Парадокс: на стороне Наздратенко оказались многие региональные руководители федеральных органов (прокуратуры, МВД, ФСНП) и даже представитель президента в регионе, а на стороне АП — многие местные деятели (мэр Владивостока Виктор Черепков, будущий зампред Совета Федерации Светлана Орлова, а еще начальник Приморского УФСБ Виктор Кондратов).

В попытках усмирить строптивого губернатора кремлевская администрация использовала и кнут, и пряник. Кнутом стало назначение Кондратова представителем президента в регионе (по совместительству) с расширенными полномочиями в вопросах подбора и расстановки кадров, контроля финансовых потоков и многого другого, а также поддержка последовательных оппонентов Наздратенко, таких, как мэр Владивостока Черепков и федеральный депутат Орлова. Пряником — особое внимание к финансовым обязательствам центра перед регионом. Чубайс, например, на планерке 16 сентября признал: «Наздратенко свои обязательства по тарифам и кадрам выполнил. Теперь правительство тоже должно отчитаться о своей работе». В повестке дня этот вопрос стоял сразу за обсуждением ситуации в Чечне и судьбы ее руководителя Доку Завгаева — две «горячие точки», получается. Обсуждали и помощь Приморью в решении проблем, накопившихся в топливно-энергетическом комплексе края. В этом нам сильно помог чрезвычайно компетентный первый заместитель министра топлива и энергетики Сергей Кириенко.

Ситуация в регионе стала постепенно улучшаться. В связи с этим, а также с уходом Чубайса с руководящих постов интерес АП к войне с Наздратенко стал ослабевать. В апреле 1998 года указ об особых полномочиях Кондратова отменили, а затем его освободили от должности полномочного представителя президента и вскоре перевели в Москву. Потом в Москву же перебрался и Наздратенко.

Иногда приходилось заниматься и более скандальными ситуациями — проникновением во власть людей, связанных с криминальным миром. Некоторые из этих случаев, как, например, выборы и последовавшие отставки мэров Ленинска-Кузнецкого Геннадия Коняхина и Нижнего Новгорода Андрея Климентьева получили значительную огласку и неоднозначную оценку. Приходилось заниматься встряской растерявшихся местных силовиков, апеллируя к одному аргументу: «И как вам теперь приходить на доклад к этим людям?» С последующим принятием довольно жестких мер. Увы, с демократическим пуризмом это не всегда совпадало. Попадало мне и от прессы, и от коллег[300].

Этот опыт показал, что жестко воздействовать на губернаторскую вольницу можно лишь при полностью консолидированных действиях центра. Но и генеральный прокурор Скуратов, и министр внутренних дел Куликов упорно саботировали требования о замене соответствующих краевых руководителей. А президент был не в состоянии спросить с них, как полагается. Да и в принципе контроль одних чиновников другими чиновниками — недостаточно результативен. Мало ли мы видели ВЧК, «народных контролей», «госпартконтролей» и прочих. Потому мы привлекали к кадровой работе структуры гражданского общества. До сих пор считаю, что контроль государства обществом — путь к становлению подлинной демократии. Хотя порой приходилось и «власть употребить».

Как, например, в случаях противостояния губернаторов и руководителей федеральных ведомств. У этой проблемы две стороны.

Во-первых, следовало всячески поддерживать самостоятельность и принципиальность тех руководителей на местах, кто готов отстаивать свою позицию вопреки мнению местных элит с губернатором во главе.

Во-вторых, нельзя оставаться глухими и к претензиям региональных руководителей к «федералам на местах».

В качестве примеров приведу доходившие до крайней ожесточенности раздоры Николая Федорова (президента Республики Чувашия) и Амангельды Тулеева (губернатора Кемеровской области) с руководителями соответствующих прокуратур. Приходилось выезжать для «разбора полетов». В такого рода миссиях от прокуратуры участвовал заместитель генерального прокурора Юрий Чайка. Нам удавалось быстро и беспристрастно разбираться в накопившихся проблемах и выносить решение на месте. Вспоминается характерный случай в Кемерово, где мы с Чайкой сняли с постов трех прокуроров. Тулеев сказал: «Ну, не ожидал, что так быстро и объективно во всем разберетесь».

А в Чувашии, например, ситуация оказалась иной. Не сошлись характерами президент и прокурор республики. Дополнительной сложностью в этом случае было то, что президент республики Федоров — крупный юрист. А, как известно, «два юриста — три мнения». Прокурора в обиду не дали, но со временем перевели его на работу в другой регион.

Вообще часто приходилось объяснять руководителям федеральных органов на местах, что народ не разбирается в хитросплетениях полномочий центра, региона и муниципалитета. Так что, если на выборах (в ту пору свободных и конкурентных) региона губернатор проигрывал, это была оценка и всех их тоже.

Потом, как часто бывает, маятник махнул в другую сторону, и губернаторы стали назначаемыми чиновниками, для которых важно не мнение граждан, а мнения московского начальства. Это показательный шаг на пути к контролю государства над обществом.

Так в армейских кругах называют министерство обороны, расположенное на Арбатской площади Москвы. В мае 97-го было решено менять его руководство. Министр Игорь Родионов отказывался обсуждать возможность глубоких преобразований в армии, необходимость которых диктовалась приходом нового технологического уклада и совершенно нового международного положения страны. Хуже того. Роль политического наставника Родионова попытался взять на себя примкнувший к коммунистам генерал-лейтенант и депутат Государственной думы Лев Рохлин.

О ненормальном их взаимодействии мне сообщали регулярно. Пришлось заняться профилактикой.

Приехал к Родионову и недвусмысленно объяснил, как может быть (и будет!) истолкована их тесная связь. Когда все необходимое было выяснено, Родионов крякнул и сказал: «Я все понял, Евгений Вадимович. Необходимые выводы сделаю. А сейчас давайте перекусим, как положено».

Дело доброе. Зашли в комнату отдыха министра, отражавшую некоторые важные черты его характера: одна стена — православный иконостас, противоположная — коллекция американского джаза. На столе водка «Петр Первый» и традиционная закуска без излишеств. Выпили по первой — самогон. «Интересные, — думаю, — привычки у министра. Мало что на самопал налегает, так еще и под фирменные наклейки прячет».

Налили по второй. Министр допил только до половины, густо покраснел и рявкнул: «Петруха!!» (имя могу и спутать). Появился адъютант, между прочим, генерал.

— Ты что нам какой-то самогон подсунул?!

— Как самогон, товарищ министр? Мы же с вами вчера вместе коробку покупали.

— Проверь и поменяй.

Вскоре адъютант вернулся с заменой и виновато объяснил:

— Лично проверил всю коробку (это за несколько минут — круто!). В половине бутылок — фирменная, в половине — самогон.

Такие были времена.

Наши посиделки уже закруглялись, когда вошел дежурный офицер и сказал:

— Товарищ министр, вам звонит Рохлин. Срочно.

Министр взял трубку и нравоучительно объяснил: «Лева, я вот что тебе хочу, Лева, сказать: ты о…нно [в смысле очень сильно] вредишь армии».

Рохлин бросил трубку, а Родионов с гордым видом победителя посмотрел на меня.

И в тот раз, и потом я не раз говорил ему о необходимости поменять отношение к делу. По понятным причинам меня особенно беспокоили кадровые скандалы, сотрясавшие министерство. Такие, как шумная попытка снять командующего Сухопутными войсками Владимира Семенова, дрязги вокруг назначения нового руководства ВДВ, и вообще судьба ВДВ, которые нам с еще одним заместителем руководителя АП, Юрием Яровым, пришлось буквально спасать от постоянных атак министра.

Это, конечно, хотя и важные, но частности. Но и в целом становилось яснее и яснее: этот человек так и остался в ушедшей эпохе, когда главный враг — НАТО, когда десятки тысяч танков должны пойти в наступление до Ла-Манша, когда многомиллионная солдатская масса захлестнет противника. И даже совсем свежие уроки ему неинтересны. Когда я решил организовать межведомственное совещание по обобщению опыта ведения военных действий в Чечне, помощи от Родионова было мало.