И все же, словно легкий запах гнили в только начавшемся портиться продукте, чувствовался въевшийся годами страх перед магами. Ему явно сказали, что я новичок – пустышка, ничего не умеющий и не обладающий хоть сколь-нибудь стоящими артефактами, но подсознательно он все же чуточку боялся.

Это единственная хорошая новость, особенно потому что для осадка страха в душе урки все же был реальный повод, пусть призрачный, но все же…

Еще пару дней назад я бы испугался, да и вообще вряд ли вышел в столовую, благоразумно оставаясь в надежно защищенной части станции, но после встречи с гремучим львом что-то изменилось. Так что бузотер не увидел в моих глазах того, на что надеялся, и призрачная тень страха стала гуще. Новый я в его восприятии как-то не клеился с тем, кого он видел всего несколько дней назад. Эти перемены немного смутили провокатора, но ненадолго.

Презрительно фыркнув, он просто развернулся ко мне спиной, все еще сжимая миску супом в руках. И собрался он явно не к выходу наружу.

Расчет верный – выстрел в данной диспозиции будет иметь для меня самые печальные последствия. Да и вообще бить в спину – это не по понятиям.

Да только мне на эти самые понятия плевать с высокой горки. Установив связь с наствольником, я пустил на «таран» немного энергии. Заинтересовавшийся стычкой народ стоял довольно плотно, так что их лишь немного качнуло, а вот провокатора повалило лицом на пол. Хорошо так повалило – супом залило и физиономию, и грудь. Да и соседям немного досталось.

Сноровисто крутанувшись на полу, урка полез рукой под полу своей куртки. При этом его глаза посветлели от бешенства. Адреналин, конечно, взбудоражил меня до шевеления волос на голове, но ни страха, ни растерянности не было и в помине. Меня охватило нечто вроде охотничьего азарта. Так что я с пугающей расчетливостью дождался, когда из-под полы куртки соперника появилась рукоять пистолета, и лишь после этого влепил в него резиновую пулю. Тут же выстрелил еще трижды, по всплеску ярости определив двоих самых опасных дружков бузотера. Последняя пуля вновь досталась уже очухавшемуся зачинщику.

– Рук не поднимать! Все замерли! Резиновые пули закончились, дальше пойдет свинец. Всем повернуться лицом к ближайшей стене! – Всю свою злость и решимость я постарался выплеснуть на окружающих через обруч.

Понятия не имел, что из этого выйдет, но лишний козырь не помешает, особенно против пяти десятков мужиков.

Это были караванщики, почти внешники – самые лихие обитатели этого мира. И все же «почти» оказалось очень важным уточнением. Те, кто привык скрываться за крепкой броней фуры, не очень-то хорошо чувствовали себя под прицелом только что стрелявшего карабина. К тому же нападение на мага и станционного смотрителя очень дурно пахнет при любых обстоятельствах. Первый приступ злости у них уже ушел, а постанывающие на полу коллеги являлась доказательством того, что ситуация далеко не фатальная.

Буквально источая недовольство, дальнобойщики начали разворачиваться к стенам. Лицом ко мне остались лишь два человека, в которых без труда можно было определить караванщиков.

Чуть повернув голову, я тихо сказал:

– Баламут, винти этого и тащи в коридор.

Гена по старой привычке по любому поводу напяливал на себя полный комплект снаряжения, в который входил пучок пластиковых наручников. Вот и пригодились. Отставной капитан шагнул вперед и под моим прикрытием сноровисто связал все еще скрюченного от боли провокатора, а затем быстро поволок его по полу к укрепленной двери.

Один из караванщиков возмущенно дернулся, но замер, глядя в дуло дробовика. Вот чего не отнимешь у моего «вепря» – так это убедительности его пустого и черного взгляда.

– Не надо делать глупостей, – с нажимом сказал я караванщику. – Переживать нужно было раньше, когда набирал всякую шваль в свою команду. Ведь это твой человек?

– Мой, – подтвердил очевидный вывод мордатый караванщик. Он хоть и старался держать уверенную мину, но явно не знал, как поступать дальше. – Вы не имеете права его забирать.

– Все права и обязанности точно прописаны в законе, – начал вещать я сухим тоном. – Уложение почтовой службы. Параграф двадцать три, статья восемь, пункт четыре. Дальнобойщикам запрещено вносить в пределы защищенного купола станции оружие. Тем более угрожать им персоналу.

– Вы первый начали, – набычился караванщик, и его коллега был явно согласен с этим заявлением.

– Вы хоть что-нибудь кроме этикеток на бутылках читаете? – вполне искренне возмутился я. – По законам Города расфокусированный «таран» не считается боевым конструктом. Можно сказать, я просто выдал этому хмырю увесистый пинок, а он в ответ схватился за револьвер. Но вернемся к параграфу двадцать три. Там же, в пункте двенадцать, сказано, что в случае вооруженной угрозы персоналу станции с меня снимаются все ограничения по применению мер самообороны. Старшо́й, после того как твой человек достал ствол, в случае даже намека на бунт я могу всех вас тут положить нестройными рядами. Выводи подчиненных, не доводи до греха. Мне же потом ваши трупы придется куда-то девать.

Выудив из памяти одну крайне кровавую сцену из фильма ужасов, я хлестнул ею по сознанию караванщика, лишний раз напоминая, с кем он имеет дело. Бригадир дальнобойщиков дернулся так, словно это была физическая оплеуха.

– Все, забирай своих орлов – и валите спать в фуры. Раздача еды остальным возобновится только тогда, когда все дальнобои западного каравана покинут купол. Это мой «монастырь», и здесь все будет по моим правилам.

Дядюшка Чхан очень верно подобрал момент чтобы с грохотом захлопнуть бронированные жалюзи на окне выдачи.

Второй караванщик демонстративно отвернулся. А мой собеседник лишь сильнее набычился. Первый шаг к выходу дался ему с большим трудом. Но он, в отличие от меня, был уверен, что мои действия реально подкреплены законом. Так его воспитали, так здесь повелось с того момента, когда маги объявили себя высшей кастой. Да, одаренные Китежа играют в демократию и действительно оглядываются на мнение простых граждан и Посадника. Но вся эта видимость работает только до того момента, когда кто-то из недаров решит, что между ним и магом в принципе нет никакой разницы.

Подобные мысли можно легко спутать с дешевой спесью, но дядька Захар прав – мы уже не люди, и если пустышки сделали всего лишь небольшой шаг в сторону от привычной человечности, то истинные убежали по этой кривой дорожке уже далеко. Так что у подспудного страха, сейчас подталкивающего этих матерых мужиков к выходу, наверняка имелись весомые причины, уходящие корнями в кровавое прошлое. И я знать не хочу, что именно тогда происходило.

Мои слова и ментальный удар еще раз напомнили караванщику о реальном положении вещей. Нет, он не увидел в моем взгляде презрения высшего существа к низшему – вот уж чем я точно не стану страдать, так это евгенической чушью. Дальнобойщик узрел там тень мрачного безумия, которую так ненавидел главный инструктор Полигона, сшитый заново, словно игрушка, разорванная капризным ребенком.

Да, сейчас я, по большому счету, лишь играл роль неадеквата, но уже начинал бояться момента, когда влияние магии начнет сказываться на моей психике.

Без тени улыбки или удовлетворения я смотрел на то, как половина угрюмых мужиков покидает столовую, а затем просто развернулся, бросив через плечо:

– Приятного аппетита, господа дальнобойщики.

В проеме бронированной двери стоял Гена и все еще целился за мою спину из автомата, и только когда я прошел мимо, он спиной вперед, по всем тактическим правилам, вплыл в коридор и начал задраивать вход. Вот уж у кого не было иллюзий и чрезмерной уверенности – только рефлексы, наработанные как раз для подобных ситуаций.

– Никита, – тихо сказал мой друг, подойдя ближе, – ты в порядке?

Я, казалось бы, покровительственным жестом положил ему руку на плечо и так же тихо ответил:

– Генка, че-то у меня ноги подгибаются.

Он мгновенно напрягся и в то же время облегченно выдохнул: