— Ну, значит поступим проще. Говоришь, он не всю стену оплел?

— Нет, только вот досюда, — сказал я, быстро подойдя к стене.

Стараясь не приближать руку к черной сети, показал, где заканчивается защитное проклятие. Гоблин что-то квакнул и прицепил на свободный участок стены тарелочную кнопку. В этот раз у него получилось как и у Гюрзы: стена осыпалась песком; точнее, не стена, а всего лишь ее внешняя часть из гоблинской штукатурки. Инспектор непонимающе уставился на неудовлетворительное дело рук своих, что-то приглушенно квакнул и осторожно прикоснулся пальцем к странной поверхности в образовавшейся нише. Эта субстанция выглядела как чей-то панцирь. Шок гоблина продлился недолго. Он что-то прорычал на оркском и добавил явно чисто для меня:

— Неприятно, но не смертельно. Сейчас мы…

Что за подвиги мы должны были свершить, по мнению гоблина, — я так и не узнал, потому что почувствовал за спиной выплеск энергии разрушения запредельной концентрации. Честно, мне уже надоело все выше и выше поднимать планку жути, с которой сталкиваюсь. Теперь-то некогда напугавшее меня дуновение темной энергии от Йохана казалось всего лишь теплым вечерком с запахом ромашки.

— Ханкар! — заорал я, злясь на себя и злодейку судьбу за то, что этот вопль уже входит у меня в привычку.

Резко развернувшись, я закрылся силовым щитом и успел увидеть неприятно быстро летящую в нас черную сеть. А еще боковым зрением заметил, как гоблин шустро спрятался у меня за спиной. Позади что-то хлопнуло, и освещение в зале словно сошло с ума: лампы часто замигали, но видимость снизилась незначительно. Того, кто запустил эту сеть, я смог рассмотреть, лишь насладившись зрелищем распада проклятия, расползшегося как гнилая дерюга после вспышки светлячка. Увы, мой сиятельный товарищ тут же превратился в крохотную искорку, безвольно поплывшую в синеве силового поля. И это так разозлило меня, что я, позабыв все страхи, выхватил из ременной петли револьвер и, отодвинув в сторону щит, начал палить в нарядно разодетого гоблина. Этот урод нацепил на себя белоснежное то ли пончо, то ли тунику и красовался в антропоморфной трансформации. Он, как и китайский ситх, тоже удивился такому вот выверту судьбы, но, в отличие от своего ученика, не стал разевать варежку, а тут же замахал руками. В результате мои пули не причинили ему ни малейшего вреда. Когда барабан револьвера опустел, я тут же прикрылся щитом, но без помощи светлячка уже не смог увидеть, что именно сейчас плетет малефик. Вряд ли что-то безобидное. Похоже, на этом все — допрыгались мы с Иванычем.

Казалось, что гоблин решил напоследок оценить мою запредельную доблесть и отвесить издевательский поклон. Но кланялся он как-то странно: одной головой, причем чем дальше, тем менее естественно все это выглядело. Неестественность поклона достигла предела, когда его башка просто упала вниз. После небольшой паузы безголовое тело гоблина тоже рухнуло вперед, открывая мне шикарное зрелище стоящего враскорячку Иваныча с его жутковатой косой в руке. Похоже, не только я не успел понять, когда и куда свинтил из-за моей спины инспектор. Для потерявшего голову в прямом смысле этого слова малефика передвижения Секатора тоже оказались сюрпризом. Впрочем, ничего удивительного: как умеет скакать по стенам специальный инспектор женевской жандармерии, я уже видел.

Иваныч с вызвавшим у меня дрожь хрустом перешел в антропоморфное положение и с явным наслаждением повел плечами. Затем он что-то достал из своего балахона, и возомнившие себя стробоскопом лампы снова начали работать нормально. Так вот, оказывается, кто устроил всю эту светомузыку для жуткой дискотеки.

Гоблин небрежно перешагнул через тело сородича и подошел ко мне. В этом состоянии его балахон выглядел нелепо — как какая-то распашонка.

— Неплохо у нас получилось.

— У нас? — вполне искренне удивился я.

— Да, — спокойно и, кажется, даже без издевки сказал гоблин. — Не разозли ты его так сильно, он не упустил бы меня из виду. Всегда знал, что твой главный дар — это бесить разумных.

— Вот щас прям покраснею от такой похвалы, — проворчал я, потому что не знал, как реагировать на столь сомнительный комплимент. Но моя реакция не особо волновала гоблина, он уже направлялся к нелепой полудыре в стене.

— Так, а теперь нужно доломать эту стенку, иначе ждет нас с тобой, Назарий Аристархович, очень мрачное будущее.

В общем-то я не особо волновался, потому что если этот злобный гоблин захочет что-то сломать, то сломает обязательно. И он таки раздолбал похожую на панцирь какого-то древнего ящера преграду. Когда мы забрались внутрь тайной комнаты ныне покойного советника, Иваныч осмотрелся вокруг и удовлетворенно резюмировал:

— Вот теперь мы с тобой из грабителей и убийц превращаемся в героев и вершителей справедливости.

Да уж, не согласиться с ним было трудно — чего только стоила целая коллекция лиц. Нет, не портретных изображений на картинах великих художников, а именно лиц, содранных, возможно, даже с живых разумных и помещенных в специальные квадратные емкости. Каких там только не было — и человеческие, и оркские. Гоблинских я не заметил, зато центральным экспонатом этой безумной коллекции являлось лицо эльфа. Даже если мы не найдем Женьку и доказательств экспериментов сбрендившего гоблина над людьми, одного этого хватит, чтобы снять с нас все обвинения.

Женьку мы все-таки нашли еще до прибытия целой своры разномастных гоблинов. Как я потом выяснил, основная часть являлась бойцами особого отряда службы безопасности Совета мудрейших. Четверых хуманов, включая одну девушку, мы обнаружили в небольшом отнорке, по интерьеру отдаленно похожем на плацкартное купе. Полностью обнаженные люди лежали на полках, и я в первый момент даже напрягся, посчитав, что они уже мертвы. Но, пощупав пульс на шее своего бедового друга, убедился, что его сердце бьется ровно и сильно. Мало того, он даже не был в гибернации, из которой, как поговаривают, и выводить трудно, и последствия очень нехорошие. Правда, чтобы разбудить этого спящего царевича, пришлось дождаться прибытия гоблинских экспертов. Но перед пробуждением друга я имел сомнительное удовольствие наблюдать внутрижабью разборку. С прибывшим во главе всей своры гоблином Иваныч даже разговаривать не стал, а сразу перешел к избиению. Честно, это было жутко, и я сделал себе зарубку в памяти, что хамить, злить и даже бесить Секатора можно, а вот предавать нельзя. Впрочем, тут уж я точно ничем не рискую, потому что вообще не понимаю смысла такого явления — мне это чисто эстетически неприятно, я брезгую.

После того, как инспектор перестал бить эксперта ногами, тот, немного оклемавшись, все же привел Женьку в сознание. Мой друг смачно зевнул и даже потянулся, но вместо того, чтобы начать задавать вполне естественные вопросы, впился взглядом в лежащую на соседней полке обнаженную девушку и задал самый неуместный в подобной ситуации вопрос:

— А как ее зовут?

По вине непонятно что возомнившего о себе гоблина у Женьки осталось только два дня относительно комфортного пребывания в Женеве. Так что мы с Бисквитом постарались наполнить его впечатлениями по самую макушку. Когда уже казалось, что в него больше не влезет, а ноги гудели от пройденных километров, орк предложил сходить в заведение наподобие того, что содержала жадная птичка Лорикет. По правде говоря, это была не то чтобы инициатива артефактора, просто мой друг все толще и толще намекал на желание тесно пообщаться с модификанткой.

Неужели я и сам так выглядел, когда в подпитии жаловался Бисквиту на отсутствие ярких впечатлений от жизни в Женеве? Судя по печальному взгляду моего зеленокожего друга, так оно и было. Ну что же, как говорится, сам напросился. Это, конечно же, не было заведение того уровня, в котором я впервые увидел модификантку-бесовку, а нечто более приличное. Впрочем, бордель остается борделем, вне зависимости от ценовой категории и уровня обслуживания.