— Это наши силы, это мы. Нам не нужно учиться управлять ими, если ты сохранила память, — возразил граф, беря ладони Хельги в свои.

Ана стояла посреди комнаты недвижимым изваянием. Замком из песка.

Ей бы очень хотелось удивиться, обрадоваться и восхититься. Она жила среди покровителей людей. Они открылись перед ней. Но каждое слово рвало душу на части. Бог Света говорил со своей богиней. А Ана рассыпалась, как образ, в котором больше нет нужды.

— Нет, мне Тьма подчинялась так же, как и остальным. Поэтому я умирала, рождалась, опять умирала. Думаю, добрую четверть разливов Тьмы устроила я. Прошло много времени, пока я смогла дожить до хоть мало-мальски осознанного возраста.

Я была несчастной и озлобленной, поэтому я приносила боль. — Хельга грустно вздохнула. — Пока не испытала доброту. Люди не так плохи, если не знать их мысли. Я познала радость, удовольствие, любовь. Не нашу, человеческую. Я никогда не думала, что чувствовать так прекрасно. Но моя жизнь все равно обрывалась рано до тех пор, пока я не нашла способ это изменить.

Хельга сделала паузу: долгий рассказ давался ей нелегко. И ее дыхание сдуло еще пару песчинок. Песчинка доверия. Песчинка искренней заботы. У Аны задрожал подбородок, она сморгнула слезы.

— Как я не замечал в тебе Тьму все это время?.. — коря самого себя, пробормотал граф.

— Вот потому и не заметил, — продолжила Хельга, — нет у меня больше Тьмы. Ты думал, я отказалась от памяти, а я отказалась от силы. Я заключила ее в сферу, так же как ты — Свет в предметы.

— Это вашу Тьму я поглотила? — сорвавшиеся слова рассыпали губы Аны.

— Да, птенчик. — Повернулась к ней старушка. — Будь с ней осторожна. Запечатать Тьму мне удалось, но не всю, часть, что вырвалась, пронеслась по людям. Я виновата в той трагедии, и я тоже не пережила ее. Но я переродилась, — на ее лице расцвела трогательная улыбка, — девочкой, которой можно было кричать во весь голос, чувствовать, не сдерживаясь, не боясь запустить цикл по новой. Мама назвала меня Хельгой. И я впервые дожила до старости.

Ана представила, какого это — с самого рождения ждать, что собственная сила тебя разрушит… Но ни жалость, ни сочувствие не тронули душу.

— Я давно полюбила людей со всеми их недостатками. И мне здесь нравится. И я хотела, чтобы ты, Свет мой, увидел человечество так, как вижу его я. Но я нашла тебя отрешенным, одиноким и ищущим способ вернуться. Ты не смотрел на людей, не пытался их услышать, не пытался открыться.

Ана перевела взгляд в окно, наблюдая за гнущимся деревом, с которого разбушевавшийся ветер срывал листья.

— А как иначе? Я не такой, как они. Им не понять.

Это говорил ее граф, который перед сном клал ей голову на грудь и рассказывал о прошедшем дне. Иногда с радостью, иногда с раздражением, иногда засыпая и едва ворочая языком. И сейчас тем же языком он проводил черту. Он был богом. С дерева сыпались и ветки.

Сможет Ана снова стать целой, если выйдет под дождь?

Хельга продолжила:

— Тебя подвела твоя божественная роль — отвечать на мольбы, помогать обделенным. Ты не видел обратную сторону, потому что ее видела я. Мне все еще хочется показать тебе всю глубину человеческой души. То, что разделено на тебя и меня, в них сошлось. Свет и Тьма. Добро и Зло. Радость и Печаль. Противоположности, каждое рождение смешивающиеся в неповторимое творение.

— Почему вы так поступили со мной? Неужели я недостойная, неужели меня можно использовать… — Ана думала, что закричит, но горло разодрал безвольный шепот.

Хельга с грустью посмотрела на нее.

— Ты человек, которого полюбил бог Света, поэтому недостойной тебя вряд ли можно назвать.

Какая красивая горка песка. Слеплю из нее свою мечту.

Ана запрокинула голову, уставилась в потолок. Казалось, он тоже покрылся трещинами.

— Он полюбил Тьму во мне.

— Это лишь моя маленькая уловка, — призналась Хельга. — когда я увидела, что между вами загорелась искра, когда я поняла, что ты крепко держишься за Тьму, то решила помочь Свету увидеть в тебе равную. Иначе он бы не снизошел, — она хмыкнула. — Это был единственный способ, чтобы он расслабился рядом с тобой, чтобы начал открывать сердце. Свет мой, разве это не прекрасное чувство?

Кеннет молчал. Впервые с прихода Хельги он поднял взгляд на Ану.

И этот взгляд вонзился в нее медленно и грубо ржавым зазубренным ножом. В груди разлилась боль, нарастая с каждой секундой, как пожар, пожирающий все теплое, нежное и ласковое, что было между ними: робкие слова, трепетные недомолвки, украденные минуты уединения, пылкие поцелуи. Песчинки плавились. Ана вернула Кеннету остекленевший взгляд.

Свет вспыхнул на груди, она вздрогнула, заледеневшей рукой сорвала с шеи опустошенного мотылька и, разжав пальцы, позволила ему упасть на пол.

— Простите меня, — искренне попросила Хельга. — Но я по-прежнему верю, что Свету нужно приглядеться к людям, а тебе, птенчик, подходит этот заносчивый, но добрый бог. Люди тебя подвели.

Ана стряхнула оцепенение и усмехнулась этой надменной снисходительности.

— Давай вернемся, — вдохновленно произнес Кеннет, не замечавший и не желавший замечать Ану. — Здесь для нас ничего не осталось.

— Я не могу, Свет мой. Во мне нет ни капли божественной силы, — буднично сказала Хельга и развела руками.

Кеннет улыбнулся с вопросом на губах.

— И я не хочу возвращаться. Мне там тяжело и грустно. — договорила Хельга. — Давай останемся здесь. Насколько лучше быть среди, чем смотреть свысока!

Кеннет вскочил на ноги и обвинительно воскликнул:

— Ты видела, что они сотворили с нашими силами?! Ты стала символом всего зла, а части меня достаются убийцам! Они получили бесценный дар, чтобы превратить его в оружие, манипуляцию, власть. Я здесь не останусь. Для меня каждое новое перерождение мучительнее предыдущего. Я жил, но я жил преданный, обманутый, измученный. Все благородное, что я нес в себе, оборачивалось против меня, все хорошее они звали наивностью. Посмотри на Ану, ее судьбу! Как это может быть миром, что ты полюбила?!

Ана стиснула челюсти, чтобы не сказать, что Кеннет ничем не лучше, что он и есть то, что ненавидит.

— Я понимаю, и не могу уговорить тебя остаться. Возвращайся, но я с тобою не пойду, — спокойно сказала Хельга, как будто давно готовилась к этому разговору.

— Как я вернусь один? Силу Тьмы нельзя оставлять без противовеса, — произнес Кеннет, его голос хрипел от напряжения. — Мир погрузится в хаос, если Тьма не будет уравновешена Светом.

Старушка хмыкнула, не сводя с него пронзительного взгляда.

— Так ты все же тревожишься за людей? — она бросила хитрый взгляд на Ану. — Я не обязана быть той богиней, которая станет твоей спутницей. У Аны уже есть моя сила, она может забрать и память.

Кеннет нахмурился.

— Но ты же… — начал он, но Хельга перебила:

— Я сама решаю, когда и куда мне идти, — отрезала она, — и я не вернусь.

— Ты не можешь так оставить меня! После всего!

Кеннет сжал кулаки.

— Я не оставляю. Моя божественная память вернет тебе ту Тьму, что ты помнишь, — настойчиво убеждала Хельга.

Ана слушала, как ее судьбу опять решают за нее. Кеннет повернулся к ней. В его глазах читалась неуверенная мольба и надежда. Она ответила ему полуоткрытым взглядом.

— Ана, пойдем со мной, мы можем быть с тобой всегда, — ласково сказал граф, делая шаг к ней, — можем попытаться…

Она сделала шаг назад.

— Ты узнаешь всю мудрость вселенной, ты обретешь безграничную силу, ты покинешь место, что приносит тебе мучения.

Бог, возносящий к себе обычную смертную. Знает, что эта память ей не принадлежит, но все равно хочет вложить в ее тело. В пустой сосуд.

Но Ана не была пустой.

— Вы хоть раз видели во мне — меня? — ее голос надломился в последний раз.

— Я не отделял тебя от нее. Ты замечательный человек, и станешь прекрасной богиней, — ответил он, с чарующей улыбкой протягивая руку. — Разве это плохой выбор?