Со временем удалось наладить системное маршрутирование доверенных лиц для решения этих задач.
В связи с этим вспоминается один забавный случай. Я решил встретиться с левобережными казаками и попросить их помочь в этой работе. Встреча была важна еще и потому, что появление важного российского чина на левом берегу было внове и должно было придать людям оптимизма, да и Дудаеву нервы пощекотать. На сходе оказалась одна женщина, что казаков рассердило: «Баба на кругу! Коса на сходе! Не любо! Долой бабу!» Выяснилось, что «баба» — не чужой человек и, поворчав, казаки сменили гнев на милость и «косу» оставили. Рассказав казакам о складывающейся ситуации, попросил: «Вы ведь ездите по республике, в Грозный ездите. Ну так примечайте, где пушку или танк увидите, где окопы роют и т. п. Нам это очень важно». И тут казаки сжались, опустили головы и сконфуженно замолчали. Испугались. Тишину нарушила та самая женщина: «И вам не стыдно, казаки? Как выпьете, так всем готовы головы поотрывать, а как до дела доходит — молчите?». Да, с казаками были проблемы. Дошло до того, что в конце августа самозваный «атаман Всевеликого Войска Донского и казачий генерал» Козицын подписал «Договор о дружбе и сотрудничестве между Всевеликим Войском Донским и Чеченской Республикой — Ичкерия», где, среди прочего, была «Статья 18. Стороны обязуются не допускать прямых или косвенных агрессивных действий против другой Стороны, и в случае угрозы безопасности одной из Сторон оказывать помощь и поддержку». Руки тогда до него не дошли[263].
Были и два серьезных сбоя, из которых один носил анекдотический характер, а другой привел к серьезным последствиям.
Первый случай может проходить под заголовком «Как я предотвратил Третью мировую». Однажды, приехав на авиабазу, застал там необыкновенное оживление. Командирские УАЗики сновали из конца в конец, бригады техников бегом мчались от ангара к ангару, команды выкрикивались на тон выше и вдвое чаще. То ли министр прилетает, то ли еще какое несчастье. Поинтересовался и узнал, что комполка отдал приказ поднять разом все бомбардировщики и перебросить на другие аэродромы. Причина? Поступила информация, что Дудаев собирается атаковать авиачасть. Вызвал командира и поинтересовался, в своем ли он уме и осознает ли, что делает? «Представьте себе, что по случайному совпадению в этот момент выходит в море какой-нибудь наш подводный ракетоносец. Что могут подумать те, кто отслеживает состояние российских стратегических сил? Что мы что-то затеваем. У вас тут на территории развернуты два полка внутренних войск. Кто сюда сунется? Отменяйте приказ, скажите, что проводили тренировку». Тем все и закончилось.
Во втором случае ничего смешного не было. Прибывший из Москвы по линии военной контрразведки майор С. К. по пьянке внял уговорам почти случайного знакомого «проявить героизм и проехать в Грозный», чтобы утереть нос всем нам, «паркетным воякам». Вот майор и дерзнул. 25 августа вечером сел в машину знакомого и поехал в Грозный… прямо в подвал Департамента госбезопасности Чечни. На беседу душевную с Гелисхановым, этот департамент возглавлявшим. У того нашлись убедительные аргументы, и «герой» быстро рассказал, что знал, и о наших планах, и о персональном составе, и о местах дислокации. Обо мне рассказал настолько подробно, что следствием стали проблемы у семьи. Мне же и пришлось заниматься вызволением олуха из узилища. После сложных закулисных переговоров дело дошло до встречи с представителями дудаевского руководства в аэропорту Владикавказа. Наши договоренности помогли завершить эту историю в стиле франшизы «Миссия невыполнима»: с ночным освобождением С. К., интенсивной стрельбой, взрывами гранат и т. п. Но жизнь — не кино, без настоящих потерь не обошлось…
Политический и информационный ущерб был велик. До поимки С. К. у Дудаева и его талантливейшего министра информации Мовлади Удугова прямых доказательств вовлечения России в конфликт не было. Ну напечатали московские газеты заметки, что я нелегально нахожусь в Грозном, ну засняли меня и моих коллег в Знаменском. Появились публикации о Филатове и Степашине, как людях, каким-то образом причастных к поддержке оппозиции. Но это все было больше на уровне догадок и предположений. Придраться к России и обвинить ее было невозможно. Теперь же дудаевские СМИ обрушились на Временный Совет с обвинениями в марионеточности.
Временному Совету выделили немалые денежные средства — более двух миллионов долларов. Предполагалось их использовать для приобретения на месте горюче-смазочных материалов, денежного содержания личного состава полков ППС, компенсаций семьям погибших и т. п. Но было очень важно материально заинтересовать жителей республики поддерживать не Дудаева, а Временный Совет. Поэтому в Надтеречном районе погасили 8–9 месячные долги по зарплате бюджетным работникам, выплатили пенсии.
На фоне полного пренебрежения интересами людей на территории дудаевской Чечни это произвело хорошее впечатление. Люди чем дальше, тем активнее шли к Временному Совету, рассчитывая с его помощью решить насущные проблемы. Все больше руководителей районного и поселкового уровня заявляли о поддержке наших усилий. Значительно выросло число желающих записаться в вооруженные отряды оппозиции.
В первых числах августа от Ельцина наконец поступило формальное указание поддержать Временный Совет. Но координацию работ, которую нам уже удалось развернуть в кратчайшее время, поручили не ФСК, а министерству по делам национальностей, которое возглавлял Николай Егоров. Руководить операцией назначили впоследствии его заместителя Александра Котенкова.
Такой поворот вызвал у меня ревность и обиду: все сидели, годами ничего не делали, а когда воз нашими усилиями тронулся, да еще довольно резво, вдруг командовать поручают другим. Хотя, если объективно оценивать ситуацию, решение было политически правильным. К тому же и нам со Степашиным оно жизнь облегчало.
Облегчало, но не облегчило немедленно. К моменту появления этого указания руководство Миннаца находилось в отпусках. Тормозить разгонявшуюся работу в ожидании завершения пляжного сезона было недопустимо. И пришлось мне еще три недели, почти до конца августа заниматься странным делом — командовать, не имея на то полномочий.
Эти три недели очень важны, поскольку должны были продемонстрировать способность оппозиции сплотиться вокруг Временного Совета и начать действия по вытеснению дудаевской власти.
События развивались стремительно.
Разведка боем
В Грозном нашу активизацию заметили очень скоро. Дудаев обрушился на Автурханова, назвал его предателем Родины и объявил частичную мобилизацию.
В принципе особого упора на ведение боевых действий с дудаевцами у нас не было — за всякой войной следует мир, а после стрельбы друг в друга чеченцам будет очень непросто забыть все обиды и жить дальше. Упор делался на то, что пример неуязвимой и владеющей военной инициативой оппозиции, демонстрация ее силового присутствия по всей территории Чечни, кроме Грозного и Гудермеса, вкупе с лучшей жизнью людей под ее крылом постепенно будет оттягивать людей от Дудаева. Так оно и получалось.
Но к оружию иногда приходилось прибегать. У нас были две первоочередных цели и одна главная.
Первоочередными были станица и железнодорожная станция Ищерская на левом берегу и село Братское (Ногамирзин-Юрт) на трассе Моздок — Знаменское, шедшей вдоль правого берега Терека. Интерес к Ищерской и Братскому был обусловлен логистикой: Братское было «пробкой» на дороге, соединявшей Знаменское с нашей «большой землей». Неоднократно транспортные конвои Временного совета блокировались в этом населенном пункте. Мы не раз ставили вопрос о необходимости решить проблему, но каждый раз слышали знакомое: «Наши старики встретились с их стариками. Обо всем договорились и поклялись на Коране. Мешать нам больше не будут». Пока наши худшие опасения не сбылись.