– Даже не знаю, что сказать, – озадаченно проворчал я, немного смутившись от столь откровенных признаний Нартова.

– Ну, есть кое-что, о чем бы я с удовольствием послушал, – хитро прищурившись, заявил профессор.

– Я бы тоже хотел о многом узнать, – парировал я. – К примеру, зачем вы так сильно понадобились валашскому господарю?

– У каждого есть секреты, а эти вообще не мои, – уклончиво ответил Нартов.

– Федор Андреевич, – скопировав хитрый прищур профессора, сказал я, – секрет на секрет. Я вам расскажу все без утайки о переселении душ, а вы хотя бы намекнете на то, что здесь творится. Поверьте, это не праздное любопытство, а простая оценка угрозы. К тому же обещаю сохранить эту тайну. От вас же буду ждать ответной любезности в отношении моего секрета. Конечно, если мы договоримся о данном обмене.

Нартов изобразил на лице глубокую задумчивость, но мне казалось, что он сам хотел предложить нечто подобное. Не зря же он намекал на то, что Дракула дал ему разрешение на небольшую откровенность.

– Ваш ход первый, Игнат Дормидонтович, – закончив ломать комедию, решительно сказал профессор и в нетерпении даже подался вперед.

Я же, готовясь говорить, откинулся в кресле.

– Хорошо. Во-первых, еще недавно меня звали Евгением Васильевичем, и лет мне было немногим меньше, чем вам…

Ну а дальше меня прорвало. Только сейчас я понял, как тяжело было хранить тайну о себе. Информация лилась из меня диким потоком, заставляя глаза Нартова увеличиваться все больше и больше. Под конец они едва не стали крупнее его очков.

Когда я наконец-то выдохся, профессор впал в некий ступор, пытаясь уложить все услышанное в голове. Но, похоже, оно не очень-то помещалось.

– Тяжело поверить, но не доверять вам у меня нет никаких причин. Как жаль, что мне не доведется увидеть ни карманного синематографа, ни гигантских самолетов, ни умных машин. Но знаете, – встряхнувшись, с пылом продолжил профессор, – я рад, что человечество способно на такое и не погрязнет в болоте ханжества и мракобесия.

– Поверьте, – кривовато улыбнулся я, – мракобесия и в моем мире хватает.

– Да, пожалуй, суеверный страх в человеке неистребим. А судя по вашим приключениям, этот страх не так уж беспочвенен. – Посмотрев на меня поверх очков, профессор иронично улыбнулся. – Похоже, после смерти рая мне не видать как своих ушей. Но кто ж знал…

В ответ мне оставалось лишь развести руками.

– Ну что же, для настоящего исследователя будет интересен любой опыт, даже полученный в аду, – с полной серьезностью заявил Нартов. – Но это, надеюсь, случится еще не скоро, так что вернемся к нашим делам.

Откинувшись в кресле, профессор опять нацепил на себя образ лектора.

– Итак, скажите мне, любезный Игнат Дормидонтович… – сказал профессор и тут же спохватился: – Или, может, вас называть по-другому?

– Новая жизнь – новое имя, – философски заметил я.

– Так вот, скажите мне, голубчик, что вам известно о размножении энергентов-симбионтов? – спросил Нартов тоном преподавателя, принимающего экзамен у ленивого студента.

Самое интересное, что и я внезапно ощутил себя в шкуре этого самого студента.

– Ну, симбионты живых носителей делают это совместно с организмом человека. Только не знаю, разделение происходит во время внутриутробного развития плода или случается при рождении.

– Большая часть энергетиков считает, что разделение энергосимбионта материнского носителя происходит во время формирования плода, и я к ним присоединяюсь.

– А как же тогда стриги? – задал я вопрос, который время от времени мелькал в моей голове.

– Тут сложнее, – нахмурился профессор. – По моему мнению, стриги являются переходной формой свободного энергента в симбионта.

– Вы думаете, что стриги заражаются, как те же русалки?

– Именно так я и думаю, но пока это лишь предположения. С учетом вашего рассказа о душах легенда о стригах-двоедушниках, когда в теле матери после вытравливания плода остается душа и подселяется в следующего ребенка, уже не кажется столь абсурдной. Но сейчас не об этом. Вы остановились на живых симбионтах.

– Да, еще бывают, как вы сказали, переходные формы энергентов, которые сначала развиваются как свободные, а затем становятся симбионтами, но примеров приживления в живых телах вроде нет. К такому симбиозу относятся русалки-умертвия и возникшие самостоятельно кладбищенские упыри.

– Отменно, Игнат Дормидонтович, – похвалил меня профессор. – Вы все же решили ознакомиться с теми книгами, которые я вам посоветовал.

– Конечно, а ваш «Бестиарий» у меня вообще зачитан до дыр. Но мне не удалось найти там объяснения феномена кукловода и стригоев.

– Вот теперь мы подходим к предмету нашего разговора. Жертвы кукловода обращаются по тому же принципу, что и новоиспеченные стрыги и стригои, коих, как вы знаете, не стоит путать со стригами. У тех же оборотней энергент отделяет часть себя, словно почкуется, передавая базовые навыки. А вот энергетическая составляющая стриги-кукловода и стригоя формирует нечто похожее на личинку. Действо непростое и небыстрое. Особенно сложно проходит его приживление в новом теле. В конечном итоге получается существо, управляющей основой которого является именно энергент, а не разум человека, как это происходит с живыми симбионтами. Сложность в том, что юный вампир мало чем отличается от новорожденного ребенка. Его нужно учить буквально всему и постоянно контролировать.

– И вы нашли способ ускорить это дело? – озарила меня догадка.

– Да, когда-то я поделился парочкой теорий по данному вопросу со своим коллегой из Венского университета, который изучал природу симбиоза энергентов с неживыми телами. Как выяснилось, он был близко связан с валашским правителем, и поэтому я получил шанс на свободу. Кстати, Дракула поверил в мою идею именно потому, что сам, пройдя инициацию, сумел сохранить память носителя, но, если варить вам обоим, потерял душу. Он не помнит, кто его инициировал, и допускает самые смелые предположения мистического плана. Но, несмотря ни на что, он очень хочет повторить это чудо, так сказать, рукотворно.

– Не уверен, хочу ли я знать, как именно вы собираетесь делать умных вампиров.

– Именно так! – со свойственным ему пылом ударил профессор ладонью по столу. – Если все получится, господарь сможет получать сразу развитое существо с умом, опытом и умениями тела-носителя!

– И для этого вы опять будете убивать и мучить людей?

– И да, и нет. Во-первых, у Дракулы достаточно добровольцев из слуг, которые находятся на грани смерти, но желают и дальше служить своему господину. Увы, мои методы далеки от совершенства, а господарь слишком нетерпелив. В результате чего уже двое претендентов на звание вампира приняли в себя личинку энергента, но все же потеряли и память, и рассудок. Они стали обычными вампирами, нуждающимися в постоянной опеке.

Заметив мое напряжение, профессор сменил тему, и в следующие полчаса мы успели обсудить с ним многое. Я рассказал о приключившемся с Евсеем несчастье и, несмотря на сверхактивную роль казака в омской охоте на Мясника, профессор выказал живое участие в судьбе пострадавшего. Задавал много наводящих вопросов, явно делая для себя какие-то выводы.

Общаясь с Нартовым, я опять почувствовал себя восторженным слушателем, который удостоился внимания умнейшего и интеллигентнейшего человека. Вспомнил познавательные, неспешные и даже вальяжные посиделки за столом в профессорской квартире. Но та же память постоянно подсовывала другие картинки – с растерзанными девушками. Наш разговор с Федором Андреевичем начал как-то выцветать. До неловкого молчания мы не дошли лишь благодаря Наташе, которая ворвалась в кабинет подобно вездесущему сквозняку.

– Профессор, вас хочет видеть мой господин, – с серьезным лицом заявила девушка и тут же дернула меня за руку, вытаскивая из кресла. – А с тебя должок. Помнишь?

Я был ей искренне благодарен, потому что смог по-дружески попрощаться с нечужим для меня человеком. Случись это десятком минут позже, и совесть догрызла бы меня до упора.