Чэн Цянь превратил его из «хрупкого» печенья в тряпку, которую нельзя было ни скрутить, ни разорвать. И пусть на вид она выглядела ужасно, но, как ее не сжимай, она все равно возвращалась в форму.
Боль от игл постепенно распространилась по всему телу. Конечности Янь Чжэнмина разрывало на части. Это было серьезным предупреждением от пересохших меридиан. Но юноша напрочь проигнорировал его. Окружавший его барьер исчез, внутренний дворец опустел. В ушах оглушительно зазвенело, и все его клинки разом вырвались на свободу!
Повисший в воздухе меч изначального духа превратился в чистое намерение и хлынул вперед, снося горы и опрокидывая моря1. В воздухе раздался дикий, почти звериный рев, и налетевший на лезвие свирепый вихрь в миг оказался отброшен назад.
1 排山倒海 (pái shān dǎo hǎi) — сносить горы и опрокидывать моря (обр. в знач.: всесокрушающий; неодолимый, сокрушая всё на своём пути).
Янь Чжэнмин содрогнулся всем телом, вопреки ожиданиям, его раны истекали кровью. Юноша ударил мечом по земле, приказывая себе оставаться на ногах, но перед его глазами стояла темнота.
— Сяо Цянь... — бессознательно пробормотал он.
Всю свою жизнь он ненавидел себя за то, что не смог защитить юного Чэн Цяня. Но спустя годы, Чэн Цянь стал таким сильным, что больше не нуждался в старшем брате. Лишь остаточный страх, зародившийся в сердце Янь Чжэнмина в те годы, так и не желал покидать его.
Губы Янь Чжэнмина тронула странная улыбка, и юноша тут же потерял сознание, застыв там же, где и стоял.
Деревянный клинок замер, но не упал. Его лезвие так и зависло в воздухе, держась ровно перед хозяином.
Однако, вопреки ожиданиям, никакого удара не последовало. Столкнувшись с таким сильным противником, яростный вихрь словно растерялся и предпочел скрыться в недрах тайного царства годы Дасюэшань.
Заключенная в клинок часть души Чэн Цяня, казалось, вздохнула с облегчением. Это было поистине неописуемое чувство. Его сознание было разделено надвое: одна половина оставалась в теле, а другая — в деревянном мече. Словно две головы, что думали одновременно, постоянно мешая друг другу. Теперь Чэн Цянь действительно понимал, что чувствовал Хань Юань. Будь то «душа художника» или разделение души.
Чэн Цянь отчаянно сопротивлялся влиянию заклинания. Юноша изо всех сил пытался сохранить здравомыслие, ведь, когда печать наследия цянькунь спала, помещенная в клинок часть его сознания все еще защищала Янь Чжэнмина. Находясь под подавляющим влиянием «души художника» он озадаченно размышлял над причинами и следствием.
Увидев, что ветер отступил, Чэн Цянь быстро перевел дух. Однако, в его душе уже зародилось сомнение.
Что такое «душа художника»?
Зачем Тан Чжэню желать, чтобы он убил Янь Чжэнмина?
Если бы Тан Чжэнь хотел повергнуть мир в хаос, он мог бы избавиться от Хань Юаня, Шан Ваньняня и других, но никак не от Янь Чжэнмина. У старшего брата клана Фуяо было столько перевернутых чешуек2, что их все можно было пересчитать одной рукой. Если бы никто и никогда не трогал его, он мог бы оставаться на горе Фуяо всю жизнь. Он никогда не желал брать на себя инициативу по созданию проблем.
2 逆鳞 (nìlín) — чешуя против ворса [под горлом дракона]. 触逆鳞 затрагивать чешую дракона, посаженную против ворса (обр. в знач.: затрагивать больное место).
Почему Тан Чжэню нужно было настроить против себя столь свирепого и сильного заклинателя меча? Зачем было тратить столько времени и сил, чтобы обманом заманить его в тайное царство горы Дасюэшань?
Даже если Тан Чжэнь и вправду был сумасшедшим и действительно хотел убить Янь Чжэнмина, почему он не сделал этого там, на горе Фуяо?
Пока они были на горе, никто бы ничего не заподозрил. Они проводили рядом день и ночь. Янь Чжэнмин не смог бы от него сбежать. Так почему именно здесь?
Никто не знал, какие опасности поджидают их в тайном царстве горы Дасюэшань. С момента попадания сюда, юноши постоянно были начеку, напасть на них со спины было практически невозможно.
С чего Тан Чжэнь вообще взял, что ему удастся убить Янь Чжэнмина?
Чэн Цянь давно совершенствовал свой изначальный дух, он уже пережил семь Небесных Бедствий. Его уровень был далек от некогда слабого Хань Юаня. Если бы он понял, что с ним что-то не так, он бы тут же начал сопротивляться. Но если Тан Чжэнь полагал, что Чэн Цянь слишком увлечется и случайно ранит заклинателя меча, достигшего уровня «Божественного Царства», то, похоже, он ни капли его не уважал.
Однако заклинание «души художника», спрятанное в теле юноши, пробудилось именно сейчас. Какой смысл ворошить осиное гнездо3?
3 打草惊蛇 (dǎcǎo jīngshé) — косил траву, спугнул змею; обр. вспугнуть, насторожить; разворошить осиное гнездо.
Янь Чжэнмин ненадолго пришел в себя. Юноша с позором прислонился к стене и почувствовал, как в глубине тайного царства бушует ветер. После этого он принялся приводить в порядок свой изначальный дух. Глубоко вздохнув, Янь Чжэнмин посмотрел в ту сторону, где должен был быть Чэн Цянь. Чэн Цянь все также неподвижно стоял на месте.
— Я еще не умер... — пробормотал Янь Чжэнмин. — Эй... Когда ты собираешься расчесывать мои волосы?
Отметина на лбу Чэн Цяня становилась все ярче и ярче. Чем глубже он проникал в суть разрушающейся печати, тем сильнее становилось жжение. Знакомое чувство ворвалось в его тело, грозя превратить юношу в горстку пепла.
Все это неизбежно повлияло на частицу сознания Чэн Цяня, заключенную в деревянном мече. Клинок тихо загудел.
Янь Чжэнмин отвернулся от Чэн Цяня и внезапно поднял голову, всматриваясь в глубины горы Дасюэшань. Вдруг, в его душе родился странный импульс, будто что-то в тайном царстве изо всех сил взывало к нему. Юноша не мог произнести ни слова, сердце бешено колотилось в его груди.
Однако он так и не сдвинулся с места. Пальцы Янь Чжэнмина слегка погладили рукоять деревянного меча, и юноша пробормотал себе под нос:
— Странно, такое чувство, там, внутри, есть кто-то очень упрямый. Прямо как ты.
Чэн Цянь изо всех сил пытался понять, что делать с наследием цянькунь, но едва услышав эти слова, он растерялся. Деревянный меч снова задрожал.
Янь Чжэнмин остановился в трех шагах от Чэн Цяня. Он не стал подходить слишком близко, чтобы не беспокоить юношу, но стоял так, чтобы видеть только его одного. Казалось, так он мог противостоять необъяснимой силе, тянувшейся к нему из недр горы.
Юноша быстро облизнул потрескавшиеся губы. Он отчетливо понимал, что это не только с ним что-то не так, но и тайное царство горы Дасюэшань, казалось, было чем-то взбудоражено.
Вдруг, он слегка зажмурился, и увидел, как сквозь темноту ледяной глыбы пробился золотистый луч света. Сперва это была лишь тонкая нить, но она стремительно удлинялась и вот, в этом невероятно мрачном месте расцвели десятки тысяч золотых цветов.
Среди бесконечного холода и стужи, в безмолвии колыхался загадочный ореол. Его свет отражался отовсюду, словно блики на воде, превращая это место в настоящий рай на земле.
Это зрелище казалось таким неописуемым, что, у каждого, кто увидел бы его, наверняка перехватыватило бы дыхание.
Янь Чжэнмин был потрясен. Вдруг, в его душе появилась догадка — это и был тот самый лист золотого лотоса с горы Дасюэшань?
Неужели, этот лист и вправду существовал?
В тот момент, когда золотое сияние разрезало темноту, Чэн Цянь понял, что не сможет так легко избавиться от «души художника». Темная энергия тут же окутала его внутренний дворец, и ослабевший изначальный дух почти полностью утонул в ней. Лишь та далекая часть, где было сокрыто наследие цянькунь, оставалась нетронутой.
Чэн Цянь, до того стоявший неподвижно, внезапно открыл глаза. Его взгляд был холоднее, чем на изнуряющих тренировках. Казалось, в нем можно было увидеть куски льда.
Янь Чжэнмин тут же пришел в себя.
— О предки, неужели ты проснулся?
