Но вдруг, Хань Юань отразил удар Цзян Пэна своим собственным мечом. Одновременно с этим он оттолкнул Ю Ляна свободой рукой и холодно произнес:

— Не смей умирать у меня на глазах, не навлекай на меня Небесное Бедствие. Убирайся отсюда!

Было видно, что меч Ю Ляна подвергся воздействию темной энергии. Юноша побледнел, но сохранил спокойствие и быстро ответил:

— Старший, я здесь, чтобы доставить послание. Возглавляемый Бянь Сюем зал Черной черепахи собрал вокруг себя множество заклинателей. Все они питают к тебе глубочайшую ненависть, они намерены убить тебя. Но эти люди всего лишь прикрытие. Они не брезгуют грязными трюками. Я понятия не имею, откуда они узнали о вашем маршруте. Мои друзья попытаются выиграть время, но тебе лучше уйти.

Пока он говорил, Хань Юань и Цзян Пэн успели провести более сотни раундов. Каждого из них окружал черный туман. Никто не желал опускаться до уловок. Они оба были ранены и не слушали, что говорил Ю Лян.

Но, если эти двое сумасшедших ничего не слышали, Ли Юнь вовсе не был глухим. Он быстро понял, что Ю Лян теперь всего лишь одинокий заклинатель меча, а его так называемые «друзья» — самое большее, банда, оставшаяся от Управления небесных гаданий. В последней стычке Управление небесных гаданий сильно пострадало, и вся их организация разваливалось на части. Кому теперь было до них дело?

Кроме Чжэши!

На этот раз Лужа среагировала очень быстро. Ведь именно она отвечала за отправку писем Чжэши. Конечно же, у девушки была с ним связь. Она быстро нащупал у себя на одежде пыльное воробьиное перо. Всего через несколько мгновений один конец пера потерял всю жизненную силу и потемнел!

— Это точно старший брат Чжэши! — закричала Лужа.

— Хань Юань, прекрати! — заорал Ли Юнь.

Но Хань Юань пропустил их слова мимо ушей... Может быть, он на самом деле слышал брата, но ситуация была настолько серьезной, что он попросту не мог сейчас остановиться.

Один из уцелевших бумажных насекомых выпрыгнул вперед и добросовестно передал все, что увидел, Ли Юню. Ли Юнь застыл, глядя куда-то вдаль. Все его тело покрылось мурашками. Менее чем в пяти ли от них разворачивался огромный массив. Никто не знал, сколько заклинателей с изначальным духом было на нем задействовано. Границы массива постепенно закрывались!

Ли Юнь стиснул зубы и вытащил из волос деревянную шпильку. В мгновение ока шпилька превратилась в меч.

Юноша не хотел использовать его без острой необходимости. Уходя, Янь Чжэнмин оставил это ему, чтобы он мог защитить себя. Внутри шпильки был запечатан клинок изначального духа.

В руках Ли Юня меч ожил, и Янь Чжэнмин сразу же это почувствовал.

Однако, в данный момент у него не было времени думать об этом. Чэн Цянь рухнул перед ним, как подкошенный. Казалось, юноша испытывал невероятную боль. Лежавшая на Шуанжэне рука Чэн Цяня бессознательно потянулась к лезвию. Будучи в полной темноте, Янь Чжэнмин не сразу понял, что юноша порезался, пока в нос не ударил металлический запах.

Шуанжэнь жадно пил кровь своего владельца. Юноша так разволновался, что против воли ринулся вперед.

— Сяо Цянь! Сяо Цянь!

Терпя сильнейшую боль, Чэн Цянь процедил сквозь зубы:

— Тан Чжэнь… Его… изначальный дух был создан в Поглощающей души лампе…

Все, что произошло в прошлом, разом сложилось в единую картину. Имея низкий уровень совершенствования, Тан Чжэнь, вероятно, как и они, отправился к морю Бэймин. Он отыскал разлом, оставленный темными заклинателями, и вошел в тайное царство горы Дасюэшань. Но прежде, чем он сумел отыскать лист золотого лотоса, налетел свирепый ветер и отделил его душу от тела.

Он должен был умереть, как те, кто пришел сюда до него, но, к счастью, его дух угодил в Поглощающую души лампу.

У Поглощающей души лампы не было владельца, но в тот момент она внезапно им обзавелась.

Какое совпадение. Словно слепая черепаха, случайно заплывшая в трещину. Точно так же, как когда-то душа Чэн Цяня вошла в камень сосредоточения души, в момент смерти, Тан Чжэнь обрел уникальную возможность и чудом выжил.

Но, пожалуй, такие вещи не стоит сравнивать. Поглощающая души лампа — великое зло, а камень сосредоточения души — божественный артефакт, способный помочь человеку на пути его самосовершенствования. Тан Чжэнь, должно быть, страдал в тысячу раз больше, чем Чэн Цянь.

В тот момент у него попросту не осталось выбора. Либо он совершенствовался в Поглощающей души лампе, либо лампа попросту поглотила бы его.

В конце концов, Тан Чжэнь победил. Он создал свой изначальный дух в Поглощающей души лампе и сам стал лампой.

Однако, вне всяких сомнений, его тело было неполноценным. Ведь только появившись в этом мире, эта проклятая вещь стала причиной множества злодеяний. Если Тан Чжэнь не сможет усовершенствовать свое тело, его постигнет не Небесное Бедствие, а самая настоящая ярость небес.

Если небеса разгневаются, они разнесут тайное царство горы Дасюэшань в щепки. Ни одно живое существо не сможет здесь выжить.

За исключением…

Голос Чэн Цяня был почти неслышен, и он продолжал бормотать себе под нос.

— Почему эти темные заклинатели пришли в тайное царство горы Дасюэшань?...

Говорят, что лист золотого лотоса с горы Дасюэшань может очистить любые грехи.

Но сможет ли он очистить грехи Поглощающей души лампы? Сможет ли он полностью омыть ее, превратив в божественный артефакт? Такой же, как камень сосредоточения души?

Чэн Цянь глубоко задумался. Неужели Тан Чжэнь действительно был так беспомощен перед птичьим демоном, державшим в руках его амулет, что решил сбежать?

Но ведь это были лишь «Нити марионетки». У Тан Чжэня была сотня способов справиться с ним.

Или он оказался таким бесстрашным, что лично вернулся в тайное царство горы Дасюэшань, чтобы проверить Поглощающую души лампу?

А может... Тан Чжэнь сам хотел, чтобы он пришел?

Все тело Чэн Цяня замерзло, мысли вереницами проносились мимо. Но прежде, чем он успел озвучить хотя бы одну из них, наследие цянькунь в его внутреннем дворце внезапно пробудилось, и божественное сознание Чэн Цяня вернулось к своему владельцу. Похоже, его что-то спровоцировало, что-то, что заставило его внутренний дворец озариться ярким светом. Поврежденный изначальный дух юноши едва мог открыть глаза.

Его божественное сознание стало настолько чувствительным, что Чэн Цянь смог ощутить ту малую часть, запечатанную в деревянном мече Янь Чжэнмина. Ему казалось, что он разделился надвое... Нет, натрое!

Все его воспоминания оказались разделены какой-то неизвестной силой, от горы Фуяо до острова Лазурного дракона, страница за страницей, они утратили всякие подробности. Его память постепенно искажалась, и его братья, с которыми они всегда поддерживали друг друга, стали ненавистными врагами. Все теплые чувства разом превратились в горькую, пронзающую до костей, ненависть.

С одной стороны, Чэн Цянь все еще сохранял здравомыслие под влиянием ослепительного сияния наследия цянькунь, и мог легко отличить реальность от вымысла. С другой, он не мог подавить эту внезапную ненависть, которая, казалось, исходила из самой глубины его сердца.

Одновременно с этим у юноши открылся третий глаз, который с опаской смотрел на мир из деревянного клинка.

В море знаний Чэн Цяня раздался голос, без устали повторяющий: «Убей его, убей его».

Это… «душа художника»!

Когда Тан Чжэнь вернул ему воспоминания, он спрятал в них это заклинание!

Чэн Цянь все еще оставался в сознании, но ему с трудом удавалось сдерживать разгоравшуюся жажду убийства. Он даже не чувствовал боли в порезанной ладони.

На самом деле, Шан Ваньнянь был к нему безжалостен. Ведь при нормальных обстоятельствах наследие цянькунь могло бы помочь ему противостоять «душе художника». Кроме того, было еще кое-что, на что Чэн Цянь никак не мог повлиять. Небольшая часть его изначального духа находилась в деревянном клинке Янь Чжэнмина. Но юноша угодил под удар свирепого ветра, способного отделить душу от тела.