— Фабиан? — удивилась Ана.

— Он в тебя не влюблен, если ты об этом, и тем не менее. Неужели достаточно хрупкой фигуры или миловидной внешности. Или нужно беспрестанно хлопать глазками, выражая беспомощный испуг и глупое удивление? Ах, дама в беде! Как это романтично, как хочется оберегать несчастную… Но это пыль, мишура, смахни — ничего не останется. Безликая кукла. Как долго мужчины будут восхищаться тобой?

Любопытство исчезло, сменившись легкой обидой. Прямолинейность Вероники, чьей жертвой Ана становилась уже не раз, изнурила ее окончательно.

— Я знаю, что не нравилось вам, но откуда вы можете судить обо мне?

— А где я не права? Ты вторгаешься в чужие разумы и можешь заполнить их чем угодно, но свой разум ты оставила пустым. Могла бы украсть хоть одну мысль, которая придала бы тебе характера. Вот я и спрашиваю, объясни мне, что есть в тебе, кроме Тьмы и душевных травм?

— Есть еще телесные, — съязвила Ана, которой разговор нравился все меньше.

Слова Вероники не были откровением. Она и сама не раз задумывалась над подобными вещами. Но сегодня ей совсем не хотелось погружаться в пучину самокопания и еще меньше — доказывать кому-либо свое право на счастье и благополучие. Кеннет наклонился к Ане и успокаивающе погладил по руке.

— Рядом с Аной легко дышится, — вмешался он. — Ее глаза испуганы, потому что ты ее пугаешь. А для меня они чуткие и внимательные. Ей не нужно читать мысли, чтобы человек рядом чувствовал себя понятым и принятым. Разве не к этому стремятся люди?

— Так тебе по душе, что она безмолвно внимает, не осуждая? Что в душу заглядывает и все понимает? В такие моменты тебя одолевает нежность, хочется потрепать ее по голове, обнять, зацеловать?

Слова, пропитанные сарказмом, хлыстом ударили по лицу Аны, но Кеннет кивнул, словно не заметил тона Вероники.

— Так я себя веду со своими собаками, — с каменным лицом заключила баронесса. — Ах, брось! Все это жеманство и сладкие слова невозможно терпеть! Молодец, дорогой, ты отличный дрессировщик…

— Хватит, — Ана медленно поднялась, опираясь на стол. — что плохого в том, что я могу предложить только понимание? Что нуждаюсь в помощи? Неужели вам нужны списки достижений, чтобы считать кого-то достойным любви?

Она сделала глубокий, сбивчивый вдох и продолжила:

— Хотите ответов? Я могу пустить вас в свой разум, могу показать, как научилась считывать людские эмоции по малейшим изменениям, чем покорила Яна, какие травмы привели меня сюда. Но, боюсь, вы из него не выберетесь. Быстро учишься, когда не знаешь откуда прилетит удар, какое движение отправит в комнату пыток, после которой неделю лежишь в горячке. У меня не было времени думать, о том, как сделать себя интересной, не было сил на свершения. Я верила, что все успею на свободе, потом, когда станет легче, когда стану старше. Но я не успела.

Слова Аны повисли в воздухе, тяжелые и горькие.

— Я не прошу жалости, — добавила она, глядя Веронике прямо в глаза. — Но и не вам меня судить.

Из-за окна донесся грохот колес приближающегося экипажа. На его боку, словно горящий глаз, пылало рассветное солнце.

— Это, кажется, за мной, — сказала Вероника, подойдя к окну, — рано они. Еще и какую толпу собрали, я польщена.

— Не думаю, — Кеннет прищурился, — Инквизицию бы не послали за журналисткой. Но твое расследование могло спровоцировать их, казалось, угасший интерес к нам.

Ана наблюдала за тем, как по двору шли несколько фигур в черных одеждах. Возглавляли процессию двое: Карл и Николь.

— Оба пришли отомстить, — пробормотала Ана.

— Опасаться же нечего, ты держишь ситуацию под контролем? — с сомнением спросила Вероника Кеннета.

— Посмотрим, — он равнодушно пожал плечами, — гостей надо встретить снаружи, не желаю их видеть в своем доме.

— Вы тут как-то сами, я поеду в редакцию, вдруг туда тоже нагрянули! — Тень беспокойства на лице Вероники уже перерастала в панику. — Они не имеют права… но мы говорим о Церкви.

Зрачки Аны расширились, а по телу пробежала дрожь, но не от страха. Наоборот, в ней зародилось холодное любопытство. Она нахмурилась, пытаясь разобраться в своих чувствах: неужели уверенность Кеннета передалась ей? В этот момент для Аны не существовало никого опаснее, чем люди за окном, но она была спокойна.

Кеннет развернулся и направился к выходу, только тогда Ана вспомнила, что не рассказала ему, что сделала с Яном. Она на секунду замялась, не зная, стоит ли говорить сейчас, и будет ли потом возможность, если встреча с Инквизиторами обернется неудачей. Решившись, она подбежала к графу, остановила его, схватила за плечи и поднялась на носочки, чтобы прошептать на ухо:

— Ян сказал, что в тот день я забрала у него Тьму.

— Ты серьезно? — глаза Кеннета округлились, и его рот расплылся в улыбке.

Ана торопливо закивала.

— У меня нет подтверждений, что это так, но я чувствую внутри больше силы.

— Мне они не нужны, — он заключил Ану в крепкие объятия, — это правда, ты правда смогла вернуть себе Тьму.

Он схватил ее за руку и потянул на выход, бормоча себе под нос что-то вроде «надо с этим поскорее закончить». Ана только удивилась, почему «вернула», но мысль быстро улетела к ждущей угрозе. Они оказались на улице, и Карл, Николь и еще трое неизвестных подошли к ним.

— С чем пожаловали, господа инквизиторы? — вежливо осведомился Кеннет, кивнув им и махнув рукой Веронике, которая уже спешила к карете.

Карл поздоровался, а Николь без промедления выступила вперед и провозгласила, держа в руках какую-то бумагу:

— Баронесса Ана Мелрой, вы арестованы за владение и использование силы Тьмы. Граф Кеннет Блэкфорд, вы обвиняетесь в сокрытии и пособничестве проклятым и также задержаны.

— Опять? — Ана закатила глаза. — Неужели вы всерьез полагаете, что, повторяя это раз за разом, добьетесь моего признания?

Незнакомые ей инквизиторы рассредоточились по двору, отрезая пути к бегству. Но она не собиралась бежать.

— Время прекратить притворяться, леди Мелрой, — поджав губы, сказал Карл.

— Не леди, проклятая, — выплюнула Николь.

Ана, скрестив руки на груди, безразлично выслушала обвинения. Как она изменилась! Еще недавно она бы трепетала от страха, а теперь… не чувствовала ничего.

— И на каких же основаниях? — выжидающе спросил Кеннет.

— Мы смогли подтвердить, что девушка, устроившая разлив Тьмы на аукционе — это Ана, — выдавил из себя Карл, избегая смотреть на нее.

— Разве вы не говорили ранее, что нашли ее тело? — спросила Ана.

— Да, но настоятельница, опознавшая девушку, свидетельствовала не по своей воле. Она призналась, что ей заплатили. Но это еще не все: за последнее время десятки дворян обратились в Инквизицию с жалобами на странные вмешательства в их сознания. Все эти люди пересекались с тобой на балах. — Карл запнулся, провел рукой по лбу и добавил: — На стольких из них я был с тобой… и ничего не заметил.

— В последнее время я не бываю на балах, господин инквизитор. А на тех, которые мне удалось посетить, хочу заметить, было слишком много гостей, чтобы однозначно указывать на меня.

— Кроме того, женщина, меняющая показания, не может быть надежным свидетелем, — возразил Кеннет.

— Настоятельница — не единственная, с кем мы беседовали. И хоть мнения и разнятся, несколько других людей подтвердили, что именно Ана обучалась в академии, а затем исчезла. А что касается остальных… Мы не можем исключать, что их разум был как-то изменен.

Ана сжала зубы, стараясь сохранить невозмутимость, но в груди уже рос тревожный ком. Как кто-то мог почувствовать ее Тьму? И настолько отчетливо, чтобы донести это до Инквизиции? С каждым словом Карла она все больше узнавала в них свои деяния. Сколько людей об этом уже знают? Как скоро слухи поползут по городу? Ей во что бы то ни стало нужно было сохранить статус невесты принца, а не стать проклятой публично. Хотя бы до тех пор, пока она не выполнит обещание, данное Кеннету, и не подарит людям, с нетерпением ждавшим аукциона, то, чего они давно заслужили.