Внезапно в воцарившейся тишине после очередного рыка медведя почти рядом со мной грохнул выстрел. Это палила из рычажного карабина сунувшаяся вперед Намия. От страха оружие плясало в руках девушки. Если она и попадет, то только в кого-то из наших. Быстро перехватив оружие за цевье, я резко выдернул его из рук девушки. Надеюсь, что не повредил пальцы, но сейчас не до сантиментов.

Медведь снова рыкнул и бросился на обидчицу. Это все. Отскочить от рванувшего к нам медведя, как от быка, не получится, тем более вдвоем. Поймает, как кот сонных мышей. Все, что пришло мне в голову, так это пронзительно заорать, передергивая рычаг карабина:

– Эргис!

Сахаляр, от которого выстрелы Намии отвели смертельную угрозу, не колебался ни секунды, а тут же метнул в медведя свою батыйю. Оружие не совсем метательное, но, судя по снова взъярившемуся зверю, попал сахаляр удачно. Медведь крутнулся, как юла. Еще секунда – и он размажет казака по стене. Но это если я облажаюсь.

Для меня разворот зверя был стремительным только в начале, до активации «крыльев», а затем движение туши замедлилось. В мозгу было почти пусто, и вертелись только охотничьи байки о выстреле в ухо. А сейчас у удачно подставленного профиля медвежьей морды уши торчат назад. Значит, смещаем прицел чуть вперед к условному виску.

Больше всего я боялся, что вместо выстрела услышу пустой щелчок бойка, но утробный, замедленный рокот успокоил меня. Вселенная ускорилась, и сначала показалось, что ничего не получилось. Медведь все еще намеревался убить явно не успевавшего отскочить сахаляра, а на мой выстрел лишь мотнул головой, словно отгоняя назойливую муху. Но уже через секунду его повело, как пьяного, лапы подломились, и мохнатая гора с каким-то печальным вздохом повалилась на бок. Толстые лапы с жуткими когтями на концах бессильно дернулись пару раз, а затем зверь затих. Воцарилась оглушающая тишина. Все замерли. Никто даже не принялся осматривать себя и друзей на предмет ран.

Мне, да и, судя по всему, не только мне, казалось, что здесь и сейчас произошло что-то очень неправильное. Этот огромный, великолепный зверь, истинный хозяин тайги не должен был закончить свою жизнь вот так. Не должен был погибнуть рабом, повинуясь чужой воле.

Казалось, что сгустившееся общее сожаление перешло в звук и сформировалось в мелодию. Только через несколько секунд я понял, что это запела Намия. Девушка медленно подошла к голове медведя и опустилась на колени. Ее пальцы утонули в густом мехе.

Нет, это было не камлание, а песнь-плач о погибшем воине. Песнь, которая разрывала душу и будила внутри что-то совсем уж первобытное.

Пока все сожалели, мои печальные мысли перешли в более прагматичное русло, но во все том же безрадостном окрасе. Теперь и дураку понятно, что нам не выйти. Пастырю зверей не нужна армия, хватит парочки медведей, пусть и не таких огромных. Они не дадут нам даже высунуться из этой норы, пока Злоба не окрепнет. И тогда подземелье станет склепом уже для нас. Напрашивался лишь один выход, но он мне по-прежнему не нравился. Неужели придется убивать ребенка?

Из тягостных мыслей меня вырвала тишина. Песнь Намии резко оборвалась. Шаманка с удивленно расширенными глазами смотрела во тьму земляной штольни.

Она что-то сказала по-якутски. Я не понял и вопрошающе посмотрел на Эргиса.

– Он пришел, – так же ошарашенно выдохнул на русском сахаляр.

– Кто – он?

Ответа я не услышал, зато увидел, как эта оглашенная сорвалась с места и буквально ринулась во тьму прохода, ведущего наружу, прямо навстречу опасности.

– Куда?!

Пока из меня вылетали глупые вопросы, Эргис рванул следом, так что мне удалось вбежать в штольню третьим.

Я бежал, боясь, что сейчас наткнусь на клубок из парочки сахаляров и грызущих их волков, но ничего подобного не было. Мало того, когда выскочил наружу, то увидел не только пораженно замерших соратников, но и десятка три голов разномастного зверья. Все они не спешили нападать на людей, а столь же ошарашенно уставились на опушку у разгромленного лагеря профессора. Там прямо в воздухе висела знакомая горбатая фигура. Пастырь зверей дергался, словно висельник, а за его спиной клубилась тьма, которую не могло разогнать даже высоко стоявшее солнце.

От этой тьмы повеяло жуткой силой и яростью. Нечто подобное я чувствовал, когда наткнулся на хозяина Топи. Но там дух, несмотря на свою пугающую мощь, казался ребенком, играющим с непонятной зверушкой. Здесь же ощущалась не только огромная сила, но и невообразимая древность.

Корчившийся в воздухе горбун еще раз дернулся, а затем его смяло в бесформенный комок, как бумажную фигурку. Этот жуткий мясной шар упал на землю, и тьма начала сгущаться. Через секунду она воплотилась в фигуру старика в меховых одеждах. Он опирался на корявую клюку, и даже с такого расстояния я заметил насмешливую улыбку. Теперь от этого существа веяло чем-то веселым, а не прижимающей к земле яростью, как секунду назад.

Я даже без подсказки догадался, что к нам на огонек заглянул пресловутый Бай Байанай – дух – покровитель всего живого в этих лесах. Похоже, старик услышал плач Намии, и ему явно не понравилось, что кто-то так вольно распоряжается жизнями его питомцев.

Эргис и Намия тут же встали на колени. Я позволил себе лишь глубокий поклон. У меня свой бог, но выказать почтение тому, кто спас наши жизни, точно не помешает.

Так же внезапно и стремительно, как тьма превратилась в человеческую фигуру, старик растаял легкой дымкой.

Окружавшее нас зверье, не проявляя агрессии, быстро разбежалось по лесу.

– Расскажи кому, не поверят, – глупо улыбаясь, произнес Эргис.

– А ты не рассказывай, – дал я дельный совет сахаляру, особенно ввиду того, что сейчас на свет божий выберется сам брат-инквизитор.

Парень понимающе кивнул мне в ответ. А вот Намия, похоже, перенервничала. Какой бы железной ни казалась мне шаманка, но и у нее есть предел.

Я присел рядом и приобнял ее. Девушка с облегчением вздохнула и, уткнувшись мне в грудь, заплакала. Выскочивший из прохода Чиж пораженно замер, не понимая, что происходит.

Чуть позже из штольни потянулись наши соратники, заодно выводя лошадей.

Чтобы вернуться в стойбище всем нам, трех лошадок было маловато, но этого и не требовалось.

– Брат Иннокентий, Намия, отнесите девочку на достаточное расстояние отсюда и разбивайте лагерь. – Придя в себя, я начал раздавать указания. – Найдите поляну, чтобы смог сесть дирижабль. Мы с Эргисом немедленно отправляемся в Якутск.

– Но как же… – порывался возразить Чиж.

Пришлось его осаживать:

– Осип, без возражений. Сам бы не поехал, но боюсь, что без подтверждения моего присутствия на телеграфной станции телеграмму просто сунут в долгий ящик. Все, собираемся.

Бедному Эргису пришлось даже перепоручить поиски своего коня другим казакам, и через пять минут мы уже скакали по лесной тропинке. Скорость выбирал сахаляр, но было видно, что он принимает решения на грани риска – слишком уж многое зависело от того, как быстро мы прибудем в Якутск.

К стойбищу, ставшему главной базой нашего отряда, мы выехали на закате. Я порывался просто сменить лошадей и двинуться дальше, но Эргис и изнывающий от любопытства Фролов отговорили меня и были совершенно правы. Рассказывать уряднику о наших приключениях пришлось моему спутнику, потому что сам я, едва присев на топчан в балагане, тут же выключился – словно кто-то нажал кнопку.

Утро было очень ранним и до омерзительности недобрым. Болело все тело, а ведь его еще нужно возвращать в седло. От одной мысли об этом впору пожалеть, что меня вчера не пришиб медведь.

Помощь пришла от старого характерника. Он преподнес мне какой-то отвар, и жизнь стала чуть лучше. По крайне мере, ушли суицидальные мысли. И все равно возвращение в седло было мукой.

В дальнейший путь мы отправились в усиленной компании еще двух казаков. Этот конный марш-бросок запомнился мне очень смутно и казался перманентной пыткой. Так что вынужденную передышку, которую пришлось сделать, когда мы встретили идущего на подмогу войскового старшину с тремя сотнями казаков и якутов, я воспринял как дар небесный.