— Наша королева умерла, — прошептал Арей.

— Прошло уже полгода, а кажется все было только вчера. На той неделе мы устраивали службу и молились за упокой Ее Величества и Лекса, приходило много людей, брали свечи для соседей, чтобы все могли почтить память нашей любимой королевы и ее брата. Люди плакали, вспоминая Эмму, до сих пор никто не может забыть ее… а Вам она была как дочь.

— Она и была мне дочерью, — вздохнул Арей, чувствуя, как сердце снова сжимается от боли. За полгода рана ни капли не зажила, а только сильнее расползалась, выжигая душу, оставляя лишь пепелище, подобное тому, что осталось на месте Свободных земель. — Не по крови, но душой она всегда была моей родной.

— Поэтому я и решил, что это должно принадлежать Вам, — духовник поднялся на ноги и вышел из кабинета. Но тут же вернулся обратно, занося что-то большое, высотой почти в метр, завернутое в плотную ткань. Он развязал веревки, материя упала на пол. Арей ахнул: на белом полотне, натянутом на дерево, была изображена Эмма в полный рост, такой, как в день ее коронации. Зеленое длинное воздушное платье, тиара из белого золота с изумрудами в шоколадных волосах, клеймо Земли под ключицей, а за спиной — цветущая ива.

— Я рисовал почти полгода, каждый раз прокручивая в голове тот счастливый день, когда Земля благословила своих детей.

— Лекс говорил, что у Вас золотые руки, но я даже не ожидал, что настолько, — прошептал Арей, пальцами касаясь полотна. Эмма на нем была словно живой, смотрела на дядю своими медовыми глазами и слегка улыбалась.

— Благодарю…. — склонил голову Ярослав. — Ваше горе ничем не заглушить, но может эта картина сможет хоть немного успокоить душу. Я начал писать портрет Лекса, надеюсь, к их годовщине я закончу и его.

Арей оторвался от разглядывания полотна, подошел и крепко обнял духовника.

— Вы подарили мне несказанную радость, отец Ярослав, спасибо!

— Рад, что смог немного утешить Вас.

— Вы останетесь у нас? Ильяс обещал сегодня приготовить вкуснейшую жаренную картошку.

— С большим удовольствием, но не могу. Я зайду в ваш храм на службу, а потом вернусь в Иридию. Люди Климента везде, не хочется лишний раз нарываться.

— Вы правы, отец Ярослав, берегите себя. Вы один из немногих, кто несет истинную веру в Землю.

— Благодарю, господин Арей. Храни Вас Земля!

Благословив мэра Элегона, высший духовник направился к двери, но, открыв створку, он остановился и обернулся. Кинув взгляд на картину, он проговорил:

— Ива так и не зацвела….

— Вы думаете, Земля отвернулась от нас? — спросил Арей.

— Нет… она не могла бросить своих детей. Я верю, что она еще пошлет нам спасение, верьте и Вы.

Отец Ярослав развернулся и покинул кабинет.

— Джаспер, постой! — к бывшему градоначальнику Свободных земель подошел Мэт. — Торопишься?

— К Арею иду, вот по его просьбе собрал информацию от жителей, — потряс стопкой листов Джаспер. — А ты?

— Анью провожал, пошла к Ильясу обсуждать очередные травы и методы лечения.

Мужчины направились к зданию мэрии.

— Вы снова вместе?

— Да… мы решили попробовать вновь, а там… ты прав, хватит уже ребячиться. Пора взрослеть и создавать семью.

— Ну я рад за вас. Анья хорошая женщина, она любит тебя и сделает счастливым, — улыбнулся друг.

— Жаль только я ее не люблю… но я постараюсь полюбить. Женщину, которую я люблю, уже не вернуть, — вздохнул Мэт.

Джаспер хотел было сказать, что, вряд ли это любовь, и даже если бы Эмма была жива — они не были вместе, но не стал волновать друга зазря.

Мужчины поднялись по ступеням вверх, входя в здание. Постучавшись в дверь, Джаспер шагнул в кабинет, заслышав «войдите», но замер прямо на пороге — с картины, что стояла прямо напротив двери, на него смотрела Эмма. Мэт подтолкнул замешкавшегося товарища, но завидев портрет избранницы Земли, тоже застыл в дверях.

— Нравится? — улыбнулся Арей, замечая замешательство мужчин. Он встал и подошел к картине, с любовью осматривая ее. — Отец Ярослав преподнёс мне этот ценный подарок.

— Просто потрясающее сходство, — проговорил Джаспер, подходя ближе. — Она словно живая.

— Да… будто сейчас сойдет с полотна, и снова на Земле наступит мир и покой, — вздохнул мэр Элегона.

— Вам не тяжело смотреть на эту картину?

— Нет… совсем. Удивительно, но я, наоборот, чувствую какое-то умиротворение и счастье. Ее с нами больше нет, но на картине она будет жить вечно, как и в наших сердцах.

Мэт выдохнул, отводя глаза. У него в отличии от Арея, внутри все сжалось от вида живой девушки. Но Джаспер сменил тему, уводя разговор, и Мэт постарался откинуть тяжелые мысли.

— Господин Арей, я собрал все необходимые данные от своих людей, — мужчина положил листы на стол.

Арей взял бумагу, пробегая взглядом по написанному. Было видно, что отчеты его расстроили, но он постарался не показывать вид.

— Что ж, не густо, но ничего, мужики, мы будем держаться!

— На долго ли нас еще хватит? — вздохнул Джаспер, опускаясь на стул.

— Сколько бы не было времени — оно все наше. Завтра «соколы» отправляются на сенокос вместе с рабочими. Будем надеяться — нас никто не потревожит.

— Сколько Климент сможет терпеть Ваше неповиновение? — спросил Мэт.

— Он не посмеет тронуть Элегон. Климент и так не в почете у народа, любая его оплошность — и народ не станет терпеть. Пока они боятся, его власть держится только на его «псах» и на неимении альтернативы. Да и со смерти Эммы прошло совсем мало времени, Земля еще в трауре, но я уверен, что скоро народ начнет волнения. Они видели хорошие времена при королеве, и понимают, что все может быть иначе. Пока они терпят, но это ненадолго. Но чтобы ни случилось — нам нельзя сдаваться, парни.

— Не сдадимся, господин Арей, — кивнул Джаспер. — Если мы дрогнем, нам не жить.

Попрощавшись со свободными, Арей снова занялся делами, зарываясь с головой в отчеты. Но спустя некоторое время к нему пришел Ильяс, отвлекая от бумаг.

— Дядя, я… — слова застряли у молодого мужчины в горле. Он смотрел на живую сестру, чувствуя, как дрожат руки. — Откуда у тебя это?

— Отец Ярослав написал… в память об Эмме. Хотел сохранить ее образ навсегда. Обещал скоро написать и Лекса.

— Она такая же, как и в день коронации. И такая же, как в моем сне… — прошептал Ильяс, проводя пальцами по полотну.

— В каком сне? — внезапно насторожился Арей.

Ильяс сел, с усилием отрывая взгляд от картины.

— Мне сегодня снилась Эмма. Вот такая же… в этом платье, с тиарой, только она шла по руинам Свободного города. А на центральной площади, вместо здания мэрии…

— Ива… цветущая, — выдохнул Арей. — Мне сегодня снился тот же сон!

Ильяс вскинул брови.

— Сегодня? Точно такой же?! Дядя… это не может быть просто совпадением. Возможно, Земля нам что-то хочет сказать?!

— Но что?

Ильяс встал и подошел к портрету, касаясь рукой полотна.

— Не знаю… она была в Свободных землях. Может быть, это связано со свободными? А может быть подсказка там, на руинах? Что-то, что сможет помочь нам?

Арей задумчиво постучал пальцами по столешнице и решительно поднялся.

— Поехали…

— Куда?

— В Свободные земли, искать подсказку!

Ильяс послушно направился за дядей. Они вышли из здания и направились к конюшне.

— Приготовьте лошадей, — распорядился Арей конюху. Тот кивнул и направился к загонам. Ильяс подошел к Метели, которая после смерти Эммы жила в конюшне Элегона, но не подпускала к себе ни одного наездника. Он погладил лошадь по морде.

— Она сегодня очень беспокойная, — отозвался конюх, который уже надел седло на Заката и привел его для Ильяса. — Есть отказалась, рвется все время куда-то.

— Может ее на случку пора? Она уже половозрелая.

— Нет, это другое совсем. Жеребца она сейчас к себе точно не подпустит, — покачал головой мужчина.

Еще раз погладив Метель, пообещав раздобыть ей яблок, Ильяс оседлал Заката, и они вместе с Ареем направились к городским воротам. Стражники без вопросов выпустили мужчин, уточнив, как долго их ждать — каждый раз все со страхом покидали Элегон, кругом то и дело шныряли «псы» Климента, вынюхивая и докладывая королю. Арей пообещал, что они не задержатся и направил коня в сторону Свободных земель.