1 翻江倒海 (fān jiāng dǎo hǎi) — хаос. (обр. в знач.: перевернуть все вверх дном; устроить беспорядок).
2 一锅粥 (yīguōzhōu) — котёл кашицы, перен. беспорядок, неразбериха.
Нянь Дада был всего лишь провинциальным заклинателем, никогда не видевшим мир, от страха он не мог даже открыть глаза. Люлан же, напротив, шагнул вперед, явно намереваясь покинуть защитный барьер, созданный пятицветным камнем. Но Тан Чжэнь схватил его за плечо и потянул назад.
С маской, скрывавшей половину его лица, Люлан больше не был похож на того юношу, что когда-то пришел в долину Минмин. Сделав над собой усилие, он, наконец, заговорил, грубым, как наждачная бумага, голосом:
— Старший, я…
— Ты едва освоил начальные техники. Ты даже не способен почувствовать Ци. Сейчас ты не сильно-то отличаешься от муравья! Сражения – не твой удел, — безразлично ответил Тан Чжэнь.
— Но старший Чэн спас мне жизнь. Я должен собрать все свое мужество и как следует отплатить ему, — с трудом произнес Люлан.
— Одной твоей храбрости недостаточно. Все, на что ты сейчас способен — это стать закуской для темного заклинателя. Что ты собираешься делать? — безжалостно парировал Тан Чжэнь.
Люлан сжал кулаки.
— Заклинатели, ищущие свой путь, подобны песку, омываемому волнами. Шанс выжить один из десяти. Плохое ли деяние или хорошее, ты должен набраться терпения, чтобы иметь возможность сполна отплатить за него. Какой толк от простых слов? — не глядя на юношу, тихо добавил Тан Чжэнь.
— Но…
Тан Чжэнь, казалось, совсем не беспокоился о Чэн Цяне.
— Взгляни на это, — спокойно ответил он.
Угодив в ловушку черного тумана, Чэн Цянь никак не мог понять, как отсюда выбраться. Все, что он сейчас чувствовал, так это то, как неизведанная сила с легкостью подавила его изначальный дух, едва ли не сбросив юношу обратно на землю.
Его сердце, на много лет забывшее тревоги, забилось быстрее под воздействием этой темной энергии. В юности Чэн Цянь был совершенно беспомощен. На своем пути ему пришлось пережить множество взлетов и падений, встреч и расставаний. Душераздирающая боль, что он вынужден был терпеть в камне сосредоточения души, казалось, вновь обрушилась на него. Из глубины его души раздался голос: «Неужели ты действительно не таишь обид?»
До самой смерти он таил обиду на своих родителей. Он также запомнил Чжоу Ханьчжэна, просто посмотрев ему в глаза. Он до мельчайших подробностей помнил все унижения, что ему пришлось пережить. Мог ли человек с таким характером внезапно стать святым и отпустить все произошедшее?
Неужели он и вправду не держал зла на Хань Юаня, чья рука когда-то пробила его грудь?
Это было то, что даже его незлопамятный старший брат никак не мог забыть. Мог ли ничего не упускавший из виду Чэн Цянь простить его? Последние годы он был свободен от волнений потому, что его характер действительно изменился, превратившись в чистый ветерок и яркую луну3, среди которых не осталось места для прошлых обид? Или он отложил все это в сторону только лишь из-за того, что Тан Чжэнь забрал его память на целых сорок девять лет, и теперь он на все смотрел по-новому?
3 明月清风 (míngyuè qīngfēng) — лунный свет и приятный ветерок; обр. идиллия.
Вдруг, черный туман перед лицом Чэн Цяня принял облик Хань Юаня. Губы юноши тут же скривились в улыбке.
— Третий брат, вечно ты себе лжешь. Ты готов, наконец, взглянуть правде в глаза?
Чэн Цянь сощурился. Он никак не мог понять, был ли Хань Юань перед ним настоящим, или то была лишь иллюзия, созданная черным туманом и внутренним демоном. Все, что он сейчас знал, так это то, что в его непоколебимом спокойствии появилась брешь. Словно огромная плотина, обрушившаяся на муравейник, его сердце разбилось вдребезги.
— Третий брат, прежде ты не был таким лжецом. Если ты кого-то ненавидел, то никогда не показывал этому человеку столь приятного выражения лица. Почему же сейчас ты не смеешь даже думать об обиде? Чего ты боишься? Конфликта в клане? Сомнений в сердцах старших братьев? Или ты боишься показаться мелочным и погубить свою репутацию исключительно справедливого человека? — мрачно посмотрев на него, произнес Хань Юань.
— Заткнись, — холодно перебил его Чэн Цянь. — Как ты смеешь спрашивать меня об этом? Разве не ты это сделал? Даже если ты находился под влиянием «души художника», разве не ты все эти годы шел по Темному Пути? И тебе еще хватает совести жаловаться?
Хань Юань, похоже, не ожидал такого прямого ответа. На мгновение он даже растерялся.
Но пламя гнева уже охватило разум Чэн Цяня. Стиснув зубы, он кое-как заставил свою подавленную духовную энергию вновь циркулировать по телу, старательно игнорируя тот факт, что его грудь болела так сильно, будто вот-вот готова была разорваться. Не обращая ни на что внимания, юноша, наконец, очистил окружавшее его пространство от демонической Ци.
Кроме тюрьмы, которую он лично для себя построил, что еще в этой жизни могло его удержать?
Чэн Цянь не стал пускать в ход ледяной клинок. Подняв руку, он просто ударил Хань Юаня кулаком в лицо и сердито воскликнул:
— Разве у меня нет права обвинять тебя?
Хлоп! Услышав это, оба, и нападавший, и пострадавший, внезапно замерли.
Чэн Цянь был уверен, что, стоявший перед ним Хань Юань был всего лишь иллюзией, созданной его внутренним демоном, потому юноша, не раздумывая, ударил его. Но неожиданно «иллюзия» оказалась человеком из плоти и крови.
Он тут же вспомнил слова Тан Чжэня об «использовании своего собственного «Я»» и о «создании дракона при помощи внутреннего демона». Его глаза округлились, и юноша недоверчиво произнес:
— Ты действительно... Хань Юань?
Хань Юань закрыл лицо руками. Сначала он был ошеломлен, а затем истерически рассмеялся:
— Маленький старший брат. Неужели ты так невнимателен, что не узнаешь меня даже тогда, когда я стою прямо перед тобой? — сказал он.
Чэн Цянь окончательно растерялся. Его рука, с зажатым в ладони мечом, задрожала.
— Значит, тем, кто ворвался в башню Красной птицы, был ты. Демонический дракон — это ты. Тот, кто хочет забрать кости Небесного Чудовища нашей младшей сестры, тоже ты…
Сцепив руки за спиной, Хань Юань небрежно произнес:
— От костей Небесного Чудовища одни несчастья. На что они годятся, кроме как мучить ее каждые несколько лет? Лучше уж вытянуть из нее этот скелет и отдать мне, ужасному темному заклинателю. Из уважения к нашему прошлому, я буду милосердным. Когда заполучу скелет, я сохраню ей жизнь.
Аура Чэн Цяня вздыбилась, подобно яростному цунами. Вокруг его тела разлилась волна ледяной Ци. Словно вихрь, юноша смел остатки демонической энергии и процедил сквозь зубы:
— Почему бы тебе не спросить, сохраню ли я твою жизнь?!
Как только он произнес эти слова, Шуанжэнь в его руке вспыхнул. Окружавший их мрак рассеялся, словно унесенные ветром сухие листья. Хань Юань вынужден был отступить. Он снова принял форму дракона и взмыл в небо.
Сияние меча вспороло всепоглощающую тьму. Чэн Цянь тоже поднялся вверх и бросился на дракона. Сопровождаемый громом и ветром, он отлично понимал, что может его убить.
Среди облаков человек и дракон сошлись в яростной битве, и даже их тени слились в одну настолько, что их невозможно было различить.
— Держись подальше, — покачал головой Тан Чжэнь и вновь потянул Люлана назад. — Снаружи слишком оживленно, а внутри находится главная проблема — Небесное Чудовище. Не думаю, что этот дом выстоит.
Тан чжэньжэнь, казалось, родился с вороньим ртом4, успешно предсказывавшим неприятности. Как только он это произнес, чайная рухнула.
4 乌鸦嘴 (wūyāzuǐ) — обр. человек, приносящий плохие новости (букв. клюв вороны).
Ночь наполнилась шумом. Лужа превратилась в огромное пылающее облако, явив миру свой истинный облик гигантского красного журавля. Ее кости громко трещали, а чудовищная аура слабела под силой меча Янь Чжэнмина. Все вокруг утонуло в алых всполохах.
