Понятно, что с этого момента из списка потенциальных членов выстраиваемой команды я попал в список актуальных нежелательных элементов. Тогда и было посеяно семя моей будущей отставки.

В свою очередь, Коржаков в силовом блоке не был безусловным лидером. И министр обороны Павел Грачев, и министр внутренних дел Виктор Ерин, и директор ФСК Сергей Степашин держали с ним дистанцию. Но то, что началась нешуточная борьба за власть, скоро стало очевидным.

Из дневника:

10 марта. С Лужковым и Шахновским о ситуации: она явно обостряется и становится хаотичной.

14 марта. В мэрии с Лужковым об отношениях с А. В.[268]

Разговор с Лужковым, состоявшийся 14 марта, был о том, что Коржаков интригует против него, пытается вбить клин между ним и Ельциным. А это действительно чувствовалось, хотя и мэр давал тому поводы. Пару раз президент одергивал мэра, когда тот высказывался по вопросам международной политики.

Через четыре дня, 18 марта 1994 года, в «Общей газете» Егора Яковлева была опубликована статья «Почки набухают. К путчу?». В ней излагалась «Версия-1» о будто бы готовящемся государственном перевороте. О заговоре практически всей российской верхушки (от Черномырдина и Сосковца до Полторанина, от Шумейко до Лужкова и всех силовиков в придачу во главе со Скоковым. Не поминался только… Коржаков) с целью отстранения президента от власти.

Это был мусорный текст, под которым не было никакой основы, в котором объединялись в одном замысле люди, не переносившие друг друга. Но шуму он наделал много. Мы были изумлены совершенно несоразмерной реакцией — звонки, поспешные визиты, телекомментарии — на эту политическую фантастику, оценить которую в терминах уголовного права было решительно невозможно. Но то, что всё полыхнуло так ярко, свидетельствовало: материал угодил в цель, вскрыл начавшуюся, но скрываемую политическую гонку.

Подтекст был понятен: кто-то засвечивает потенциальных преемников, стремясь стравить их друг с другом и, что намного важнее, привлечь к ним гневное внимание президента. Отсутствие Коржакова в списке наводило на мысль, кто этот «кто-то».

В группе «человек с рублем» выработке единой позиции мешала алчность основных фигурантов. Они все исходили из принципа «победитель получает все» и крайне ревниво относились к попыткам того или иного коллеги выдвинуть кандидатуру кого-нибудь из политиков, близких лично ему. Их внутрикорпоративные конфликты иногда обострялись до предела. Гусинский воевал, а потом мирился с Березовским. Оба враждовали с Потаниным. В 94-м эта группа была предельно разрознена и большим политическим весом еще не обладала. Ее потенциальной силой было управление деньгами и крупнейшими телеканалами (НТВ и ОРТ), но война Березовского и Гусинского, соответственно ОРТ и НТВ, суммарную ценность информационного ресурса существенно снижала.

Следующий взрыв — на этот раз не информационный, а настоящий — произошел 7 июня на Новокузнецкой улице в Москве, где находился роскошный особняк «Логоваза», руководимого Березовским.

За год после нашей первой встречи он превратился из заискивающего торговца автомобилями в крупного коммерсанта, «принятого при дворе». У опекавшего его Коржакова в тот момент были серьезные ресурсы в борьбе властных кланов: влияние на президента, силовой аппарат, связь с прокуратурой (Ильюшенко был креатурой Коржакова), финансовые ресурсы (в том числе «Национальный фонд спорта»). Не хватало медийных рычагов. Поэтому была дана отмашка Березовскому на завладение 1-м телеканалом под благородным прикрытием — создание «общественного телевидения». Так что покушение на него выглядело чрезвычайным даже в ряду чрезвычайных происшествий. На месте застал картину, увы, типичную для тех времен. Обгорелые обломки автомобилей, битое стекло, куски штукатурки, мигалки милиции, прокуратуры (здание Московской прокуратуры было на той же улице) и скорой помощи. Внутри особняка много людей, в основном испуганных. Через некоторое время вышел Березовский, весь в бинтах и зеленке. Его шок был понятен, поэтому после пары общих вопросов: «Кого-нибудь подозреваете?», «Помощь нужна?», не стал больше его мучить и уехал. Задним числом стоит отметить, что в ответ на первый вопрос он никого не назвал. Никого, в том числе Гусинского. Но очень скоро напрямую обвинил в покушении именно Гусинского, сделав акцент на его близость к мэру Москвы.

Летом и в начале осени у меня было много забот на юге России. А тут еще смерть брата Саши. Ему было всего 47 лет. Я вел выездное заседание коллегии ФСК во Владимире (Степашин после перерыва отлучился по делам), когда принесли записку: «В госпитале умер брат Александр». Мы не были близки, и смерть его не была неожиданной, но стало неимоверно грустно и оттого, что брат, и оттого, что он стал в некотором смысле жертвой изменений, продвигавшихся нами: открытый рынок, масса контрафакта, в продаже подделки, опасные для здоровья. На похоронах в ответ на вопрос сотрудника крематория, как зовут усопшего, двоюродный брат Сергей Зубов нечаянно ответил: «Евгений Савостьянов». Я попросил: «Сереж, не торопись, успеется…»

Работа на юге и эти семейные печали, отвлекли меня от интриг, связанных с конфликтом группировок Черномырдина, Коржакова и Лужкова.

Напомнили о себе они новым, уже третьим взрывом. Финансовым.

Во вторник 11 октября во время обеда коллеги по руководству московским управлением спросили, чего ждать от начавшегося с утра падения рубля. Отшутился: скоро сами придете и будете по этому поводу просить увеличения денежного содержания. А не заговор ли это крупных банков? Ответил, что наши «крупные банки» — мошкара в сравнении с Центробанком и вопреки его желанию такие скачки невозможны.

В этот день курс рубля полетел вниз и под конец торговой сессии Московской межбанковской валютной биржи упал на 27 % с 3081 до 3926 рублей за доллар.

ФСК получило задачу найти виновных и вообще принять меры. Получив прямое указание заняться этим вопросом (сам бы ни за что за него не взялся бы — не наша тема), собрал вечером руководителей всех крупных банков и поинтересовался, на сколько они наторговали и какую прибыль получили. Под конец встречи попросил свести к минимуму в ближайшие дни объемы валютной торговли, чтобы дать рынку успокоиться На следующий день банки снизили спрос на валюту в четыре раза.

Общественная реакция была бурной. Но, как и в случае с «Версией № 1», ощущалась чрезмерная истеричность, надуманная накачка претензий к правительству и банкам, близким к Лужкову («МОСТ» Гусинского и «Менатеп» Ходорковского). Кончилось тем, что через пару дней рубль вернулся на исходные рубежи, чего не скажешь о председателе ЦБ Викторе Геращенко и министре финансов Сергее Дубинине, отправленных в отставку.

В сухом остатке «черного вторника» — очередная дискредитация власти (в том числе Черномырдина), новый уровень негатива к банкирам и связанным с ними политикам (в том числе к Лужкову) и появившееся убеждение, что бюджетные деньги нужно из частных банков постепенно выводить (об этом я доложил по итогам встречи с банкирами).

Таким был общий фон экономической жизни и политических интриг 1994 года.

Новый 1995 год встречал в кругу семьи и охраны. Через 3–4 минуты после курантов — звонок из штаба российской группировки войск в Чечне. Чересчур веселые голоса: «Мы тут слегка отмечаем день рождения Павла Сергеевича (Грачева) и начали штурм Грозного». Положив трубку, сказал домашним: «Сейчас они кучу людей положат». В эту ночь у Грозненского железнодорожного вокзала попали в окружение и понесли тяжелые потери Майкопская 131-я бригада и 81-й мотострелковый полк.

Центральными событиями были войны в Чечне и бывшей Югославии, выборы в Государственную думу и залоговые аукционы.