Со временем клан Фуяо был окончательно забыт теми, кто не был напрямую связан с ним. Юноши стали практически незаметными... О, конечно, Чэн Цянь был исключением. Чэн Цянь все реже и реже показывался на людях вместе со своими братьями, в основном предпочитая действовать самостоятельно.

Он все еще был недостаточно силен, поэтому не мог защитить весь свой клан. Он мог лишь привлечь на себя всю враждебность, которую другие испытывали по отношению к его братьям, неся это бремя в одиночку.

В прошлом году Янь Чжэнмин отправил большой корабль, чтобы вернуть младших адептов и девушек, что уже успели вырасти, включая Юй-эр, обратно в дом семьи Янь. В конце концов, они были простыми людьми. Пик их молодости продлится не больше десятилетия, и им не стоило растрачивать свои жизни впустую.

Лишь немногие из них, такие как Сюэцин и Чжэши, решили остаться сопровождать их в предстоящем долгом путешествии.

Большая толпа из клана Фуяо значительно поредела, поэтому все они решили перебраться в один двор и в действительности посвятили себя мирному самосовершенствованию.

Смены четырех времен года на острове Лазурного Дракона не существовало, так что было легко забыть, сколько времени прошло. Люди здесь часто утрачивали себя, стоило им только ослабить бдительность. В подобном месте легко терялся счет тому, сколько весен и осеней прошло за его пределами.

За эти пять лет Янь Чжэнмин и Чэн Цянь, наконец, расшифровали все пять стилей владения деревянным мечом Фуяо, проведя множество дискуссий и обсуждений. Они передали руководство Ли Юню, который затем передал его Хань Юаню.

То ли потому, что «учение было лучшим способом учиться», то ли потому, что менталитет Янь Чжэнмина изменился, он, наконец, успокоился и стал более зрелым. То, на что он потратил восемь лет, чтобы обучиться менее, чем трем стилям, он, наконец, полностью освоил на острове Лазурного Дракона.

Даже Лужа выросла из ребенка, что только учился говорить, в юную девушку. Вероятно, потому, что еще до того, как она вылупилась из яйца, ей пришлось столкнуть с большим несчастьем, эта маленькая девочка была очень хладнокровной. Хотя точно было неясно, в кого она пошла. Как только она научилась говорить, Лужа больше никогда не плакала. Независимо от того, с какой проблемой она сталкивалась, она просто спокойно излагала ситуацию одному из своих братьев и использовала свою технику «бесконечной болтовни». Это был проверенный временем метод, не раз доказавший свою эффективность. До тех пор, пока она могла достаточно раздражать кого-то из своих братьев, ее желания всегда исполнялись.

Из-за этого юноши много раз втихаря обсуждали таинственную родословную Королевы монстров. Они верили, что она вполне могла являться воплощением майны. Иначе, как еще она могла произвести на свет такое болтливое яйцо?

С безжизненной на вид «увядшей травой» Чэн Цянь вернулся во двор. Стоило ему подойти ко входу, как его лицо против воли исказилось – ранее, когда он был в лесу, один из людей Чжан Дасэня ударил его по спине дубинкой, побеждающей демонов. Тогда он не успел увернуться. Теперь на его коже, скорее всего, красовалась «метка сороконожки», причинявшая ему сильную боль при малейшем движении.

Чэн Цянь хотел было обернуться, чтобы посмотреть, но стоило ему слегка пошевелить шеей, как он почувствовал, что его спина вот-вот расколется надвое. Ему оставалось лишь поблагодарить судьбу за то, что в этот день он был одет в темную одежду и мог спрятать эти следы.

С некоторым трудом придя в себя, Чэн Цянь, наконец, вошел. Он все еще казался немного напряженным.

Маленькая Лужа стояла во дворе с несчастным лицом. Кто-то нарисовал у ее ног круг из заклинаний, превратив землю в клетку, призванную удерживать ее на месте. Тонкая и тесно связанная резьба, требовавшая минимального количества штрихов, скорее всего, являлась работой старшего брата. Из метода обучения их младшей сестры можно было сделать вывод о том, что глава клана был строг с другими, но снисходителен к себе.

На шее Лужи висел свиток. Это были те же самые писания «О ясности и тишине», что заставляли ее братьев желать смерти много лет назад. Эта штука была для них поистине пагубной вещью, чье влияние уходило корнями в далекое прошлое. Говорили, что у Хань Юаня, при одном лишь взгляде на нее, начинала болеть голова.

— Третий брат! — Лужа выглядела так, словно увидела своего спасителя в лице Чэн Цяня. Она поспешила окликнуть его. — Третий брат, помоги!

Чэн Цянь бросил на нее быстрый взгляд и подошел ближе.

— Ли Юнь в комнате?

С сердцем, полным надежд, Лужа поспешно кивнула головой.

— Да, да, второй брат — это…

Из дома неподалеку послышался голос Ли Юня.

— Почему ты вернулся так поздно, что ты там делал?

Чэн Цянь издал в ответ неопределенный звук. Не заботясь о Луже, он повернулся на слова брата.

Лужа вскрикнула:

— Ах! Третий брат, не уходи, выпусти меня, мне нужно в уборную, я сейчас обмочу штаны!

Она использовала этот трюк так много раз, что никто из ее братьев больше не попадался на него. Чэн Цянь покачал головой. Вдалеке распахнулось окно. Ли Юнь высунул голову и безжалостно ответил девочке:

— Сделай это, только не забудь прибрать за собой.

Лужа была в шаге от того, чтобы разреветься.

— Нет! Второй брат, третий брат, я еще так молода! Я не хочу заучивать эти трудные писания! Ты не можешь так обращаться со мной, наш учитель на небесах будет убит горем!

Чэн Цянь не мог пошевелить головой, поэтому ему пришлось развернуться полностью. Он улыбнулся ей и ласково проговорил:

— Он не будет плакать, маленькая сестричка. Учитель обращался с нами точно так же.

Надежды Лужи были разрушены.

Проигнорировав ее завывания, Чэн Цянь прошел прямо в комнату Ли Юня и закрыл за собой дверь, чтобы не слышать шума. Когда он обернулся, то сразу же сменил позицию и заговорил в пользу сестры.

— Ей всего шесть или семь лет, почему ты так жесток с ней? Эти заклинания дело рук Императрицы, не так ли? В прошлом наш учитель никогда не запирал его в Традиционном зале.

Комната Ли Юня была полностью заполнена клочками бумаги и перепутанными книгами, духовными травами и амулетами, разбросанными повсюду. Услышав эти слова, Ли Юнь высунул голову из кучи мусора и сказал:

— У нашего клана нет верного метода совершенствования, но мы научились поглощать Ци примерно в то же время, что и другие заклинатели. Подумай об этом. В прошлом наш старший брат только и делал, что игрался, но уже через три-четыре года он начал с успехом прогрессировать. Как ты думаешь, почему так?

Чэн Цянь задумчиво произнес:

— Но ведь дело не в писаниях?

— Не говори так, — Ли Юнь достал из какого-то угла схему меридианов. На ней были круги и точки, оставленные повсюду заметки, от которых у Чэн Цяня начала пульсировать голова.

— Несколько дней назад я обнаружил, что в писаниях «О ясности и тишине» может быть сокрыта какая-то тайна.

Только тогда Чэн Цянь понял, что все эти годы он был так непочтителен к «Священным писаниям о ясности и тишине, скрывающим какие-то тайны». Он тут же спросил:

— Какая тайна?

— Я пока этого не знаю, — беспечно отозвался Ли Юнь, — это то, что хранилось в нашем клане тысячелетиями, разве я могу так быстро найти ответ? Я заставил Лужу читать их, ради эксперимента.

Чэн Цянь промолчал.

Когда он выглянул в окно, то увидел Лужу, «ради эксперимента» сидевшую в кольце заклинаний с уныло опущенной головой и поджатыми губами. В руках она вертела священные писания. Ее фигура была настолько жалкой, насколько это вообще было возможно.

Чэн Цянь вздохнул.

— Ладно, это не впервые, когда ты используешь нас, чтобы «что-нибудь попробовать». Она ничего не потеряет, просто читая все это, но... как насчет ее чудовищной ауры?

Ли Юнь с досадой почесал затылок.

— Я как раз собирался сказать тебе об этом. Она становится все больше и больше, эти заклинания, возможно, не смогут долго сдерживать ее. Так как мы собираемся приготовить снадобье, мне все еще нужна «увядшая трава». Я искал ее весь прошлый год, но так и не смог найти. Если с этим действительно ничего нельзя поделать... Мне придется придумать способ продолжить поиски за пределами острова.