Это были слова, что должны растоптать в пыль разбитое сердце. Но от сердца уже ничего не осталось. Ана подняла глаза на своего графа, своего бога, и на ее губах расцвела горькая улыбка.

Он желал быть с ней настолько, что предлагал ей вечность. Но для этого нужна была память Хельги. Девятнадцать лет жизни — ничтожная плата за бессмертие. Если честно, сколько из них Ане по-настоящему хотелось сохранить?

Она кивнула, соглашаясь, и спросила, что делать дальше. Кеннет обнял ее и закружил от радости. Хельга предложила ей войти в свой разум.

Это было легко и естественно, совсем не так бурно и хаотично, как когда она побывала в воспоминаниях графа. Пространство заполнял голос Хельги, ведущей ее вперед.

— Так вот, что значит разум богини, что распоряжалась человеческими сознаниями…

Хельга рассмеялась и ответила:

— Да, птенчик. У меня здесь безопасно — годы упорных тренировок научили держать разум чистым.

— Почему вы отказались от божественности?

— Как я и сказала, мне нравится быть человеком. И я с радостью прекращу помнить вечность, забуду мучения от бытия там, наверху.

— Неужели там так тяжело?

— Ты справишься. Мой Свет, а нет, теперь твой — хороший спутник. Я любила, настала твоя очередь. Хотя ты ведь и станешь мной, когда я еще не желала быть рядом с людьми… Но у богов есть обязанности, знаешь?

— Догадывалась. Какие же?

— Свет — бог помогающий, а Тьма — карающая. Свет слушал молитвы, отвечал на них, наблюдал за добродетелью, вознаграждая. Я же слушала души темные, души жестокие и решала, на сколько заточить их в… — она запнулась, — том, что вы называете ад. Только заточение не вечное. Души отбывают наказание и отправляются в перерождение.

— Я стану богиней смерти?

— Если тебе нравится это имя.

— А сейчас что с душами добрыми и злыми?

— Люди пока сами по себе, никаких поблажек, никаких наказаний. Но они справляются.

— Понятно… Вы точно хотите все забыть? Это же вы.

В центре тишины, где скрывались мысли всех перерождений богини, парил огромный шар, он пульсировал и вспыхивал то мраком, то яркой радугой. На нем было сложно сосредоточить внимание. Он, словно расплывающиеся пятна, что плавают по векам закрытых глаз, то норовил пропасть, то тянул к себе.

— Я жажду забыть, птенчик мой. Только так я смогу навсегда принадлежать вашему миру. Как тебе нужно обрести, так и мне — потерять.

Ана кивнула и попрощалась с Хельгой. С той, которую она знала. И окутала шар памяти теперь уже своей Тьмой.

Это оказалось до неприличия просто. Разум богини добровольно вверился Ане, и она приняла его.

Кеннет проводил Хельгу в ее комнату. Теперь она помнила только те жизни, что провела в человеческом обличии, и позабудет их со смертью. Как и все люди.

Граф вернулся и торопливо заключил Ану в крепкие объятия. Нетерпение в нем смешалось с безмятежной уверенностью.

— Ты готова? Не хочу здесь и минутой дольше оставаться, — спросил он.

Граф тоже ей доверился. Ана стала для него спасительной соломинкой и равнодушно пожала плечами.

— Нет.

— Почему? — Кеннет нахмурился.

Ана смотрела на него отстраненно, как бы оценивая. Он был удивлен, потому что в памяти Тьмы не должно было остаться хороших воспоминаний о человечестве.

— Я не забрала память. — Она улыбнулась, но стеклянные глаза остались безразличны.

Кеннет замер, держа Ану за плечи. Она ощутила, как он сдавил их сильнее. Он не понимал.

— Тьма хотела забыть божественную часть, а я ей помогла. Но мне она тоже не нужна. Я уже говорила, что хочу сохранить свою личность.

Кровь отлила от его лица, делая кожу смертельно бледной, и даже губы посинели. Он открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на берег.

— Нет. Не может быть. Ты не способна на такое. — Граф отстранился. — Не шути так.

— Я не шучу, — Ана размяла шею.

Она плохо спала в последнее время, а теперь еще и все это. Кеннета начало потряхивать, он схватился за голову и сел на кровать.

— Ты хоть понимаешь, что натворила? — его голос звучал, словно утробный рык: защищавшийся, злой, потерянный.

— Помогла Хельге, — Ана зевнула.

— Ты убила богиню! — растерянный бог сорвался на крик. — Это был единственный способ вернуть ее!

Он снова подошел к ней и потряс за плечи, пытаясь привести в чувство.

— Значит, она хотела умереть.

Ану не надо было никуда приводить. Она уже пришла.

— Да что с тобой такое?.. Тебя будто это ни капли не волнует! — Кеннет смотрел на нее оторопело.

— Так и есть.

— Как ты можешь? Я же знаю тебя! Где твоя совесть, где вина, где сомнения?! Ана!

— Ой, не кричите, нет их и нет. Я вечно в тревоге должна быть по-вашему?

— Ана… — он растерянно повторял ее имя, — как давно… как давно ты их не чувствуешь?

Кеннет хватался за голову и вышагивал по комнате.

— Хм-м… — задумалась она, — я заметила, что стала проще ко всему относиться, когда Николь чуть не убила меня на подъездной дороге.

— Ты чувствуешь хоть что-нибудь сейчас?

— Не знаю, — она нахмурилась, но скорее по привычке, — наверное, немного. Сонливость, вот.

— А любовь? Привязанность? — граф закрыл глаза.

— Я помню, что чувствовала это, но теперь… а должна? Вы меня использовали.

— Это совсем не похоже на тебя…

— Неужели? Я оказалась не похожа на то, что вы себе воображали, видя во мне богиню? — Ана рассмеялась. — О, я чувствую злорадство.

— Твоя Тьма… ты… задушила в себе эмоции. Зачем, Ана, зачем?..

— А так можно? Знала бы, раньше сделала. Никогда прежде я не ощущала столь немыслимой безмятежности.

— Как ты можешь говорить такое?.. Быть такой…

Его голос звучал сдавленно, хрипло от отчаяния и бессилия.

Кеннет повернулся к ней. Взгляд метался, ища хоть каплю надежды, хоть искру прежней Аны, но натыкался лишь на стеклянное равнодушие. Она же, не обращая внимания на его отчаяние, спокойно проговорила:

— Довольно легко, на самом деле.

Ее голос звучал подобно безжалостному ледяному ветру. Лицо Кеннета исказилось нахлынувшей утратой, настигнувшей потерей, вонзившейся в сердце безнадежностью.

— Ты — чудовище.

Он больше не знал Ану.

Он никогда не знал.

Она улыбнулась, шагнула к нему, положила руки на тяжело вздымающуюся грудь и, медленно проговаривая каждое слово, произнесла:

— Нет, мой дорогой граф. Я — человек.

Конец