноги, и понесли в спальню, — велела она мужу.

Когда они вносили его в комнату, мать Огайры, тоже услышавшая крики сына, уже ждала их.

— Быстрей, быстрей, — торопила она. — Кладите его здесь. Да, вот так… хорошо. А теперь, Изуми, беги в травню и принеси гвоздики, синего порошка, что на верхней полке, агурита, мраги, немного золотой пудры и мой тигель.

— Это кровная метка? — задыхаясь спросила Изуми. — Он в беде?

— Да, девочка, поторапливайся.

Изуми ушла, а мать Огайры принялась читать над ним заклятье, водя тонкими исхудавшими руками над вздрагивающим телом сына. Маг немного успокоился, трясти его не перестало — метка все ещё кровоточила, но ругаться он прекратил.

— Никогда не видел его в таком состоянии, — прошептал Сичирр.

— Ещё бы, не каждый день встретишь мага, сопротивляющегося кровной клятве.

— Не понял… — проронил Сичирр, но пояснений не услышал — в комнату зашла Изуми с огромным подносом, на который навалила всё, что велела принести мать.

— А, девочка, молодец. Давай-ка, подержи его немного в забытьи, пока я настой готовлю.

Изуми поставила поднос и сменила мать, которая тут же принялась потрошить коренья и травы, засыпая их порошками и заливая шипящими микстурами. Она толкла и мешала всё это варево в своем тигле и приговаривала колдовскую мантру, то и дело поглядывая на Огайру.

— Что имела ввиду твоя мать, когда сказала, что он сопротивляется кровной клятве? — спросил Сичирр жену.

— Не знаю, — ответила она, с трудом удерживая, мечущуюся из стороны в сторону голову брата.

Когда настой для примочек был готов, мать отпустила дочку и натёрла им руку сына. Метка перестала кровоточить, но горение, судя по стонам мага, все ещё продолжалось.

— Не знаю во что Огайра опять влип, но на этот раз он действительно может плохо кончить, — со вздохом проговорила мать, отставляя в сторону тигель.

Огайра пролежал в агонии пару часов, а потом жар как рукой сняло. Маг открыл глаза, и были они ясными, но утомленными.

— Живучий гад, — проговорил он непонятное и встал с койки так легко, будто не колотило его только что как прокажённого.

— Объясни мне, сын, я имею право знать, — обратилась к нему матушка.

— Когда я оказался в Роглуаре, — нехотя заговорил маг, пряча от родственников глаза, — один человек помог мне избавиться от зависимости. Я пообещал ему, что выполню его желание.

— Дав кровную клятву?! — воскликнула Изуми.

— Я был очень плох, к тому же разбит и унижен тем, что меня выслали из Валамара. Первое время я надеялся на помощь Вольгера, но не сумел его отыскать. Мне тогда казалось, что хуже уже быть не может…

— Но оказалось, что может, верно? — сказала Изуми. — Кем был человек, которому ты дал клятву.

— Императором Дей-Айрака.

— Огайра! — воскликнула мать, прикрыв ладонью рот.

— Да, да, да я позор своей семьи…

— Решил исправить это, принеся себя в жертву? — поняла мать.

— Нет, это я уже исправить не могу, но кое-что другое всё же попытаюсь.

— Желание Деорака имеет отношение к Таймару, — начал понимать Сичирр. — Ты связан с ним!

—М-м-м-м… — промычал Огайра неопределенно.

— Связан, связан, не отпирайся. Иначе как бы ты понял, что этот изверг что-то устроил в Хрустальном граде?

Огайра повернулся лицом к Сичирру, и тот увидел, что его чистые голубые глаза, блестят от слёз, а красивые тонкие губы изогнулись в горестной усмешке.

— Я делал много глупостей, Сичирр, забыв наставление Вольгера. А ведь он предупреждал, что глупость — это самое дорогое в жизни, потому что плата за неё всегда непомерно высока. И сейчас мне страшно, очень страшно, но не за себя…

— Боишься за дочь, которую оставил в Роглуаре? — предположил Сичирр.

— Да, — признался маг и, прикрыв глаза, вспомнил лицо Юны.

— Хочешь предотвратить пророчество, — понял Сичирр.

— Послания всегда приходят вовремя, — печально взглянув на родных проговорил маг. — То, что ты узрел в чертоге Луны, предназначалось не для тебя, а для меня, Сичирр. Боги знали, что я вернусь домой, и подготовили тебя к моему приходу. Более того, они припрятали в мой рукав козырь, — он, усмехнувшись, показал всем кровную метку. — Это же очевидно! Они хотели, чтобы у нас была связь с князем. Мы не можем позволить ему вернуться домой в полном здравии. Мы вообще не можем ему позволить вернуться! Таймар должен либо погибнуть, либо стать пленником Валамара.

— И ты готов за это жизнью заплатить?!

— Своей да, но не жизнью дочери. Она ещё совсем ребенок, и вообще это подло — заставлять детей расплачиваться за свои ошибки. Но если я не исполню обещания и не верну домой сына императора, он, чего доброго, решит отыграться на моей девочке.

— И что же ты собираешься делать?

— Юну надо спрятать, а Таймару позволить умереть, — тихо проговорил маг.

— То есть сами мы его… Ну это…

— Я не могу его убить из-за клятвы, — пояснил Огайра. — Деорак ясно дал понять, что я должен вернуть наследника в Роглуар, да не просто вернуть, а целым и невредимым. Я прежде не отдавал кровные долги, но что-то подсказывает мне, что метка просто не позволит причинить ему вред.

— Более того, — вступила в разговор мать, стоящая всё это время в стороне, — она вынудит тебя спасти князя, если ему будет угрожать опасность.

— Даже ценой собственной жизни? — уточнила Изуми.

— Даже ценой жизни, — кивнула мать.

Огайра вздохнул, устало облокотившись о косяк.

— Позвольте мне побыть одному, — попросил он.

— Конечно, — грустно прошептала Изуми, выпроваживая всех за дверь.

Огайра подошёл к окну, уставился вниз бессмысленным взглядом, а потом и вовсе закрыл лицо руками. Его худые плечи слегка подрагивали, а полы халата колыхались. Маг оплакивал свою глупую незадавшуюся жизнь, которая так многообещающе начиналась.