До копченостей я добраться не успел. В гостиную, как ветер, ворвался суетный Ян Нигульсович и тут же принялся ощупывать меня. Пришлось срочно проглотить наполовину прожеванный кусок, чтобы не подавиться. Чиж продолжал жевать, но при этом избегал смотреть в мою сторону.

Вот тихушник! Сдал меня эстонцу с потрохами.

– Какие раны имеются? – спросил доктор, немного успокоившись.

Он оттянул мне веко и пристально всмотрелся в глаз. Затем потребовал высунуть язык.

– Парочка царапин, – выполнив указания, я все же вернул языку его естественные функции. – Пустяки.

– Это мне решать, – грубо отмел мои предположения доктор. – Снимите рубаху.

– Но, Ян Нигульсович! – возмущенно ответил я. – Мы еще не доели.

– Ничего, – отмахнулся дотошный эстонец. – Истощение вам точно не грозит.

Пришлось подчиниться. Сняв рубаху, я встал ровно, все же бросив злобный взгляд на Чижа.

– И не надо так смотреть на Осипа, – тут же высказался доктор. – Он поступил совершенно правильно. Если у вас была схватка с обитателями Топи, да еще и под водой, нужно провести полный осмотр.

– Полный не надо, – всполошился я. – На мне был гидрокостюм, и разорвали его лишь на локте да на ноге.

Про спину я упоминать не стал, потому что там пострадала только резина, а мою шкуру уберегла кольчужка.

Доктор тут же ухватил меня за правую руку и, чуть обойдя, присмотрелся к царапине, тянувшейся от локтя и почти до плеча. Затем вернулся к своему саквояжу и достал оттуда несколько склянок. Ватной палочкой взял мазки из ран и дополнительно обработал царапины.

Судя по тому, что Ян Нигульсович не стал хвататься за иглу с ниткой, он, как и я, посчитал царапины пустяковыми. Неприятно, что и затягивающий раны артефакт тоже остался в саквояже. Наш глубокоуважаемый лекарь придерживался мнения, что к подобным мерам нужно прибегать лишь в крайних случаях.

Под заунывные наставления доктора я закатал штанину и показал ему царапину на ноге.

Упаковав пробы, Ян Нигульсович поправил очки и внимательно посмотрел на меня.

– Завтра я проверю анализы, и, если меня хоть что-то насторожит, приедете для сдачи крови. Если почувствуете малейшее недомогание, сразу ко мне. А сейчас выпейте содержимое вот этих трех пузырьков.

– Доктор, я только что поел!

Мое возмущение было искренним. Уверен, гадость там несусветная.

– Чудесно, – не обратив внимания на мое ворчание, улыбнулся врач, – эти микстуры как раз нужно пить после приема пищи.

– Может, перекусите с нами?

– Нет, – полностью собрав свой саквояж, возразил Ян Нигульсович и выразительно посмотрел на вредные, по его мнению, копчености.

– Может, тогда по рюмке коньяка? У меня есть французский хорошего года.

– Ну, если только по чуть-чуть, – сдался доктор и с намеком посмотрел на головку сыра, которую Корней Васильевич еще не успел надрезать.

Старый вояка намек понял и тут же взялся за нож.

Коньяк хранился у меня в кабинете. Поднявшись туда, я прихватил не только бутылку, но и портмоне. Увидев этикетку с надписью: «Камю», доктор одобрительно хмыкнул, а вот на портмоне взглянул с возмущением.

– Как можно, Игнат Дормидонтович?! Вы столько делаете для нашей лечебницы! Не вздумайте даже открывать.

Приятно – и его возмущение, и то, как быстро он прибежал, стоило Чижу позвонить с тревожными новостями.

Выпив коньяка и закусив сыром, причем не со мной, а с Василичем, Ян Нигульсович засобирался домой, где его ждет супруга с ужином. Я, конечно, к почтеннейшей Эдвине Раймондовне со всем уважением, но повариха из нее так себе. Не то чтобы неумелая, но ассортимент там не блещет разнообразием. Мне это известно по собственному опыту пребывания в гостях у четы Вяльпе. Задержать бы доктора еще на полчаса – и баба Марфа обеспечит и нас, и его более разнообразными и, что уж греха таить, вкусными блюдами. Но не выдавать же ему все это прямым текстом, а других доводов, чтобы заставить врача пропустить ужин с женой, у меня не нашлось.

Как и предполагалось, наша повариха наготовила шикарнейших яств, которые и притащила к воротам усадьбы. Точнее, притащил ее племянник, который, может, и прошел бы хоть во двор, хоть в дом, но слишком суеверная тетка не велит.

Корней Васильевич выгрузил все на стол, вызвав у меня печальный вздох. Пироги и копчености испортили мне аппетит, а выходка Зоряна – общее настроение. Ноги все еще гудели от экстремальных нагрузок, и идти куда-либо совершенно не хотелось.

Совокупность этих факторов неожиданно напомнила мне о коробках, которые привезли со студии еще три дня назад. За всеми приключениями я совершенно о них забыл.

– Чиж, тащи-ка к нам свою команду. И снедь помогут подъесть, и сюрприз у меня для них заготовлен.

– Какой? – тут же встрепенулся мой воспитанник.

– Приятный, – не стал я раскрывать интригу. Затем посмотрел на стол, который до этого момента казался мне перегруженным. – И заскочи в кондитерскую лавку. Возьми там что-нибудь на свое усмотрение.

– Я мигом обернусь, – выпрыгнул из-за стола Осип, прихватив ватрушку.

Вот уж кому перебить аппетит было попросту невозможно.

– Мигом не надо. Рули аккуратно, особенно когда ребятню повезешь.

В гараж вышли вместе. Чиж умчался на отремонтированном паромобиле, а мы с Корнеем Васильевичем занялись коробками, спрятанными в гаражном чулане.

Еще со времен увлечения делами синемастудии у меня имелся определенный опыт, а у оружейника вообще руки заточены под любую технику, так что разобрались быстро. На стену повесили белый холст, а напротив него на инструментальной тумбе установили небольшой кинопроектор. Питался он от электросети, потому что магические светильники такой мощности требовали слишком частой подзарядки.

Старик, конечно, знал, что такое синематограф, и наверняка бывал в новом городском синематеатре, но нет-нет, да и поглядывал на круглые коробки с пленкой. А там ведь действительно находилось то, чего ни старик, ни большинство обитателей этой реальности еще не видели. По крайней мере, в таком качестве.

К появлению Чижа и его команды все было готово. Вечерело, но окна все же пришлось занавесить. Дети с опаской входили в затемненное помещение. Многие здесь уже бывали, но все равно робели из-за смены внутренней обстановки. Вместо паромобиля центр большой комнаты занимали лавки и стулья. Еще большую сумятицу вносило белое полотнище и проектор.

Вообще-то ребят постарше Осип водил в синематеатр, но там другая ситуация – чопорная и оглушающая.

А вот кому плевать на все эти изыски, так это Бурундуку – новичку в сей небольшой детской общине. Казалось бы, такое прозвище совершенно не подходит худющему семилетнему пареньку, но все становилось понятно, если присмотреться внимательнее. Прямо сейчас он усиленно жевал, откусывая от булочки в правой руке. В левой ладошке пацан сжимал ватрушку, но при этом все равно косился не на странные агрегаты в гараже, а на корзину, которую нес Осип.

Забитого отцом-пьянчугой мальца мы еще не успели ни откормить, ни полностью отучить бояться людей. Ребята старались, но процесс это долгий. Каждый из них прошел похожий путь, начиная с визита в проблемную семью Осипа. В последнее время мне даже не приходилось сопровождать своего ученика. Справлялся сам. Он вполне доходчиво пояснял, что теперь сын или дочь непутевых родителей находятся под опекой детской общины, так что оскорблять и поднимать на них руку не стоит. Он же проводил разъяснительные мероприятия для особо упертых клиентов, даже если весовые категории были разными. Чаще всего жертвы экстремального перевоспитания, сверкая свежим фингалом, бежали к околоточному. Бдительный страж правопорядка внимательно выслушивал жалобщика, согласно кивал, а затем…. выписывал еще один фингал для симметрии, и на этом все заканчивалось.

Город у нас зажиточный и откровенных нищих здесь было мало, так что в помощи нуждались единицы детей, которых и собирал под свое крыло мой сердобольный воспитанник, что неудивительно – сам совсем недавно был точно таким же.