Я сидел на троне и цедил одну-единственную кружку пива весь вечер. Мысли тянулись к северу. Там нет князей и княжеств, а только дикие племена, разбросанные до самого ледника по лесам. Воевать с ними всё равно, что сунуться в осиное гнездо.

Планы всё не строились. Усталость с дороги брала своё. Спал бы сутки, как убитый. Надо обсудить дела с Китти. Когда рассказывал ей, то будто сам себе объяснял, как лучше поступить. Легче думалось. Она-то не шибко была умудрённой в военных делах, но слушала внимательно, вопросы задавала. Пока разжую ей, сам пойму, что делать.

Эх, Волк Юга, хранят тебя боги за твою прелестную дочь!

— Во девка, огонь, — фыркнул сидящий около меня Йорген. Он занял трон моей жены, всё равно её нет. Глазел, как темноволосая служанка пляшет на столе с задранной юбкой. Йорген покачал головой. Волчьи глазищи горели от выпитого эля. — Давненько тут такого не видали.

Я бросил взгляд на девицу и поморщился.

— Шлюха.

— Ага, парни в восторге!

Йорген ухмыльнулся и выпил. Бьёрн, стоящий позади нас, метнулся с кувшином эля и наполнил его кружку до краёв. Пена упала на пол и тут же стала таять.

Девица веселилась с моими псами весь вечер. Они праздновали окончание похода, обмывали награды. Служанка выпила с ними, растрепалась и не стыдилась показать ни смуглых грудей, ни стройных длинных ног. Плясала среди посуды и кружек с пивом. Волки осыпали её золотыми монетами. Хохотали. Звали её, дразнили, хватали за руки, за юбку. Бойкая красивая девица им нравилась.

— У-у! Ха-ха-ха! — кричали мои псы. Девка лежала на столе, принимая в себя каждого желающего. Один из воинов надел ей на голову венец. — Дикарка, ну даёт! У-у!

— Выпьем!

— За Зигрида Рыжего! У-у-у! Слава князю!

Я поднял кружку, принимая слова воинов, и выпил с ними за мою славу. Ну конечно, столько золота не было даже при моём отце. Когда я стану императором, то заплачу им ещё больше.

— Стареем, брат, — заметил Йорген. Он откинулся на спинку трона, тоже ленился. — Когда-то и мы с тобой могли так веселиться, а сейчас… что-то уже не веселит. Веселилка засохла, что ль?..

— Ты видал мою жену? Стал бы налево ходить, если бы такая тебя ждала?

— Боги, я что, совсем больной⁈

— Вот и мне других не хочется, да и после всех? В ней заразы больше, чем в тухлом мясе, — я поморщился. — И правда отсохнет ещё.

Йорген хохотнул.

— Возьмёшь её на восток? Парни будут счастливы.

Я пожал плечами. Про восток я пока думал мало. Девка мне надоела, насмотрелся уже на таких. Я отвернулся, и на глаза попалась грязная стена позади трона. Там были какие-то рисунки, детские. Напомнили об ещё одной головной боли.

— Видел, что учудила Китти? — спросил я. Хотел поговорить о тревогах с другом и узнать, что он думает.

— А как же, — хмыкнул Йорген. Он похлопал меня по плечу, скорчил серьёзную рожу и чётко проговорил: — Поздравляю, отец.

У меня глаз задёргался.

— Хватит ржать, Йорген! Что мне с ними делать, а?

— Принять и простить? Славные сорванцы, из них выйдет толк. Устроили мне допрос в коридоре, смышлёные. Мне понравились. Сдох бы за таких сыновей, — признался друг и почесал шрам на груди. Я повёл бровью. — Что? Сам знаешь, я ничейный, если бы твой отец меня не подобрал, то жил бы, как пёс, на улице. Рад за этих мальцов. Отец им, может, и хреновый достался, но зато мать!.. Ух, красавица, рукодельница, да ещё княгиня! Светлая госпожа, слышал?

Я поразился словам Йоргена. Думал, он поддержит меня и придумает, куда мне сплавить этих попрошаек. Но он удивил меня, встав на сторону моей доброй жены.

Как она вообще додумалась притащить каких-то щенков в мой дом⁈ Не спросила меня! Я слишком много ей позволяю.

Отшлёпать её мало.

— Что творит, что творит! — Йорген покачал головой, наблюдая за блудом в зале. Засвистел. Потом рассмеялся и сказал: — Ставлю, что на десятке шлюшка упадёт.

Мне надоело это дерьмо. Да и Катерина жаловалась, что пиры в зале мешают ей спать. Это уже задевало её, а значит, и меня. К тому же, будь она неладна, Катерина уже уложила спать этих детей. И почему меня они волнуют⁈ Должно быть, я не был всё же таким чёрствым, как хотел бы.

Я приказал Йоргену:

— Скажи им выметаться из моего дома.

Воевода с готовностью поднялся и потянулся. Было уже поздно, да и мы устали с дороги. Ещё утром ехали в седле с Сёдраланда.

— Чем пригрозить?

— Скажи, кто не уберётся, будет стоять на стене с голым задом.

— Понял, — кивнул Йорген, размял плечи и направился к столу. Он легко запрыгнул на столешницу и рявкнул: — Пошли вон! Выметайтесь! — он пнул посуду. Пара глиняных чаш грохнулась на пол и разлетелась вдребезги.

Волки присмирели. Загудели, недовольные. Быстро допили пиво и стали собираться. Стало тише. Я наблюдал, потирая шрам на виске. Голова ныла. Хотел бы быть с моей Китти и целовать её нежное лицо, но, проклятье, на нашей кровати спали эти оборванцы! Нет, это уже ни в какие ворота!

Воины вскоре разошлись. Я отдал Бьёрну кружку и приказал идти спать. Йорген почему-то пристал к этой девчонке-шлюшке. Совсем ему голову отморозило?

— Не тошнит больше, не? — спрашивал он, когда я подошёл и остановился над ними.

Они сидели на полу. Вот оно что, девку тошнило. Нечего было столько пить. На вид соплячка ещё, нос не дорос с воинами на равных пиво хлестать.

— Нет, уже лучше, — отозвалась она, всхлипнув.

Йорген улыбался. Эта проклятая ухмылочка не сходила с его рожи, кажется, никогда. Он помог девке подняться. Я бы побрезговал. Походные девки давно уже меня не интересовали.

— Кто ты такая? — строго спросил я. Помнил её лицо, вроде, служила моей жене, но имя напрочь вылетело из головы. — Почему не спишь?

Девчонка обернулась. Лицо у неё было мокрое от слёз и ещё боги ведают чего. Две тёмные, толстые косы висели до живота, встрёпанные. Глаза жгучие, тёмные, но не такие чёрные и бездонные, как у Йоргена. Она сдвинула резкие брови и поправила платье, прикрыв грудь.

— Не хочу спать, господин, — ответила вроде без грубости, но я услышал дерзость. — Лейла я, служанка госпожи Катерины.

— Вряд ли госпоже понравятся твои игры, — заметил я.

— Нечего ей знать про мои «игры»! Пусть госпожа занимается своими делами.

Лейла стала собирать в карманы золото, что дали ей воины. Я оторопело переглянулся с Йоргеном. Тот стоял, ухмыляясь, и спрятал руки в карманы.

— Ты бы осторожнее с ними, — заметил он. — Могут и горло ножиком пощекотать. — Он почесал заросший щетиной кадык. Там был старый белый шрам. Когда-то ему тоже щекотали горло «ножиком», причём так, что чуть не отправили на ложе Старой Матери.

— Я знаю, что делаю, не маленькая! — огрызнулся дерзкая девица.

Мы расхохотались. Насупленная Лейла спрятала все монеты, браслеты и кольца по карманам и подняла венец со стола, чтобы надеть на голову. Обернулась и улыбнулась нам. Игриво откинула косы за спину.

— Что, неужто тоже хотите меня?

— Дура, на себя глянь, — фыркнул Йорген. — Не жалко жизнь губить? Ты молодая, складная, могла бы и за воеводу устроиться.

— Отвали, пёс! — рявкнула она. — Сама решу, за кого мне устроиться!

Развернулась и пошла прочь.

— Вот с-сучка, — зарычал Йорген и хотел было идти за ней, придушить, наверное, но я схватил его за плечо. Покачал головой.

— Эта девка служит Китти. Она не простит нам, если обидим.

— Да такую дрянь только по заду отшлёпать! Сопля!

— И язык отрезать, больно длинный.

Конечно, мы ничего ей не сделали. Пусть Катерина сама разбирается со своей прислугой, а то ещё возненавидит меня, если влезу, и опять сначала начинай. А мы только помирились.

Время было позднее. В усадьбе уже все спали. В коридорах стояла такая темень, что выпивший Йорген натыкался на углы и ржал. Он вдруг вспомнил, что его рыжая Трис рассказывала, будто они втроём — моя Китти, Трис и эта Лейла — добрые подруги уже боги ведают сколько лет.