Гена встряхнулся как собака и на песок полетели целые куски ледяной корки. Его щит не только сумел развеять атакующее заклинание, впитывая его силу, но и высосал энергию из всего пространства на арене и немного вокруг ее.

– Назад! – крикнул я, сосредоточенно собирая крохи энергии мучительно медленно восстанавливающегося магического фона.

Еще на пару минут «ледяной доспех» будет бесполезен, так что нам придется прятаться за моим щитом, и, учитывая куцый энергозапас, толку от него будет мало. Но делать что-то нужно, так как дружинники по другую сторону арены начали тянуть в себя энергию. К тому же все разом.

– Сейчас нас будут убивать, – выдохнул я, обходя Гену, и становился перед ним.

И тут Коршун показал, кто в этом доме хозяин. Причем полновластный и очень злой к неадекватным гостям.

Как открылись бойницы в стенах, я не заметил, зато отчетливо услышал оглушающее стаккато пулеметов.

Смена характера угрозы изменила и инициативное звено в нашей паре – Гена тут же навалился на меня, сбивая с ног. У него эти звуки активируют рефлексы на уровне врожденных.

Пугались мы зря. В нас ничего так и не прилетело, но пули свистели, как на поле боя. Дружинники тут же попрятались за препятствиями тренировочного полигона и собственными щитами. И только Захар, как бог войны, спокойно шествовал по песку арены. Здесь он владел всем, включая скрытые в стенах пулеметы, которыми Коршун управлял через обруч удаленной связи. Может, из-за плохо сросшихся конечностей атакующие артефакты слушались его хуже, чем раньше, но с головой, да и с силой воли у старика все по-прежнему на уровне. Даже его крик звучал как глас Громовержца, явно усиленным магическим способом:

– Вы совсем страх потеряли, убогие?! Смертная свара в моем доме? Думаете, если Захар стал меньше рычать, то зубы вовсе истерлись? А ну выдохнули все!

Ослушаться этого приказа я не рискнул, впрочем, как и дружинники. Причем все применили один и тот же способ, который я выучил не так давно. Вся энергия насильно ушла в сферический, самый энергозатратный щит. От такого надругательства он заискрился сетью молний. Со стороны казалось, что и меня и моих недругов на мгновение окутало искрящееся сияние. Мой энергетический запас опустился до уровня чуть ниже, чем в состоянии покоя.

– Хорошавин, – продолжил свою речь Захар, – ты доигрался. Теперь пойдешь к ошаговцам не добровольцем, а штрафником. И молись, чтобы за следующие полгода никто из истинных магов кукухой не повредился. А то будешь ковылять до конца жизни, как я, и это в лучшем случае.

Пока главный инструктор Полигона разносил дружинников, я подобрал шляпу, не забывая внимательно мониторить ментальное поле. Когда люди испытывают сильные чувства, то их неспособны удержать даже сильные артефакты. Вот и сейчас группа провинившихся обильно сочилась разнообразными эмоциями. Что самое интересное, Хорошавин кроме страха испытывал какую-то долю растерянности, причем ненависть в этом коктейле если и была, то в незначительных пропорциях.

Это, конечно, интересно, но ведь не подойдешь, не спросишь – не заводил ли он недавно знакомство со странными дамочками. Да и самому нужно об этом думать поменьше, а то, как выразился Коршун, недолго и кукухой поехать. Пока с возникающими проблемами, пусть даже созданными искусственно некими недругами, удается справляться. Вот и будем исходить из того, что наша компания – орешек крепкий и особо переживать не стоит.

– А теперь пошли вон с глаз моих! – закончил свою речь Захар, нервно сверкая глазами.

Но, когда последний дружинник выбрался из подземного помещения, старик устало присел на раздолбанный резиновыми пулями ящик.

То, что все же просочилось через его защиту, дало мне возможность провести простейший анализ.

– И что это было, дядька Захар?

– Хитрая задумка, – не стал отнекиваться инструктор, – от которой нам обоим вышла только польза.

– Ну не знаю… – потирая ссадину на скуле, сказал я.

– Зато я знаю, – более строгим голосом ответил Коршун. – С Хорошавиным ты бы по-любому схлестнулся, но бог знает где и с непонятными последствиями, а тут все вышло у меня на глазах и под моим контролем. Да и мне было полезно напомнить этой своре, кто здесь медведь, кто куница, а кто белка тупая.

– Надеюсь, белка – это не обо мне, – со вздохом сказал я, присаживаясь на лежащее колесо от броневика.

– Не, – хмыкнул Захар, – ты что-то типа бобра, которого нужно пару раз ткнуть палкой, чтобы он начал кусаться.

Мы втроем рассмеялись, скорее, чтобы сбросить напряжение, чем оценивая незамысловатую шутку старика.

– Кстати, – встрепенулся он. – Мне кто-то обещал пир горой да с медовухой.

– Было дело, – кивнул я.

Действительно, после посещения Горхрана как-то постоянно не получалось посидеть со стариком. То у него дела были, то у меня.

– Может, сегодня? – спросил он. – Устал я что-то и телом, и душой. Расслабиться нужно.

– Не вопрос, – отреагировал я.

А чего мяться? Медовуха в подвале, точнее, в его закрытой от Барабаша части. А супруги Чо упомянутый пир горой организуют, даже не запыхавшись.

Так оно и вышло. Захар резко свернул свой рабочий день, поломав при этом кучу графиков, и, когда мы доехали до нашего дома, стол уже был накрыт. При этом загрузка яствами только начиналась. В общем, живший кучу лет бирюком Коршун был впечатлен.

Я давно уже начал замечать, что сложившаяся в нашей маленькой коммуне обстановка очаровывала людей своим уютом и простотой нравов. На эту удочку попались и молодой истинный боярин, и старый маг-инструктор. Да что уж там, я и сам прожил без этого большую часть жизни, поэтому получаю удовольствие не меньше размякшего старика.

Если честно, я думал, что батоно Леван и Анджей вовлекут Захара в свою компанию, но получилось по-другому. Выползший из подвала на запах еды, а главное, медовухи Барабаш сначала сцепился с Захаром по поводу какого-то непонятного артефакта, а через полчаса они уже болтали, как закадычные друзья. Из их разговора лично мне была понятна от силы третья часть сказанного.

В общем, все прошло насыщенно и по-домашнему. Приехавшая с работы Эльвира влилась в эту обстановку так же органично, как порция взбитых сливок смешивается с хорошим кофе. Обстановка была настолько умиротворяющей, что мы с Элей не стали устраивать постельное родео, а просто уснули в обнимку, словно прожили вместе пару десятков лет.

Даже не знаю, что так повлияло на меня – слова Захара, сказанные под рюмку с медовухой, или достойный ответ, который мы с Баламутом дали мстительному дружиннику, но рассвет следующего дня я встречал в каком-то совсем новом состоянии.

Да, возможно, и стычку на Полигоне тоже организовала таинственная незнакомка, но жить в постоянном ожидании очередного подвоха мне надоело. За окном шикарная суббота, солнечная и задорно-морозная, у Эли выходной, так чего киснуть дома?!

– Пора, красавица, проснись, – начал я тормошить спящую подругу, не удержавшись от цитирования классики.

– Не хочу, отстань, – начала отбиваться Эля, но утро уже было поздним, так что сон с нее слетел, и наша притворная борьба стала боле активной.

– А чего хочешь? – заметив ее игривый прищур, я добавил: – Ну, после того, о чем ты подумала.

– После того, о чем мы оба подумали, – с улыбкой поправила она, – хочу на каток. Ты когда в последний раз катался на коньках? Только давай без этого цыганского табора. Только ты и я.

Эля разволновалась, как девчонка. Оно и неудивительно. В запретах и сдерживании есть своя прелесть. Нарушая запреты или просто в момент их снятия испытываешь необычайную остроту ощущений.

– Хорошо, только ты и я. – Мне и самому передалось ее возбуждение. – А на катке я не был с четырнадцати лет. Причем в тот день упал раз десять и решил для себя, что это не мое.

– Я тебя научу, – еще больше воодушевилась Эльвира.

– Ох, не знаю, староват я для такого дела. И не факт, что все получится.