В сентябре-октябре, после того, как Ельцин остановил свой выбор на Гайдаре, на его плане шоковой терапии, Хасбулатов повел съезд по пути ползучего сокращения полномочий президента и перехвата власти.

Добавляли остроты и личные качества. Ельцин, Хасбулатов, Бурбулис и Гайдар очень плохо сочетались друг с другом. И если Ельцин, по-настоящему большой политик и сильный человек, был способен уступать даже в важных деталях, чтобы выполнить свою главную миссию, построить новую Россию, то яростный до власти Хасбулатов и назидательный Бурбулис просто не могли усидеть в одной лодке, одновременно претендуя на статус «Человека № 2». А Гайдар стал идеальным «агнцем для заклания»: доставшаяся ему самоубийственная задача в сочетании с отсутствием собственной политической базы, инфантильной внешностью и манерами, настойчивой демонстрацией интеллектуального превосходства не оставляли шансов на политическое выживание ни при каком раскладе.

Они и сошли один за другим: в 92 году Бурбулис и Гайдар, в 93-м — Хасбулатов. После этого ситуация в стране стабилизировалась. Не потому, конечно, что эти трое — причина всех проблем, но они были настолько яркими представителями вражды, что для завершения реформ пожертвовать ими оказалось необходимо и неизбежно.

В эти дни у меня на глазах угасала звезда Гавриила Попова.

Из дневника:

«11 октября 1991 г. Первое заседание столичной коллегии. Вел Г. Х. Попов. Положение [с поставками продовольствия] очень трудное. Гарантий мало. Если и хватит на Москву, на приезжих — вряд ли. Увлекся натуральным хозяйством.

5 ноября. Совещание у Попова: приватизация жилья (бесплатно), торговли (за приватизационные чеки); торговля хлебом: вводим карточки на массовые сорта хлеба и коммерческие цены на все остальное. То же — по водке, сахару (оплачиваем талоны).

15 ноября. Снова о приватизации торговли: постановили как 13.11. Звонок Г. Х. об уходе в отставку.

19 ноября. Отношения Моссовет — мэрия обостряются. Правительство решило магазины не продавать — сдавать в аренду.

10 декабря. …в городе нет ни еды, ни водки. Люди звереют.

12 декабря. Попов собрался в отставку — выглядит скверно.

16 декабря. Попов подтвердил уход. Выглядит сломленным.

18 декабря. Положение с правительством Москвы неопределенное: даст ли Ельцин под уход Г. Х. полномочия — не ясно.

26 декабря. Весь день — маневры вокруг отставки Г. Х. С утра в ВС [Верховном Совете — Е.С.] у Подопригоры с Бакировым готовили проекты указов Б. Н. [Ельцина — Е.С.] «О приватизации», «Об административно-территориальном делении», «О 50-километровой зоне», «О структуре органов власти и управления». В 13:00 подъехали Лужков, Шахновский, юристы… В 15:30 у Г. Х. Лужков и Шахновский говорят об итогах беседы с Хасбулатовым: готов поддержать и подписать «Административно-территориальное деление».

28 декабря. Дела с Указами по Москве идут тяжело: от Шахрая нет вестей, видимо, хватает забот с Минском[173].

29 декабря. С Шахновским к Г. Х., потом — к Б. Н. Скромный антураж. Б. Н. в хорошей форме. Сказал, что подписал Указ о приватизации, приняв «московский» подход, что подпишет передачу Москве «Мосэнерго», «Интуриста», TV и т. д.

30 декабря. С утра Г. Х. попросил подписать у Хасбулатова их совместное с Б. Н. постановление по административно-территориальному делению Москвы.

2 января. У Хасбулатова подписал постановление.

9 января. Правительство Москвы подало в отставку. Лужков сформирует новое».

После провала ГКЧП Попов мог чувствовать себя одним из главных героев. Он — признанный идеолог победившего демократического движения и его трибун. Он — первый изобличитель административно-командной системы. Его встречали люди радостными криками ночью с 19 на 20 августа у Белого дома. Его предложения по реформам в Москве поддержал Ельцин.

Но это оказались последние его победы. Как часто бывает, триумф стал прологом падения.

Уже через несколько недель он, как и остальные депутаты СССР, потерял общегосударственный статус. Искал, но не получил места в российском правительстве, однако в любом случае «с Москвы» он хотел уйти. Сферой его деятельности стала «всего лишь» столица, и путь наверх оказался заказан. К тому же и предварительно согласованные реформы забуксовали — предложения московского мэра увязли в правовых процедурах и коридорах. И то сказать: многие из них противоречили существовавшим законам напрямую, другие (по особому порядку приватизации в Москве) не соответствовали стратегии нового экономического курса, проложенного Гайдаром. Но эти «танцы на паркете» происходили, когда Москва оказалась на пороге катастрофы. Больно вспоминать: в те дни над столицей нависла угроза настоящего голода. Пустые прилавки магазинов, животная толкотня, визги и потасовки людей, бросавшихся к прилавкам, как только там появлялись хоть какие продукты, необходимость побегать, чтобы купить что-нибудь на карточки.

Скрытая картина, известная городскому руководству, выглядела еще хуже. По всем основным группам продовольствия запасы не превышали нескольких дней. И это в Москве, где привыкли закладывать продовольствие на овощебазах еще по осени, иметь на руках договоры на поставку сельхозпродукции хотя бы в пределах, обеспечивающих физическое выживание и немножко сверх того.

Осенью 1991 года овощебазы были заполнены в лучшем случае на 30 % плановых объемов, с договорами было и того хуже, да и те, что имелись, не были гарантированы.

О положении в городе я рассказал в интервью «Независимой газете» 18 декабря 1991 года:

«Продовольствие к нам не везут, а остатки его сейчас составляют порядка 5–20 процентов от нормы… И без свободных цен не привезут вовсе. Распорядиться этими остатками в условиях ажиотажного спроса нелегко, а при управленческом хаосе и вовсе почти невозможно. Поэтому отставка Попова ситуацию, конечно, не упростит. По-человечески его понять можно. Он избирался под значительные властные полномочия. Но на практике их не оказалось.

В результате сдвигов к лучшему в городе почти нет. Но если бы уже сегодня полтора миллиона москвичей получили возможность растить собственный урожай, еще 7 миллионов стали собственниками жилья, если бы работники заводов Москвы, ее магазинов и столовых стали собственниками своих “производств”, а учителя, врачи, военнослужащие, пенсионеры получили бы свою долю собственности в процессе приватизации, настроение у людей было бы совсем иное. А так в спорах между более быстрыми и более справедливыми механизмами приватизации пока побеждает госсобственность, которая несокрушимо ожидает конца не начатой еще экономической реформы».

Так что упомянутое в дневнике «увлечение натуральным хозяйством» — стремление Попова выделить москвичам участки под подсобные хозяйства, обложить оброком столичные предприятия для натурального обмена с аграриями — выглядит смешным только в наше сытое время. Тогда это был вопрос жизни. Средством наполнения прилавков был переход к свободным ценам и приватизация магазинов, баз, кафе. Получи директор и весь трудовой коллектив право на прибыль от продаж, да еще при свободных ценах, они из кожи вон выскочат, но найдут, чем торговать.

Российское руководство склонялось подготовить и провести аукционы по продаже предприятий торговли и услуг, получив за это рубли, которые при гиперинфляции тут же превратились бы в ничто. Но какой-то особой московской модели Гайдар не принимал.

Хотели пойти по пути продажи магазинов — директора пригрозили забастовкой и саботажем. Пошли на аренду, но директора попытались ответственность за снабжение возложить на городские власти, а себе оставить получение прибыли.

Прокуратура СССР постоянно оспаривала право столичных властей идти вперед без общесоюзной и общероссийской правовой базы (а законы СССР и РСФСР часто противоречили друг другу).