Они не понимали, где их учитель умудрился найти столько Священных писаний. Он читал по книге в день без всяких репетиций. После даосских шли буддийские, а затем тексты, составленные им самим, абсолютно не структурированные и не ограниченные пределами клана, из-за чего часто противоречащие сами себе.
После Священных писаний они занимались практикой владения мечом.
Янь Чжэнмин бесстыдно притворялся, что хорошо разбирается в первых трех стилях, хотя на деле обладал лишь поверхностными знаниями, и просил мастера научить его четвертому. Ли Юнь выучил несколько новых движений и теперь сдерживал себя от создания проблем. Упоминать Чэн Цяня не было необходимости. Только Хань Юань остался такой же обузой для своих старших братьев и бессердечно уничтожил каждое птичье гнездо вокруг Традиционного зала.
Каждый день Янь Чжэнмина запирали в Традиционном зале, где он угрюмо 1 практиковался в изготовлении амулетов. Чэн Цянь или делал домашнее задание рядом с ним, или помогал учителю подрезать цветы и траву. Похоже, мастер планировал компенсировать ему любовь, которой Чэн Цяню не хватало в прошлые годы. Он всегда оставлял для него лакомства, которые нравились детям, и пока Янь Чжэнмин обиженно выводил линии на дереве, учитель намеренно просил Чэн Цяня сделать перерыв и рассказать ему несколько необычных народных сказок.
1 букв., сидел с темными облаками над головой.
Янь Чжэнмин порой чувствовал, что этот маленький ребенок находился здесь только для того, чтобы конкурировать с ним за любовь учителя. Тем не менее, нельзя было отрицать, что, благодаря влиянию Чэн Цяня и его присутствию рядом, Янь Чжэнмин мог просидеть за делом немного дольше обычного.
Янь Чжэнмин сильно изумился, когда сегодняшний песок в часах закончился, а его руки онемели. Впервые он ощутил таинственную силу, возникшую от трения резчика о дерево.
«Сконцентрируйся. Собери энергию Ци в своем теле», — прозвучал в его голове хриплый голос. — «Великое — оно в бесконечном движении. Находящееся в бесконечном движении не достигает предела. Не достигая предела, оно возвращается к своему истоку… Оно повсюду действует и не имеет преград…»
Чэн Цянь сумел оценить ситуацию. Он встал и непроизвольно отступил назад, прежде чем учитель попросил его об этом. В то же время он почувствовал, как неясный поток воздуха окутал его тело, а затем перетек внутрь первого старшего брата, будто река, впадающая в море.
Это была его первая встреча с подземным пространством угнетенного мира. Чэн Цянь понятия не имел, что чувствовал Янь Чжэнмин, но тоже услышал нечеткий голос. Прямо сейчас солнце перекатилось на другую сторону горы Фуяо, смутно различимое эхо достигло каждого уголка, наполненного духовной энергией. Бесчисленное множество голосов сплетались в один, вызывая в Чэн Цяне странные чувства. Они звучали так, будто далекое прошлое и туманное будущее перешептывались друг с другом через призму настоящего. Он отчаянно пытался разобрать, о чем они говорят, но слова мягко текли мимо него, как зыбучие пески в реке времени.
Чэн Цянь оказался практически одержим.
Внезапно чья-то рука схватила его за плечо, и Чэн Цянь вздрогнул, словно очнувшись после странного разноцветного кошмара. Он обернулся и смутно разглядел Мучунь чжэньжэня.
Мучунь уставился на него сверху вниз. Чэн Цянь почувствовал странный холодок на своем лице. Он поднял руку, чтобы вытереться, но обнаружил, что по его щекам текли слезы.
Он почувствовал неловкость, не понимая, что произошло, и продолжил бессмысленно смотреть на учителя.
— Пять цветов притупляют зрение. Пять звуков притупляют слух. Пять вкусов притупляют ощущения, — голос Мучунь чжэньжэня превратился в тонкую нить и пронзил уши Чэн Цяня. — Как ты можешь быть «свободным и легким» 2, когда видишь слишком много, слышишь слишком много, думаешь слишком много и желаешь слишком многого? Очнись! Сейчас же!
2 «Свобода и легкость» — наставление, данное Мучунем Чэн Цяню.
Его слова напоминали сигнал к пробуждению. В голове Чэн Цяня все жужжало, но, моргнув, он вновь обрел зрение и увидел первого старшего брата, который сидел, будто приросший к месту. Все выглядело так, словно он погрузился в глубокую медитацию. Куски дерева, исчерченные беспорядочными линиями, валялись на столе.
Чэн Цянь сидел пораженный, пока Мучунь чжэньжэнь ерошил его волосы. Немного придя в себя, он, наконец, спросил:
— Мастер, только что я слышал голоса людей…
— Ох, все они — праотцы нашего клана.
Чэн Цянь был ошеломлен.
— История нашего клана насчитывает более тысячи лет, неужели так странно, что у нас много предков?
— Где они сейчас?
— Конечно, они все уже мертвы.
— Они не вознеслись на Небеса? — вытаращил глаза Чэн Цянь.
Мучунь опустил голову. Ласково посмотрев на Чэн Цяня, он переспросил:
— Разве есть какая-то разница между смертью и вознесением?
— Конечно, есть. Разве вознесение не означает бессмертие?
Мучунь на мгновение замер, а потом, казалось, удивился. Он не дал прямого ответа, вместо этого сказав:
— Ах… Ты все еще ребенок, не стоит больше говорить о смерти. Ты поймешь все это, когда подрастешь 3.
3 В китайской культуре считалось неправильным, когда дети говорили о смерти.
С этими словами учитель вернулся на свое место и сел. Он смотрел на Янь Чжэнмина, и выражение его лица было печальным. Чэн Цянь услышал его бормотание: «Почему он должен был уйти в медитацию именно сейчас? Он действительно выбрал ужасный момент. Где я теперь буду ужинать?».
В итоге ужин принесли в Традиционный зал, который изначально являлся местом передачи мудрости, знаний и разрешения сомнений. Среди разбросанных амулетов и Священных писаний лежал поджаренный цыпленок, окруженный другими блюдами, а рядом со столом все так же сидел безвольный первый старший брат.
Мучунь попросил Чэн Цяня присесть рядом. Он любовно передал Чэн Цяню кусок мяса и подтащил к столу лист бумаги, исписанный священными текстами. Затем он настоял:
— Ешь больше, тогда подрастешь. Кости выплюнь на бумагу.
Чэн Цянь спокойно взял свою миску, чувствуя, что с этого момента вряд ли сможет испытывать хоть малейшее благоговение перед Традиционным залом.
После ужина Мучуню пришлось остаться и охранять первого старшего брата. Он приказал младшим адептам завернуть для Чэн Цяня полцзиня4 десертов на случай, если тот проголодается ночью. Сегодня был как раз пятнадцатый день месяца, время, когда вход в горные пещеры был строго воспрещен. Но Мучунь не повторил это предостережение Чэн Цяню; он верил, что Чэн Цянь не выйдет наружу и не будет создавать проблемы, а вместо этого займется переписыванием правил клана.
4 Цзинь — мера веса, равная 0.5 килограмма.
Чэн Цянь действительно не стал бы, а вот кое-кто другой — еще как.
Не успел он войти в павильон Цинань, как Хань Юань тут же проследовал за ним. Хань Юань создавал беспорядок вокруг всего, что его окружало. Он схватил десерты, оставленные Чэн Цянем, и расхваливая их, съел большую часть. Разбрасывая крошки во все стороны, он сказал:
— Тебе ведь неинтересно проводить весь день с первым старшим братом, лучше поиграй с нами. Сегодня второй старший брат показал мне несколько новых движений, и я уже почти выучил все шаги первого стиля!
Чэн Цянь уклонялся от крошек, которых было так же много, как снега. Он молчаливо улыбнулся своему глупому младшему брату и насмешливо подумал, что тот, наверное, через несколько дней отправится на Небеса, раз так быстро освоил первый стиль.
Указав на двор, Хань Юань сказал Чэн Цяню:
— Твой двор такой запущенный, едва ли лучше, чем у учителя. Завтра ты непременно должен увидеть мой. Мой двор в десять раз больше твоего, а позади есть бассейн, так что летом мы можем купаться — ты умеешь плавать? А, забудь. Вы, домашние дети, не посмеете выйти из дома, не то что поплавать. Я научу тебя. Обещаю, ты станешь хорошим пловцом за одно лето.
