Ли Юнь спросил:
— Тогда кто был тот человек с веером?
Хань Юань нахмурился.
— Нам лучше не провоцировать его. Он — один из людей острова Лазурного Дракона, его зовут Чжоу Ханьчжэн. Он — левый защитник лекционного зала. В лекционном зале таких двое. Помните женщину с квадратным лицом? Она — правый защитник.
Он имел в виду Тан Ваньцю.
— Этот левый защитник даже не знает нас, почему он затаил такую обиду?
— Вероятно, недоволен тем, что мы попали в лекционный зал, не пройдя испытание, — сказал Хань Юань, — я не знаю. Я слышал, что он очень злобный и довольно темпераментный, так что лучше не нарываться на него в будущем. Ах да, сегодня я нашел кое-что хорошее.
Сказав это, Хань Юань стряхнул с рук крошки от закуски и вытащил из-за пазухи небольшой пакет, завернутый в промасленную бумагу. С таинственным видом он показал его своему старшему брату.
В бумаге покоились три иглы странной формы. На них были вырезаны едва заметные символы, а кончик слегка посинел.
— Это... — Ли Юнь посерьезнел. — Сяо Цянь, не трогай их! Это иглы для поиска души, они ядовиты... где ты их взял?
Хань Юань ухмыльнулся:
— Купил на Небесном рынке, хе-хе.
— Я знаю, что это за вещи, они ужасны, — держа иглы через бумажную обертку, Ли Юнь совершенно забыл о том, что ругал недостойное поведение Хань Юаня. — Их действительно трудно достать. Они называются «иглы поиска души», нужно лишь указать свою цель, чтобы они сами убили твоего врага. С их помощью можно без труда претендовать на голову генерала стотысячной армии!
Чэн Цяня подобные еретические практики не интересовали. Если бы он действительно хотел превратить кого-нибудь в пепел, он сделал бы это своими собственными руками. Он даже не стал слушать их объяснения и попросту прошел мимо, неся в руке большую корзинку цветов. Дойдя до комнаты Янь Чжэнмина, он пинком распахнул дверь.
Не обращая внимание на хихиканье служанок, он грубо поставил корзину на стол и рявкнул:
— Увядшие цветы и засохшие ивы2, как ты и хотел.
2 残花败柳 (cánhuā bàiliǔ) — устаревшее значение «падшая женщина».
В этот момент служанки окружили его, и Чэн Цянь вынужден был подумать о том, что пейзаж снаружи был довольно красивым. Но их старший брат, которому потребовалось три месяца, чтобы оправиться от раны, длиной всего в полтора цуня, на удивление не бездельничал. На маленьком столике, обычно служившим подставкой для гуциня, лежала длинная деревянная дощечка, а сам он держал нож, сосредоточившись на вырезании амулета.
Когда Чэн Цянь пинком распахнул дверь, линия под рукой Янь Чжэнмина мгновенно оборвалась и на пальце выступила капля крови.
Янь Чжэнмин нахмурился, но, когда увидел, что это был Чэн Цянь, снова улыбнулся. Из-за этой «серьезной травмы» Чэн Цянь не только собирал для него цветы, но и вынужден был каждый вечер терпеть придирчивость своего старшего брата, пока расставлял их в вазе.
На второй день открылся лекционный зал.
То, что они называли «лекционным залом», на самом деле оказалось горным склоном. На склоне было так многолюдно, что куда ни глянь, везде можно было увидеть самых разных людей, мужчин и женщин, молодых и старых, кто-то стоял, кто-то сидел, кто-то даже забирался на деревья.
К счастью, по предложению Ли Юня, клан Фуяо прибыл раньше. Они нашли неприметный уголок у входа и устроились там.
Повсюду вокруг них оказались неотесанные бродячие заклинатели. Большинство из них не достигло высокого уровня, некоторые не освоили даже инедию3 или все еще не освободились от мирских желаний. Другие проводили время, скитаясь с места на место, у них не было никаких жизненных стандартов, их тела были покрыты грязью и копотью. Их ужасный запах распространялся так далеко, что становилось трудно дышать. Некоторые из них также привезли с собой домашних духовных животных. Собаки, птицы и лисы были еще ничего, но среди людей также бегала большая жирная серая крыса. Это было крайне отвратительно.
3 Инедия от лат. «голодание». Солнцее́д — человек, утверждающий, что способен длительное время обходиться без физической пищи и воды, или только без физической пищи. Синонимы: праное́д, бретариа́нец (от англ. breath — дыхание) — человек, которому для жизни нужен якобы только воздух. Саму философию такого образа жизни, соответственно, называют солнцеедение (праноедение).
Но несмотря на весь фэн-шуй этого места4, даже Чэн Цянь не мог удержаться от хмурого взгляда, не говоря уже об их старшем брате мизофобе5.
4 Здесь используется фраза «風水地地», что буквально означает «место с хорошим фэн-шуй», «место богатое природными ресурсами». (Это сарказм)
5 Мизофобия — навязчивый страх загрязнения либо заражения, стремление избежать соприкосновения с окружающими предметами. Человека, который испытывает подобный страх, называют мизофобом.
Но Янь Чжэнмин не выказал никаких признаков протеста. Он просто не мог. Именно он был тем, кто решил остаться, как он мог отступиться от своих собственных слов на глазах у всех?
Янь Чжэнмин махнул рукой, отклоняя предложенную ему младшим адептом подушку. Он смотрел куда-то вдаль, и его сердце было наполнено невыразимым одиночеством.
Он невольно вспомнил о Традиционном зале на горе Фуяо, о маленьком дворике с беседкой, где клубился дым от благовоний, о младших адептах, спокойно разносивших закуски и теплый чай. Они никогда не ценили те времена, день ото дня создавая все новые и новые проблемы.
В то время он вечно спал до тех пор, пока солнце не поднималось высоко. Ли Юнь всегда играл со своими отвратительными рептилиями, Хань Юань всегда что-то ел украдкой. Чэн Цянь был единственным, кто боролся со своей сонливостью, слушая, как их учитель читает писания…
Даже теперь пейзаж оставался неизменным, только людей больше не было.
— Эй, младший брат, что случилось? — Голос Хань Юаня вырвал Янь Чжэнмина из мыслей.
Янь Чжэнмин обернулся и увидел, что Чэн Цянь практически оперся на Ли Юня, в поисках поддержки. Судя по цвету его лица, он не то, чтобы плохо спал, а скорее уж был серьезно болен. Даже губы сделались пепельными.
Чэн Цянь прищурился и покачал головой. Но, то ли потому, что у него не было сил, то ли потому, что он не хотел говорить слишком много, он так ничего и не сказал.
Янь Чжэнмин встревожился. Последний раз, когда он видел Чэн Цяня таким, был, когда мальчишка впервые вырезал амулеты. Тогда он почти полностью осушил себя.
— Что ты делал вчера вечером? — Янь Чжэнмин потянулся, чтобы ткнуть пальцем в темные круги под его глазами. — Какую-то пакость?
Ли Юнь внезапно вспомнил свой вчерашний разговор с Чэн Цянем. Он повернулся, чтобы задать ему вопрос:
— Утром я навещал нашу младшую сестру. Я видел, как она плакала в своей комнате, что случилось?
Плач Лужи почти гарантированно обрушивал здания. Когда она начала понимать, что ее окружает, она перестала проливать слезы в комнате. Иногда она не могла сдержаться, но как только дом начинал трястись, тут же замолкала.
Полумертвый Чэн Цянь, наконец, соизволил дать хоть какой-то ответ:
— Дом в порядке?
— Ты опять делал что-то подобное, — огрызнулся Ли Юнь, поднимая Чэн Цяня за шиворот. — Ты опять пошел вырезать амулеты в одиночку. Неужели ты так сильно хочешь умереть?
— Тсс, — Хань Юань дернул Ли Юня за рукав. Шум на горном склоне внезапно стих. В самый центр лекционного зала с неба спустился человек. Полевые цветы на склоне один за другим ожили и зацвели, будто их обдало какой-то божественной росой.
Человеком на возвышении был Чжоу Ханьчжэн.
Держа свой веер «трех дум», Чжоу Ханьчжэн обхватил ладонью кулак другой руки и поприветствовал всех присутствующих.
— Я заставил всех ждать.
Янь Чжэнмин приподнялся, чтобы притянуть Чэн Цяня к себе. Затем он понизил голос и беспомощно заговорил с Ли Юнем и Хань Юанем:
