— Раньше я жил в другом месте, а потом случилась беда. Мой отец умер. Мать больше не хотела заботиться обо мне, поэтому я, дедушка и многие наши соседи из деревни перебрались сюда.

Вдруг, в душе Чэн Цяня возникла смутная догадка. Он спросил:

— Что за беда?

— Понятия не имею, — сказал Эрлан. — Я плохо понял. Мой дедушка сказал, что это было наказание, посланное бессмертными или что-то в этом роде. Бессмертные такие ужасные. Господин цзюйжэнь, а где твой дом? Ты ведь очень важный чиновник, да?

Чэн Цянь на секунду засомневался, но ребенок, казалось, и не ждал от него ответа. Болтая, мальчик бесстрашно схватился за меч Чэн Цяня, затем поднял глаза и внезапно заговорил серьезно, как взрослый:

— В таком случае ты должен постараться стать честным чиновником!

Рука Чэн Цяня слегка дрогнула.

Из-за его метода самосовершенствования температура тела юноши была намного ниже, чем у обычных людей. К тому же, он носил с собой ледяной клинок. Однако Чэн Цянь чувствовал, что этот ребенок, похоже, не боялся холода.

Чэн Цянь посмотрел вниз, и Эрлан тут же одарил его своей беззаботной беззубой улыбкой. Однако на шее мальчика и на неприкрытых одеждой участках кожи, виднелись ярко-красные отметины.

Говорят, что такие отметины бывают лишь у тех, кто замерз насмерть.

Вдруг, Чэн Цяня словно осенило. Лишь в месте вечного покоя можно было быть свободным от печалей человеческого мира.

Он немного помолчал и, понизив голос, спросил:

— Ты не замерз?

Услышав это, Эрлан снова улыбнулся и покачал головой.

— Напротив, мне жарко!**

На лице мальчика сияло беззаботное выражение, но его кожа казалась бледной до синевы.

Вдруг, откуда-то донесся тихий голос старика:

— Эрлан, немедленно возвращайся домой!

Услышав это, Эрлан тут же отпустил руку Чэн Цяня и бойко ответил:

— Иду!

Он покружился на месте и сказал Чэн Цяню:

— Меня зовет дедушка. Господин цзюйжэнь, если тебе куда-то нужно, ты должен найти того, кто подскажет тебе дорогу.

Сказав это, мальчик развернулся и вприпрыжку побежал прочь, напевая какую-то деревенскую песенку.

Но было в его образе еще кое-что, что сильно насторожило юношу. У ребенка не было тени.

— Эй, — внезапно окликнул его Чэн Цянь. Эрлан обернулся и посмотрел на него широко раскрытыми глазами человека, свободного от мирской суеты.

Чэн Цянь остановился и оперся на Шуанжэнь, забравший бесчисленное количество душ. В темноте ночи он казался статуей прекрасного божества.

— Когда я был ребенком, меня тоже звали Эрлан.

В это самое мгновение, он словно собственными глазами увидел, как в хаосе полной чувств и страстей жизни пересекаются человеческие судьбы.

С тех пор, как его изначальный дух вошел в камень сосредоточения души, он почти забыл о радостях и печалях этого мира.

Эрлан удивленно посмотрел на него, почесал лохматую голову, улыбнулся и убежал.

Чэн Цянь тихо выдохнул. Его сердце наполнилось тоской. Если это был тот самый край, куда стекались души умерших, то…

Он превратился в тень и, словно ветер, пронесся сквозь красивую, но безжизненную деревню, держа путь прямо в глубь долины.

По пути он не заметил никаких признаков пребывания в этих краях тигров и волков, рыскавших здесь в те времена, когда они с Лужей пытались найти выход. Чэн Цянь понял, что в те годы он был всего лишь слабым ребенком, а дикие звери, что так сильно напугали его, обычными кошмарами.

На этот раз Чэн Цянь не заблудился. Он быстро нашел то место, где находились останки Тун Жу.

Стояла ночь новолуния. Озаренное светом бесчисленных звезд небо было хрустально чистым. Старые кости совсем не казались юноше страшными. Наоборот, они словно лучились умиротворением. Чэн Цянь почувствовал смутную связь между Шуанжэнем и человеческими останками перед ним.

В этот момент пейзаж перед его глазами внезапно изменился, будто кто-то резко раздернул плотный занавес.

До ушей Чэн Цяня донесся тихий голос. Он спросил:

— Какой самый счастливый момент в твоей жизни? Какой самый болезненный момент? Почему ты так стремишься идти по этому пути? Сожалел ли ты о чем-либо в последние годы?

Этот голос показался Чэн Цяню знакомым, но юноша никак не мог вспомнить, где он мог его слышать. Но уже через несколько мгновений Чэн Цянь увидел своего, так похожего на ласку, учителя. Старик нес на руках его детское «Я», спеша поскорее укрыться от дождя и все время о чем-то бессвязно бормотал. А потом он увидел полуразрушенный храм. Ребенок с перепачканным сажей лицом поднял голову и удивленно посмотрел на него. В руках он держал курицу нищего, с которой только что снял запекшуюся глиняную корку…

Вдруг, прямо перед ним появилась длинная тропа. Тропа превратилась в гору Фуяо. В богато украшенной «Стране нежности» восседал надменный юноша. Он приказал своей служанке дать детям по горсти конфет с кедровыми орехами. Но едва переступив порог комнаты, маленький Чэн Цянь, еще не достигший и половины роста взрослого человека, с презрительным выражением лица отдал конфеты своему беззаботному младшему брату, которого он считал таким же невыносимым.

Словно в бреду, Чэн Цянь шагнул вперед, взял пакетик кедровых конфет и поспешно сунул одну в рот. Острая сладость на языке пробудила его чувства. Чэн Цянь, давно не пробовавший никакой еды, слегка опешил.

Не удержавшись, он пропустил спускавшегося по лестнице ребенка и медленно подошел к юноше, требовавшему, чтобы его волосы расчесывали не менее восьми раз на дню. Он наблюдал, как этот избалованный юный господин распоряжался своими служанками. В этот момент что-то внутри Чэн Цяня сломалось, и чувства затопили его с головой.

Он внезапно шагнул вперед и обнял мальчика так, будто держал в руках самое ценное сокровище в своей жизни.

В столь юном возрасте старший брат Чэн Цяня еще не до конца сформировался. Мальчик был стройным и тонким. Янь Чжэнмин казался меньше своих сверстников и был ощутимо ниже Чэн Цяня.

Чэн Цянь слегка приподнял голову и положил подбородок мальчику на макушку. На мгновение его взгляд затуманился.

Это был самый счастливый и одновременно самый болезненный момент в его жизни.

Чэн Цянь посмотрел на себя, обнимающего человека, по которому скучал больше всего на свете, и отчетливо понял, в чем же на самом деле заключался смысл его жизни. В то же время он понял, что все это лишь иллюзия, и что все его надежды так же тусклы, как лучи закатного солнца. Время течет вперед, смерть неизбежна.

Вдруг, до его ушей донесся тихий вздох, и руки Чэн Цяня опустели. Подняв глаза, он увидел, что все иллюзии исчезли. Мучунь чжэньжэнь стоял перед ним уже бог знает сколько времени. Чуть дальше сидел Господин Бэймин. Тун Жу. Его конечности были скованы черными, как смоль, цепями, и все его тело было окружено сферой белого света. Многочисленные клинки появлялись прямо из сферы, раз за разом безжалостно вонзаясь в его плоть. Однако он продолжал все также мирно сидеть рядом со своим скелетом и, казалось, совершенно не чувствовал боли.

— Учитель? Старший наставник? Это… — спросил Чэн Цянь.

Тун Жу кивнул ему издалека и ответил:

— За все те непростительные поступки, что я совершил, после смерти я должен быть предан казни тысячи клинков. Надеюсь, это не выглядит слишком кроваво?

Чэн Цянь растерянно промолчал.

 Мучунь чжэньжэнь, находившийся в своем истинном обличье, лукаво улыбнулся Чэн Цяню и знаком велел юноше подойти поближе.

— Даже будучи взрослым, ты все еще ходишь с этим каменным лицом. Совсем не мило, — сказал он.

— Значит, привычка моего старшего брата каждый день находить все новые и новые неприятности — это мило? — мягко произнес Чэн Цянь.

— Если он так сильно тебя раздражает, то, что же ты так крепко в него вцепился, не желая отпускать? — улыбнулся Мучунь чжэньжэнь.

Чэн Цяня нахмурился и закрыл глаза. После долгого молчания он тихо сказал:

— Действительно, это было слишком самонадеянно с моей стороны.