Так как собранные особым образом из срощенных костей и шкур многоэтажные вигвамы для меня уже не были в новинку, больше всего удивила целая импровизированная парковка, на которой стояли два десятка разномастных автомобилей. Похоже, не только Бисквит, воспользовавшись поводом моего появления на празднике, решил приехать на машине. Другие городские орки, тоже явившись к своим провинциальным родичам на колесах, наверняка проявили в глазах старейшин непозволительную лень. Ведь от окраин города до этого стойбища максимум три километра — орку минут на десять-пятнадцать бега, да и то не на пределе.

Бисквит оставил машину рядом с остальными, и мы направились через стойбище к центральному, самому большому вигваму. Точнее, он был самым широким, а не самым высоким, потому что на окраине возвышалось общежитие для молодняка. По заросшему все той же пепельной травой пространству бродило как минимум пара сотен местных жителей. Хотя, возможно, какая-то часть из них была такими же переодетыми горожанами, как и мой друг. В общем, в толпе я выделялся не только ростом, расой, но и одеждой. Это, конечно же, не могло не привлечь всеобщего внимания.

Любопытство орков со стороны выглядит довольно угрожающе. Так что я преимущественно старался смотреть вперед — на здание, к которому вел меня Бисквит. Если другие жилища орков были похожи на сильно увеличенные индейские вигвамы, то этот больше походил на цирковой шатер. Когда мы все же оказались внутри, я сумел оценить размах местного банкетного зала. Площадь не так уж меньше футбольного поля. Практически все пространство было застлано циновками, часть которых предназначалась для сиденья, а на других сновавшие туда-сюда орчанки выставляли массивные кувшины и глубокие керамические тазики с разнообразной снедью.

Подготовка к банкету шла полным ходом. В центре помещения размещался обширный помост высотой где-то мне по грудь. Бисквит двинулся прямо к нему и с текучей легкостью запрыгнул на возвышение. Мне же по причине отсутствия каких-либо ступенек пришлось немного покорячиться, под смех орчанок, которых наше появление отвлекло от сервировки столов, точнее циновок. Когда забрались на помост, я смог рассмотреть, что там тоже приготовлено еще с три десятка посадочных мест. Они пока пустовали. На противоположной от входа части помоста имелось еще одно возвышение типа сцены, где восседали три старых орка. По их рассадке было видно, что они оставили рядом с собой еще как минимум два посадочных места.

Когда мы подошли к этой сцене, старики даже из положения сидя смотрели на нас сверху-вниз, причем не только на меня, но и на Бисквита. Сидящий по центру этой троицы старикан с сильно посеревшей, морщинистой шкурой грозно зыркнул на меня и что-то прорычал. Не сказать, что его речь была слишком длинной, но и вряд ли это были короткие слова приветствия. Из всей мешанины рыкающих и кашляющих звуков я сумел вычленить только слова «должен» и «приказ». Так уж получилось, что при изучении практически всех известных мне языков я начинал именно с тех слов, которые мне нравились меньше всего. Предчувствия вполне оправдались, когда Бисквит начал переводить:

— Старейшина хочет, чтобы ты сказал вождю, что пошел спасать молодняк по его личной просьбе, которую он передал через меня.

— Серьезно? — Я посмотрел на друга с показным удивлением. — А по-моему, он сказал, что я должен подтвердить, что исполнял его приказ.

Выдав свою версию перевода, я сделал акцент на двух непонравившихся мне словах.

— Так он и сказал, — не стал особо стесняться из-за своей полуправды Бисквит.

— А варенье ему по всей морде размазать не надо? — На всякий случай по-русски, чтобы не нарываться, спросил я у своего друга.

— Не уверен, что нужно переводить именно это, — опасливо покосившись на старейшин, с просительными нотками сказал Бисквит.

— Ладно, переведи ему, что я не посмею врать великому и могучему вождю орков Женевы.

Скорее всего, мой друг перевел все дословно, потому что я в своих словах никакой крамолы не видел, зато ее рассмотрел старейшина. Он нагнулся вперед, уперев кулаки в настил, и так зарычал на меня, что, казалось, еще пара секунд, и он кинется на явно сильно проигрывавшего ему в габаритах хумана. Старикан хоть и сдал с возрастом, но, чтобы разодрать меня на мелкие тряпочки, сил ему точно хватит. Вон как бугрятся мышцы под серо-зеленой кожей.

— Он недоволен, — клокочущим от напряжения голосом выдал мой друг.

При этом он чуть присел и выдвинулся вперед, явно собираясь защищать меня в случае атаки. Честно, я проникся, особенно зная, что храбрецом Бисквита не назовешь. Впрочем, была пару случаев, когда парень вел себя крайне отважно. И все же подставлять его не хотелось.

— Передай уважаемому старейшине, что я очень испугался. Почти обделался, но вождя всех орков я боюсь все-таки больше.

— Ты уверен? — тоже по-русски, со сквозящим в голосе удивлением переспросил Бисквит. — Публичное признание трусости сильно уронит тебя в глазах старейшин, да и всех остальных тоже.

— Но положение-то это спасет?

— Возможно.

— Тогда переводи. Мне важна репутация в глазах только одного орка, ну, может, двух, — вспомнив о Бенедиктусе, с явным намеком сказал я.

Бисквит тут же зарычал на старейшину, но только несведущему человеку это могло показаться неучтивостью. Старейшине слова моего друга хоть и не понравились, но явно заставили смириться с ситуацией. Старый орк окинул меня презрительным взглядом и махнул своей когтистой лапой в направлении выхода. Я сначала подумал, что нас тупо выгоняют, но Бисквит быстро прошел к свободному посадочному месту у края платформы, подальше от сцены со стариками, и предложил мне присесть рядом. То, что мы уселись не на полу огромного шатра, говорило о том, что я пал в глазах оркских старейшин пусть и низко, но все же не до уровня плинтуса.

Постепенно банкетный шатер начал заполняться орками, которые сбивались в группы по интересам. Выглядело это довольно занимательно: орки передвигали посадочные и загруженные посудой циновки таким образом, чтобы создавались малые и большие круги. Не знаю, то ли из-за Бисквита, то ли из-за меня, но к нам никто так и не решился присоединиться. Поэтому мой друг просто расположился так, чтобы мы сидели лицом друг другу. Я посмотрел на свою персональную циновку-самобранку. Из угощений гостеприимные орчанки выделили мне две миски с большими кусками мяса, большую пиалу с чем-то густым и красным. Надеюсь, крови в составе соуса не было. Еще имелся кувшин литров на пять. Отсутствие пусть даже монструозного размера кружки намекало на то, что пить придется прямо из горла.

Голоса постепенно прибывающих орков соединялись в сплошной гул, так что обращаясь к Бисквиту мне пришлось повышать голос:

— Что из этого можно есть?

Мой друг был явно чем-то озадачен, поэтому к шуткам не расположен.

— Это всего лишь говядина, а соус из вашей местной брусники. Нам, конечно, могут принести что-нибудь экзотические, но в маленькой такой пиалочке. Точно не перепутаешь.

Ну, говядина так говядина, все равно жрать хочется. По поводу пойла в кувшине спрашивать ничего не стал, потому что вряд ли удастся отказаться от его потребления. Лучше уже оставаться в неведении. Мясо оказалось не таким уж плохим, но до уровня хотя бы фастфуда оно точно не дотягивало.

Проникающий через верхнее отверстие, а также приподнятые пологи по периметру шатра солнечный свет постепенно становился все слабее. Орчанки внесли жаровни на треногах, и от пламени полыхавших в них дров стало светлее. Ненамного, конечно, к тому же атмосфера как-то сгустилась, и мне откровенно стало не по себе. Особенно когда старейшина на сцене что-то громко рыкнул и в помещении воцарилась оглушающая тишина. Только через десяток секунд выяснилось, что это не начало какого-нибудь жуткого ритуала, а просто подготовка к встрече вождя всех женевских орков. Ор Максимус появился в сопровождении десятка ближников, несущих ярко-горящие факелы. Не думаю, что это пламя естественного происхождения. Явно не обошлось без магии или каких-нибудь духов огня. Здоровенный орк стремительно прошагал от входа до помоста и взошел на него так, словно это была малюсенькая ступенька. Никто из собравшихся здесь зеленокожих не стал подниматься на ноги для приветствия высокопоставленного гостя, поэтому я тоже остался в позе турецкоподданного. Вождь прошел к сцене на помосте, шагнул на нее, но перед тем, как усесться рядом со старейшинами, оглушительно взревел, а затем разразился серией громогласных звуков. Речь вождя народ спокойно воспринимал где-то до половины, а затем начались громкие приветственные крики, и в конце вождя практически никто не слушал.