Мне показалось, что я услышал, как грохнулась о пол виртуальная челюсть Лехи. Оно и неудивительно: судья славился своей принципиальностью, порой граничившей с ослиным упрямством. Но при этом глупцом его никто не называл.

В голову закралась мысль, что здесь не все так просто и дело не совсем в стыде отца за взбалмошную дочь. Особенно к этому выводу подводила его последняя фраза.

Но обдумывать все мы будем позже, в таких случаях долго тянуть с ответом не очень разумно.

– Ваша честь…

– …Можно без официоза, – позволил мне судья.

– Виктор Игоревич, поверьте, я воспринимаю сложившуюся ситуацию как чудовищное и прискорбное недоразумение. И по-прежнему отношусь к вам и к Елизавете Викторовне с глубочайшим почтением.

– Рад слышать, – благосклонно кивнул судья и выразительно посмотрел на Леху, явно пытаясь понять, дошло ли до затуманенного ревностью разума юноши хоть что-то из сказанного.

Нет, не дошло.

Леха поджал губы и, по-прежнему не глядя на меня, выпалил:

– Позвольте откланяться.

Увидев утвердительный кивок немного разочарованного судьи, он как деревянный солдатик рваным шагом вышел из кабинета.

Так, если Бабич сейчас начнет меня обхаживать, то дело совсем не в наших с Лизой разборках. А вот то, что я вошел в близкий круг подручных генерал-губернатора, может быть очень даже при чем.

– Игнат Дормидонтович, надеюсь, этот прискорбный инцидент не заставит вас сразу покинуть наш праздник. – Взяв меня под локоток, как добрый дядюшка, судья увлек меня к двери.

Ну вот, мои искренние уважение и симпатия к справедливому человеку немного подувяли. Не будь я чиновником по особым поручениям генерал-губернатора, он за свою кровинушку, даже бесившуюся с жиру, закопал бы меня в навоз по самые ноздри, особенно учитывая публичный конфуз.

С другой стороны, мне от судьи искренней любви не требовалось: не будет гадить по мелочам – и на том спасибо.

А то, что мы вышли в зал как шерочка с машерочкой, сменило презрение и настороженность ко мне во взглядах окружающих на любопытство. Так что убегать с бала подобно Золушке и усвиставшей куда-то Лизе повода вроде бы не было. К тому же я увидел озадаченную морду Давы, который явился на бал в шикарном фраке, но с одной диссонирующей деталью – вместо положенной бабочки он повязал серебристый шейный платок.

– Не буду вас задерживать. Развлекайтесь, – улыбнулся мне судья. – И еще, ежели будет желание, посетите наш карточный кружок. Говорят, вы богатеем стали, так что есть повод немного потрясти ваш кошель.

Посмеявшись над собственной шуткой, судья благосклонно кивнул и царственно удалился. Шел он явно в сторону все еще обескураженной парочки Лехиных родителей. Уже за это я был готов простить ему все на свете – чета Вельцев мне искренне нравилась, и их огорчение вызывало во мне практически физическую боль.

– Что здесь произошло? – Подхватив под освободившийся только что локоток, Дава потащил меня в сторону двери на балкон.

Ну что же, он не девица на выданье, так что от уединения с ним от меня не убудет.

– Ничего особенного, – ответил я, когда мы наконец-то выбрались из душного помещения в прохладу весеннего вечера. – Просто недопонимание с одной милой девушкой, которое она усугубила пощечиной.

– При всех? – сделал огромные глаза Дава.

– Увы.

– Так вот почему Леха выскочил из ратуши как ошпаренный. Он же ухлестывал за Лизонькой. И что, даже не дал тебе в морду?

Похоже, ситуация забавляла Давида.

– Не дал. Хотел вызвать на дуэль, но ему помешали.

– И кто? – внезапно посерьезнел Дава.

Ему, как и мне, перспектива дуэли между друзьями очень не понравилась.

– Наш судья, который по совместительству работает папенькой одной нервной особы.

Мой друг саркастически хмыкнул. Я сам понял, что шутка получилась так себе, но это, наверное, нервный отходняк.

– Я же говорил Леше, что у нее не все в порядке с головой, а он ни в какую, – проворчал Давид, посмотрев в ночное небо. – И что вы в ней нашли?

– Вопрос в другом: что она нашла во мне?

– Ну, ты зря прибедняешься, – хмыкнул мой друг. – Весь такой таинственный, особенно с новым шрамом. Гроза вурдалаков и покоритель упыриц. В народе ходят слухи, что одну ты зацеловал до смерти.

– Троих, – чисто автоматически поправил я.

– Вот и я о том же, – кивнул Дава и торжественно провозгласил: – Идем же, друг мой, радоваться жизни, наплевав на все невзгоды.

– Они эту пощечину не скоро забудут.

– Так давай напьемся и устроим дебош. Поверь, это перебьет любую пощечину.

– Что-то не хочется.

– Тогда поищем внимания прекрасных дам, – не унимался Дава.

– Ты издеваешься, думаешь, мне мало того, что уже нашел? – искренне удивился я.

– Ты не там искал. Тебе же не нужно срочно обзаводиться семьей, детишками и поместьем? Значит, есть смысл познакомиться с баронессой де Шодуар. Поверь, она того стоит.

– Знаешь, уж лучше я навещу Глашу.

– Во-первых, – назидательно поднял палец Дава, – Глаша, конечно, умница и красавица, но дамы высшего света – это совсем другой коленкор. Во-вторых, не думаю, что ты вот так с ходу окажешься в ее будуаре. Я хочу познакомить тебя с утонченными развлечениями, где главенствуют интеллектуальная беседа, поэзия и музыка.

Ну вот и повод для любимого занятия всех попаданцев, но только фиг им, а не песни из моего мира, потому как не певец я, от слова совсем. Да и не танцор, как чистосердечно признался Лизе. Но делать нечего, пусть будут утонченные развлечения. Убегать отсюда не позволял гонор, а взбалмошных девиц с меня хватит еще лет на десять. Так что лучше уж француженки.

С француженками я пролетел как фанера над Парижем. Выглядела баронесса как типичная славянка, и звали ее в том же духе – Ольгой Филипповной. Когда мы двигались по периметру оглядывавшейся на нас толпы, Дава успел рассказать, что баронесса – вдова и владелица оздоровительного пансиона. Что это значит, я пока не понял.

Знакомство прошло легко и непринужденно. Темноволосой высокой красавице с большими карими глазами на вид было чуть за тридцать, а если учитывать возможности магической косметики, то, значит, в реальности почти под сорок. Но тут воплощалась поговорка о том, что нам столько лет, на сколько мы себя чувствуем, а значит, баронессе двадцать с маленьким таким хвостиком.

Она стояла в обществе трех незнакомых мне молодых офицеров. Два корнета и поручик. Все примерно одного возраста и степени опьянения. Судя по усам, а также погонам – гусары. Они были так заняты дамой, что пропустили историю с пощечиной, иначе неизвестно, как эти двое восприняли бы мою компанию. И все же блеснуть фольклором из другого мира мне пришлось – анекдотами. Начал с темы поручика Ржевского и его извечной партнерши Наташи, которую я поименовал как некую девицу Ростову. Эти имена собравшимся ни о чем не говорили, так что ажиотажа не вызвали. Для затравки, чтобы прощупать почву, зашел со вполне невинной истории о дирижере, который, по мнению поручика, зачем-то пугает орущую от испуга певицу. Затем осторожно выдал заявление поручика о том, что ему всегда охота, ну и завершил именинной свечкой, которую Наташа не знала куда вставить.

После четвертого анекдота баронесса начала икать от смеха и потребовала прекратить это безобразие. Гусары, которые к этому времени уже ржали, как их любимые жеребцы, тут же сменили стиль развлечения и наперебой стали приглашать даму танцевать. В этот сложный гусарский ритм пару раз каким-то чудом вписался и Дава.

Я усиленно снимал стресс шампанским, попутно жалел, что нет ни водки, ни коньяка, но все равно чувствовал себя вполне прилично. Дава уплывал с баронессой в водоворот танца нечасто, так что скучно не было. Под конец Ольга попробовала вытащить на танцпол и меня, но я уперся, как козел. В итоге она пригрозила заняться моим хореографическим воспитанием лично.

Из последнего танца Дава вернулся какой-то загадочный и шепотом сообщил мне, что пора сваливать. Сердечно распрощавшись с баронессой и новыми знакомыми, имена которых в моей шумевшей от шампанского голове так и не задержались, мы покинули бал.