Ана думала о том, что ее ждало. Граф предупредил, что все место будет под защитой Святых, кроме того, Дом Рассвета, где располагалась Инквизиция, находился неподалеку.

Гости аукциона знают друг друга, им не нужно таиться и скрываться. Но все будут в масках — это часть игры. Что может быть пикантнее, чем маскарад на тайном собрании?

Личины животных так подходят тем, кто отверг человечность.

Ана ступит на порог их логова, как равная. Кто она на самом деле, неужели одна из них? Нет, лишь та, кто посмела встать на один уровень с высшим, избранным обществом. Выскочка, возомнившая, что имеет те же права. Никто не собирался считаться с ней, но все ждали и предвкушали то мгновение, когда жертва, преданная и поверженная, рухнет в пропасть унижений и боли. И его предвкушала Ана, потому что упадет не она.

Шумели кроны деревьев, скрипели стволы. Ветер завывал раненым зверем. Это будет беспокойная ночь.

Приехав, они вышли из кареты и направились к часовне, стоявшей на окраине города и скрытой за бушующей природой. Ступив на зыбкую землю, они прошли вдоль покосившегося забора и шагнули на кладбище. Море надгробий раскинулось перед ними волнами скорби. Оно простиралось далеко вперед.

Пройдя между могильных плит, омытых перламутром луны, Кеннет остановился. Ана обернулась, в ее глазах застыл немой вопрос.

— Ты уверена, что хочешь войти внутрь? — его хриплый голос прорезал гулкую тишину. — Еще можешь вернуться, я справлюсь один.

— Хочу! Я должна… — выпалила она и сжала губы.

— Ты не должна, — взмолился Кеннет, — рисковать собой ради никчемных людей. Я убью их всех, стоит тебе лишь попросить. Но ты обязана жить!

— Я хочу увидеть их зверства во всем величии, чтобы наконец себе спокойно сказать — те сорок человек, они заслужили смерть. Я хочу вернуться в тот день и пережить его на своих условиях, исправить, переиграть… — Ана, сжав руку Кеннета, уверенно повела его вперед, сквозь мрак, прошлое и мертвецов.

Ветер набирал силу, поднимая в воздух опавшие листья, как будто хотел вернуть их деревьям. Он бил Ану то в спину, торопя и подгоняя, то в лицо, грозя остановить.

Остроконечный шпиль часовни вонзался в небо, а ее стены, потемневшие от времени, несли на себе печать забытой истории. Резная арка приглашала внутрь, но не обещала ни спасения, ни покоя. Эта маленькая церковь была выстроена не для Святца, она досталась ему силой, когда он вытеснил старую веру из людских сердец.

У входа в часовню стоял Юлиан Циллер, скрестив руки в тщетной попытке согреться. Рядом с ним переминался с ноги на ногу человек в белом, чье лицо скрывала маска того же цвета.

Вежливое приветствие, ледяной поцелуй руки, проверка Светом — и вот Ана и Кеннет уже внутри. Их приняли в логово монстров, и им пришлось стать такими же, скрыв лица. Первый шаг — поворот в узкий, темный коридор, где вместо привычного огня в факелах горело холодное сияние Света. Затем — винтовая лестница, уводящая все дальше в мрачные глубины церкви. Ана чувствовала, как на нее давили стены и как воспоминания царапали края ее сознания.

С каждым витком лестницы становилось ясно, что отсюда так просто не сбежать.

Кеннет приобнял Ану за плечи, и горячее дыхание коснулось ее уха:

— Сделай все, что принесет твоей душе покой. Но прошу, выжди, пока эти лицемеры не покажут истинное лицо.

— Конечно.

Он кивнул, улыбнулся и, с силой распахнув массивные двери, увлек Ану за собой.

Шаг. Яркий свет резанул глаза, а мир вокруг окрасился в насыщенный, неестественный фиолетовый. Вдох. Густой аромат ударил в нос — смесь дорогих духов, пролитого вина и тления.

Сначала они ступали по мертвым, а теперь оказались под ними.

Мягкий, поглощающий звук бархат был повсюду. Священники, святые, аристократы, безродные богачи, облаченные в роскошные одежды, неотличимые друг от друга, расселись на кожаных диванах. Им прислуживали мальчики, у которых еще не проступил пух над верхней губой. Один из них прошел мимо Аны, поднос в его руках дрожал. Когда гость потянулся за бокалом, юный официант втянул голову в шею, словно ждал удара. Ана помнила это чувство.

Она всматривалась в тех, кто жаждал запретных плодов, а они всматривались в нее. В глазах, мерцающих за прорезями звериных масок, читались опасные страсти, а руки, унизанные перстнями, нервно теребили подбородки. Сердце Аны колотилось так яростно, что отдавалось в висках, но это был не страх. Она разучилась бояться.

Кеннет подтолкнул ее, и она пошла вперед легкой поступью. Звери кивали ей, обращая улыбки в оскал, поднимали бокалы в знак приветствия. На бордовом диване, будто поглотившем свет и тепло, тигр жестом предложил ей присесть рядом. Она не удостоила его и взглядом, лишь повела плечом. Ее внимание приковала полукруглая сцена, алтарь для ужасных развлечений, что ждал представления. Сцена была меньше и интимнее той, где раненым экспонатом выставляли Ану.

Но ни стены, ни маски, ни сцена не покрыли сердце липким потом, как люди, лишенные глаз, служившие безмолвными подставками для ног, столами для яств. Стоило Ане повернуть голову, и она уже смотрела в пустые глазницы, понимая, что один кошмар сменился другим. Он стоял, держа в каждой руке по канделябру, выполняя бессмысленный приказ там, где все горело ярким Светом. Кровь отлила от лица Аны, и далеким эхом зазвенело чувство неотмоленной вины.

— Не находите ли вы, прелестная леди, в этом увечье странное очарование? — прозвучал рядом игривый голос.

Мужчина в маске волка подошел к ней, протянул бокал с рубиновым вином и хищно улыбнулся.

— Это бесчеловечно. — Она приняла бокал, не намереваясь сделать и глотка.

— А разве не в этом заключается подлинная суть бытия? — Он провел пальцем от ее запястья к плечу, оставляя за собой огненный след. — В том, чтобы ступить за грань дозволенного?

— Не трогайте меня! — Ана оттолкнула его руку.

— Разве мои прикосновения не побуждают вас на нечто запретное? Боль и наслаждение — две стороны одной медали, — волк поднял бокал, а она впилась взглядом в его лицо, решая, достаточно ли этих слов, чтобы его уничтожить.

Но насколько она отличалась от него? Его помыслы темны и дурны, ее — тоже. Она пришла, чтобы нести ужас. На ее руках больше крови, чем у любого здесь. Но это же кровь злодеев, так ведь?

Кеннет держался рядом, не отступая ни на шаг, и молчаливо позволял ей исследовать подземелье порока. На сцену под чарующую музыку вышла девушка. Ее легкая поступь обратилась в танец: откровенный, завораживающий. Танец на краю пропасти.

С дрожью в руке Ана передала бокал графу и тихо спросила:

— Скажите, среди тех, кто пал от моей Тьмы, были невинные?

Кеннет молчал.

— Неужели?.. — жар пронесся по ее телу. — Не отвечайте. Я не хочу слышать.

Плечи поникли, глаза заплыли слезами, она все поняла. Граф тогда убеждал ее, что те несчастные заслужили свою участь! Но нет, в тот день Тьма не вершила суд, а карала без разбора.

***

Юлиан Циллер вошел в зал последним. Тяжелые двери, словно челюсти чудовища, захлопнулись. Ана и Кеннет, застывшие в ожидании, расположились на диване. Разговоры и смех постепенно стихли, а свет сосредоточился на сцене, погружая зрителей в полутьму.

Но Ана пребывала в собственном сумраке. Она пришла сюда, чтобы заштопать зияющие дыры в памяти, но то, что скрывалось в них… Реальность оказалась куда ужаснее самых гнетущих догадок, а еще страшнее стало осознание правды о себе.

Аукцион начался.

На сцену выводили юных дев, невинных детей, заморских животных. Ана смотрела невидящими глазами, слушала азартные ставки неслышащими ушами. Сначала торги, потом представление, частью которого она уже была — ее тело, изувеченное годами строгих наказаний, не интересно для покупки. Какой путь тогда ее ждал после истязаний? Возможно, ей бы выкололи глаза, отрезали язык, и поставили на колени вместо стола.