Дикий на сто процентов прав, а я что-то совсем расслабился после сомнительных успехов.

– Хорошо, – выдал я нечто нейтральное между одобрением и простым согласием с правотой подчиненного.

Затем молча направился к лагерю, чьи костры уже виднелись невдалеке. Кот так же молча двинулся следом. Увы, несмотря на гордую специальность разведчика легиона, двигался он шумно – дикие, что с них возьмешь.

Лагерь встретил нас ровными рядами палаток и сидевшими спиной к кострам часовыми. Кстати, эту фишку предложил Медведь. В общем, увиденное откровенно радовало глаз. Тяжело переваливаясь, к нам подошел Медведь:

– Вождь, все в сборе. Чужих в лагере нет.

– Благодарю, приор, я не сомневался, что все так и будет.

Растянувшаяся почти до ушей улыбка дикого обнажила острые зубы.

Интересно, почему это зрелище уже не вызывает во мне былого страха? Хотя чему удивляться – человек вообще очень адаптивное существо.

Проблемы, приближение которых я почувствовал еще вчера, навалились с утра пораньше. Точнее, все началось еще с вечера, но я этого не видел.

После подъема и завтрака Медведь привычно погнал легионеров на тренировку. Только теперь все пошло не так, как обычно. Из соседнего лагеря тут же потянулись чужие дикие. Они буквально окружили нас и начали сыпать насмешками в сторону моих бойцов:

– Эй, что вы топчетесь, как стадо баранов, которых согнали в одну кучу?!

– Если такие трусы, несли бы с собой крышу от сарая!

– Так они и носят!

Вопли начали теряться в дружном гоготе, но еще одна фраза прозвучала отчетливо:

– Утес, ты тоже будешь бегать, как собачонка, за вашей сопливой девчонкой?

Декурион штурмовиков так побледнел, что стал почти салатовым. Я тут же закричал, пытаясь предотвратить эмоциональный взрыв здоровяка и смертоубийство:

– Центурионы, Утес, ко мне!

Если приор и центурионы откликнулись легко, то глава штурмовиков двигался в мою сторону как заржавевший робот. Противоречия буквально разрывали его на части. Хорошо, что подошел Медведь и ткнул младшего товарища кулаком в бок.

Наконец-то мои офицеры оказались рядом.

Так, теперь нужно подтянуть остальных:

– Медведь, строй манипулу передо мной.

– Манипула, стройся! – выплеснул ярость в реве приор, да так, что даже насмешники притихли.

Легионеры подходили и строились с раздраженной ленцой. Чужие насмешки проникали в их души, разъедая изнутри. Времени было мало, и я заговорил. Пришлось произносить слова громко, чтобы перекричать гомонящую толпу чужаков:

– Если бы несколько дней назад вы увидели, как ваши родичи сбиваются в кучу как стадо баранов, смеялись бы вы над ними? – Не дождавшись реакции, я надавил: – Отвечать!

– Да, – невнятно прогудела манипула.

– Не слышу!

– Да! – зло завопили дикие.

– Станете ли вы смеяться теперь, когда выжили в бою с всадниками, лучниками и магами?! Отвечать!

– Нет! – Злость в их голосах сменилась яростью.

Чувства похожие, но разница есть, и она существенна.

– Только дурак станет смеяться над тем, чего не понимает. Так стоит ли слушать насмешки дураков?

Это было рискованно. Немного притихшая толпа чужих диких мгновенно взревела и двинулась в мою сторону.

Все, кажись, я доигрался – слишком понадеялся на свои знания психологии и не сделал поправку на дикость диких. Такая вот получилась тавтология для обозначения моей глупости.

И тут, словно глас с небес, послышался крик Медведя:

– Собрать «черепаху»!

Если я не мог бросить их в атаку на родичей, это вполне по силам старшему племени Грозового облака, который дал клятву Небесного Орла.

Манипула повиновалось с четкостью хорошо настроенного механизма. Скутумы глухо лязгнули металлом окантовки. Легионеры безошибочно встали лицом к врагу, прикрыв меня своими телами.

– Вперед! – тут же применил новую фишку приор.

Манипула как единый монолит двинулась вперед. Штурмовики под руководством замершего на грани бешенства декуриона окружили маленькую группу из двух подростков, явно перепуганного гнома и пребывающего в состоянии полного офонарения командира.

Рыкающее уханье и частые удары сотни ног по утоптанной земле слились в угрожающий гул. И тут чужие дикие сломались. Толпа качнулась назад. То ли они сообразили, что затеяли смертельную свару с родичами, то ли так подействовал вид закрытой непроницаемой стеной громады. Эта махина двигались вперед, норовя растоптать всех, кто окажется у нее на пути.

И только после этого в чужом лагере запели горны и начали орать прикрепленные к диким офицеры доракской армии.

Суета сборов сгладила обстановку, и постепенно мы втянулись в общую походную колонну. Манипула по-прежнему шла за армейским обозом, а уже позади наших телег растянутой толпой двигались чужие дикие. Чтобы закрепить недавний урок, я через пару часов заставил Медведя провести очередные маневры. Чужаки опять выдали кучу насмешек, но как-то невнятно и без огонька. А вот легионеры приободрились, и мне это понравилось.

Ближе к вечеру следующего дня, когда мы уже изрядно углубились в долину Тысячи рек и буквально каждые пару часов переходили по каменным и деревянным мостам, мимо нас галопом пронесся всадник на взмыленном коне.

Это меня насторожило – уж больно перепуганным выглядел гонец. На долгое ожидание приказов от начальства меня не хватило. Минут через двадцать я махнул рукой Коту и побежал в направлении головы колонны. Сейчас из-за тренировок мы шли позади толпы диких, и при таком раскладе на получение важной информации не было никаких шансов. Медведь быстро оценил ситуацию и побежал за мной, прихватив при этом часть штурмовиков во главе с Утесом.

Как бы мы ни спешили, события развивались еще быстрее. Что именно произошло, мне так никто и не сообщил, пришлось делать выводы на основании косвенных данных. И выводы эти были неутешительными. Основной состав войска держался далеко впереди, и что там происходит, непонятно. А вот то, что творилось с обозом, откровенно пугало. Чем-то обеспокоенные обозники скидывали на обочину все из самых легких телег и грузились туда всем составом. Те, чьи телеги были слишком массивными, попросту распрягали коней и взбирались им на спины.

Что за дурдом?!

Все вопросы к обозникам оставались без ответа, мало того, порой вызывали яростную ругань. Вскочив на брошенную телегу, я осмотрелся. Обозники, оставив большую часть своего добра, уходили дальше по дороге. Можно было не сомневаться, что всадники под руководством барона уже далеко. Вывод один – мне точно не захочется встретиться с тем, от чего убегали доракцы.

Внезапно мой взгляд зацепился за нечто непривычное среди волновавшегося моря зеленокожих горцев. Это был воин в серой броне, из-под которой выглядывала черно-коричневая форма доракского офицера. Его голову и половину лица закрывал шлем с продольным стальным гребнем.

– За мной, – сказал я своему эскорту.

Получилось немного не так, как было приказано, – это я пошел за клином штурмовиков, которые пробивали себе дорогу в волнующейся толпе диких. Пожилой офицер с браслетом сотника на руке выглядел одновременно обреченно и решительно. Странная смесь, но я догадывался, чем вызвано такое настроение.

Так что мой первый вопрос мог показаться неуместным, но для меня он имел первостепенную важность.

– Почему вы остались?

Сотник посмотрел на меня, скользнув взглядом по моему браслету полусотника наемников.

– Я слишком стар, чтобы становиться трусом, и не собираюсь просто так бросать своих подчиненных, даже если это дикие. – С этими словами воин стянул с головы шлем, обнажив тронутые сединой волосы и пшеничного цвета усы. Не нужно быть физиономистом, чтобы с уверенностью распознать по морщинистому и обезображенному шрамами лицу честного, прямого, как древко копья, вояку.

Если меня не подвела наблюдательность, над дикими поставили двух сотников и четырех полусотников, так что процент наличия чести у доракских офицеров удручал.