— Можете не гнуть спины, — тоже поднимаюсь со своего стула, чтобы взять поднос со снедью и покинуть смущённых моим присутствием людей. — Я не из чванливых благородий, мне с лихвой достанет и обыкновенной вежливости. И не забудьте вчетвером составить описание того вымогателя. Хочу узнать, в каком отделении и под чьим начальством работает такой умник. Каждый «герой» нуждается в, хех, «награде».

— Что касается тебя, — перевожу взгляд на Одри. — Не торопись вести всех встреченных людей в дом. Нынешняя Империя довольно опасное место. Не в обиду нашим сегодняшним гостям и твоим завтрашним коллегам, но многие мошенники и бандиты любят пользоваться чужой добротой и жалостью. Использовать в качестве наводчиков внешне беззащитных сообщников или даже детей — тривиальный ход. Местные отбросы уже учёные, — при воспоминании о визите к Безухому (до знакомства с Яцу у него была какая-то другая кличка) — ростовщику и по совместительству главе небольшой банды хамоватых коллекторов-вандалов — а потом и его боссу, на моём лице мелькнула кривоватая усмешка. — Но мало ли в Столице залётных ухарей?

— Я знаю, госпожа, — по лицу девушки пробежала тень. — Ведь от одного из таких… людей вы меня спасли. Я не такая доверчивая, как кажусь.

Попрощавшись с продолжившими свои посиделки слугами, уже покинув комнату, краем уха слышу:

— Вот видите! Госпожа Куроме очень хороший человек. Нас с Джимом она и в самом деле спасла. Меня и вовсе считай, что дважды. От… плохого человека и от нищей доли. Правда, Джим?

— Да, — выдохнул мужской бас, иногда коверкая — уже не так сильно, как раньше — ударения и согласные на южный манер. — Бещиньцев с Юга не любят в Стольице. Особо таких худых холодранцев, как я был. По эту пору не верю, что менья с трущоб вытащили.

На самом деле решение принять на службу синеглазую брюнетку и немолодого южанина являлось отнюдь не спонтанным. Вернее, у меня имелось желание помочь юной сироте, угнетаемой мудаком-дядюшкой, унаследовавшим их семейное кафе после того, как родители несовершеннолетней Одри погибли в нехорошей истории с буйными посетителями-«типа революционерами». Это его она назвала «плохим человеком». Ну а второе «спасение» — это принятие на работу: всё же мудак-дядюшка оказался тем ещё «бизнесменом» и набрал долгов под залог полученного в наследство заведения.

Также мне мимолётно захотелось вытянуть из нищеты голодного и нездорового мужчину под сорок с виду, встретившего «беззащитную девчонку», по его мнению, случайно забредшую в трущобы и, не требуя ничего взамен, решившего сопроводить её в более безопасные кварталы. Он даже поколотил какую-то не в меру любвеобильную пьяную шваль…

Тем самым спасая той жизни.

Однако наняты на работу эти двое оказались лишь после многочисленных проверок. И не в последнюю очередь из-за испытываемой благодарности, которая снижает вероятность предательства. Скорее расчёт, чем доброта.

Но что ни говори, а когда тебя искренне считают хорошим человеком, пусть и не совсем заслуженно — это приятно.

В приподнятым настроением хватаю по дороге газету и, снова расположившись в кабинете, начинаю знакомиться с прессой под новую порцию выпечки. Кто-то оскандалился, кого-то арестовали, кого-то убили. Скука.

О, а вот это интереснее: «Новое чудовищное преступление революционной банды Карателя! Кровавое нападение на элитный закрытый клуб!»

«Ну-ка», — мысленно хмыкнула я, с интересом всматриваясь в строчки с описанием похождений одной из косвенно подконтрольных мне организаций народных мстителей.

К революционерам, несмотря на то, что в камеру смертников он угодил именно по этому приговору, бывший офицер армейской разведки относился постольку поскольку. Но оставим это на совести журналистов данной, в меру жёлтой газетёнки. Из мысленного общения со Счетоводом во время своего вынужденного отдыха на нарах я знала, что именно он — через посредников, конечно — поделился с Идзумо и его парнями информацией по очередному чёрному борделю, где любили развлекаться мешающие нам персоны. В этом свете было любопытно: выплывут ли крупицы правды о гнилой сути «элитного клуба» наружу. Всё же газета не правительственная.

«Чудовищное преступление, бла-бла-бла… Лучшие люди оставляют Империю, бла-бла-бла… Славная история и древние традиции, бла-бла-бла… — угу, знаем мы, какие они славные. Потомственные практики эрогуро, чтоб им червями переродиться! — Скорбящие родственники… Некролог… Принято решение создать памятный мемориал. Он будет расположен…»

— Каких людей погубили! — иронично хмыкнула я, отпив чая и сцапав новую булочку. — Чего бы и не поставить мемориал, хех, героям? Это вам не всякая там солдатня и тем более бойцы разведки.

Собственно, разведчикам и диверсантам, к коим относились и погибшие члены Отряда, памятники не положены — разве что на территории Базы нечто такое разместить. Но за солдат, погибших во время Южной кампании, всё-таки обидно. Там сражались и такие, как знакомый мне весёлый капитан штурмовиков, который «Мы сражаемся за любовь!», «Пацан, девка… один хрен, если в задницу!» и «Если тёплая — значит живая!», который воевал, чтобы не стать преступником и маньяком на «гражданке».

Такие люди могут приносить пользу обществу, но вряд ли кто-то прольёт по ним хоть слезинку.

Но в большинстве своём солдатами являлись обычные люди с друзьями, родственниками и любимыми, которые их так и не дождались. Раз уж живых калек — раненых в бою или лишённых кистей «добрыми» южными пленителями, которые с удовольствием проявляли «милосердие», отпуская таких вот безруких — «оптимизировали», оставив почти без пенсии, то хоть мертвых бы почтили.

Но нет. Благородные любители поиграть в Джека-Потрошителя, конечно, заслуживают этого больше.

Надо потом с Будо поговорить: у него, вроде, есть влияние на нового министра обороны. Да и сам командующий много чего может сделать… если захочет. Но памятная табличка или небольшая добавка к содержанию солдат-инвалидов — для военного бюджета обременение практически незаметное, зато при правильной подаче это может хорошо отразиться на общественном мнении о новом министре. Раз уж меня занесло так высоко, что есть возможность поболтать с Будо, Императором или Онестом, то стоит этим воспользоваться.

С этой мыслью, не найдя в газетке больше ничего достойного внимания, перехожу в рубрику объявлений. Пробежав взглядом по колонкам, удовлетворённо обнаруживаю объявление о продаже не нового и не полного набора ножей для мяса, который, несмотря на это, по своей цене в два раза превосходит такой же прямо из магазина.

Угу, значит, сестра готова встретиться через промежуток времени от декады до двух недель, подробности в закладке… — так мясо, ножи… — в закладке 12-2, в вентиляционной отдушине полуразрушенного дома. Нормально, можно отправить туда одну из немёртвых ворон.

Закончив завтрак и знакомство с прессой, в приподнятом настроении отправляюсь на Базу.

* * *

Расположение духа, пребывающее на планке «выше нормы», к сожалению, долго на ней не задержалось. Стоило прибыть на место, сдать запечатанные в специальные пакеты отчёты-стенограммы бесед с Импи и Онестом, чтобы, спустившись вниз, посетить свою комнату, скинуть верхнюю одежду и переоблачиться в форму Отряда, как мне чуть ли не на выходе встретилась грустная Анна, которая, судя по всему, возвращалась из столовой.

— Привет, Анна, — кивком приветствую повернувшуюся ко мне девушку.

— Здравствуй, Куроме, — тускловато ответила та. — Ты на тренировку?

— Угу. Не видела вас вчера. Вечером прибыли? И чего ты такая невесёлая? Проблемы на миссии?

— Да, вчера вернулись, к ночи. И… Рико погиб, — карие глаза блеснули влагой.

Жаль его. Печально вздыхаю, стараясь подавить мешающуюся с горечью бессильную злобу на этот проклятый мир и время, что обрекают большинство тех, кому не повезло родиться в эту дерьмовую эпоху, на поганую жизнь и часто не менее паршивую, к тому же почти всегда бессмысленную, смерть. Да, я ожидала подобного. Всё же потеря Мегуми слишком подкосила этого ранее весёлого и доброго члена бывшей группы Ямато. А апатия губит таких, как мы, не хуже толкающих на глупости эмоций. Но ожидаемо плохой финал всё равно остаётся плохим и грустным.