– Все, – пояснил мне казак, – теперь не скоро смогу…

От лишних взглядов он обезопасился, а вот от ушей нет, так что договаривать не стал. Да и так все понятно.

Минут через двадцать, когда мы уже успели замерзнуть, во двор, чуть не выломав ворота, ввалилась целая делегация, в которой помимо видока присутствовал и сам полицмейстер. Первым на меня почему-то накинулся именно видок:

– Ты уже провел ритуал? Затер следы, и верить мы должны только твоим словам и вранью твоего ручного зверя?

Так, все, надоело.

Я резко встал и уставился сверху вниз в глаза зарвавшемуся коллеге:

– Извольте выбирать слова, милостивый государь. Вы уже наговорили на две дуэли, причем совершенно безосновательно. Ритуала я не проводил именно для того, чтобы вы имели возможность засвидетельствовать происшедшее. Сейчас можете выполнить свои прямые обязанности, а после мы поговорим о вашем непозволительном для дворянина поведении.

На самом деле чихать я хотел на местную дворянскую спесь со всякими там сатисфакциями, так что дал старику простор для маневра, чем он тут же и воспользовался. С самым деловым видом коллега принялся готовиться к ритуалу. Совершенно непонятно зачем, но он начал делать пассы руками.

Копперфильд местечкового розлива.

Затем, раскорячившись, он замер в углу двора. Через минуту ожил и хмуро посмотрел на меня. Факта мародерства он увидеть не мог даже теоретически – я специально выждал несколько минут после момента смерти, – так что это просто от общей нелюбви к моей персоне.

Отойдя к полицмейстеру, видок начал ему докладывать. Затем мной занялся сам начальник омской полиции. И был он плюшевым до приторности, показывая настоящий класс по смене облика. Куда там оборотням. Инцидент с хамством старого видока мы замяли, а также быстро утрясли все формальности. Меня опросили как простого свидетеля наравне с Евсеем, Захаром и оставшимися в живых жителями дома. Из опросного листа я и узнал, что странного оборотня звали Горазд Иванович Борзов.

Для освидетельствования нас доставили в управу, где уже почти под утро мне и выделили топчанчик для отдыха. Выключился я, кажется, еще на подходе к спальному месту.

Не знаю, может, мне удалось бы проспать и до вечера – полицейским явно было не велено будить меня, – но этим занялся кое-кто другой. Мне приснилась Таня. Да, та самая жертва маньяка, которого мы вроде бы убили. В том-то и дело, что вроде бы…

Похоже, девушка с этим была не согласна. Во сне она привиделась мне не такой, как в реальности, а почему-то в образе подростка двадцать первого века. Кричащий макияж и порванные на коленках джинсы. Обстановка тоже озадачивала – мы находились по разные стороны стекла в допросной комнате, какой ее показывают в полицейских сериалах.

Девушка, словно птица, билась в это окно и пыталась докричаться до меня. Я не слышал ни звука, но мог видеть на ее лице весь спектр эмоций. Там не было страдания и тоски, а только обида, разочарование и чуточку злости. Она словно пыталась объяснить мне, что я в чем-то не прав.

Внезапно лицо девушки исказилось, но теперь уже не от эмоций – на него легла печать смерти. Даже проступили трупные пятна. Вот от этого кошмара я и проснулся.

Похоже, что кричал во сне, потому что в комнатку с топчаном заскочил городовой.

– Ваше благородие?

– Все в порядке, – отмахнулся я от полицейского и, сев на топчане, призадумался.

Не думаю, что сон имеет мистическую природу, тут больше нужно грешить на подсознание. Ну вот не клеились в моих выкладках все известные факты. Не похож Горазд Борзов на того, кто так картинно расчленил девушку. В моем понимании это сделал некто сродни Ганнибалу Лектеру в том образе, в котором его представил Томас Харрис. А на крыльце классического русского терема мы встретили именно оборотня, со всей присущей ему звериной простотой и угловатостью. И еще во время транса я видел, как маньяк подчинил себе Таню. А Борзов даже не пытался влиять на нас ментально – сразу перешел к физическому воздействию. Я уже не говорю об изначальных нестыковках. Надо будет узнать, как вообще родители жертвы умудрились проспать такое событие.

Не знаю, общалась со мной во сне душа девушки или же просто мое подсознание, но заряд решительности вышел мощнейшим. Мой обычный утренний ритуал в таких условиях был невозможен, так что я ограничился только подзаводкой часов. Заодно узнал, что на дворе почти полдень.

Кабинет следователя сейчас напоминал школьный класс, где шел диктант по русскому языку. Все, включая Тарасова, строчили отчеты и, похоже, занимались этим еще с ночи.

– Анастас Денисович, – позвал я следователя, когда убедился, что никто не обратил на мое появление ни малейшего внимания, – можно вас на минуточку?

Следователь поднял на меня усталые глаза, но посылать подальше не стал.

– Если недолго, Игнат Дормидонтович. Да, – оживился он, – позвольте вас поздравить с успешной охотой. Утерли вы нам нос.

– Да бросьте, – искренне отмахнулся я, – чистое везение новичка, и ничего больше. Тем более что у меня есть кое-какие сомнения в том, что мы упокоили настоящего убийцу.

Подобное заявление, хоть и произнесенное негромко, прозвучало как выстрел. Помощник следователя и два вольнонаемных дознавателя даже писать перестали.

– Идемте в коридор, – едва ли не силой выпихнул меня из кабинета Тарасов. – Вы бы поосторожней с такими заявлениями.

– Хотите сказать, что это бред? – тут же взвился я.

– Я хочу сказать, – с нажимом произнес следователь, – что убийца наконец-то пойман. И господин полицмейстер уже докладывает о сем генерал-губернатору. Так что паники в городе не будет.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Ответил и большего не скажу.

– А если завтра найдут еще одну растерзанную девочку? – начал злиться я, хоть и понимал моральную дилемму Тарасова.

– Это будет уже другой убийца, и полиция, получившая в прежней победе бесценный опыт, с пущим усердием возьмется за новое дело.

Я его понимал, но злость с оттенком презрения так и лезла из меня – сказывалась эмоциональность молодого тела.

– Всего один вопрос, Анастас Денисович.

– Слушаю, – устало вздохнул Тарасов.

– Как так случилось, что родители не услышали криков своей дочери?

– Они спали, как и вся прислуга.

Я выразительно посмотрел на следователя, но этого стреляного воробья так не проймешь:

– Для меня это дело закончено.

– А для меня нет.

– Воля ваша.

Я резко развернулся, чтобы уйти, но был остановлен тихим голосом следователя:

– Поговорите с доктором Чернышевым.

Точкой в нашей беседе стал стук закрывающейся двери.

Ну что же – к доктору так к доктору.

Поймав ближайшего унтера, я с его помощью нашел Андрея, у которого все еще был приказ опекать мою персону. Вместе мы отправились в гостиницу, где я умылся и привел себя в порядок. Свою боевую и немного потрепанную одежку менять на мундир не стал, как и оставил при себе оба револьвера. Теперь все служители бегали вокруг меня как возле ханского коня. Особенно старался словно помолодевший Захар. Даже обед был не таким пресным, как обычно.

Уже на выходе меня поймал Евсей, который в отличие от меня отсыпался в гостинице.

– Я с вами, вашбродь.

Казак выглядел уже не таким болезным, но до прежнего цветущего вида ему было далеко.

– Лучше бы отоспался.

– В раю отоспимся, – философски заявил Евсей и направился к стоявшим у входа саням. Он, как и я, оделся по-походному. Разорванный в нескольких местах полушубок был зашит и кое-где обзавелся аккуратными заплатками.

– Ваше благородие, – послышался за спиной голос Захара, – может, и мне с вами?

– Ну уж нет. Отсыпайся и зализывай раны, старый волкодав, – фамильярно хлопнул я по плечу ветерана и угадал. Захар расплылся в довольной улыбке и, кажется, даже прослезился. – Спасибо тебе за все.

Пожав старику руку, я аккуратно сунул ему в карман свернутые в трубочку двадцатьпятку и пятерку, изъятые из бумажника оборотня.