Так что эта полумощь-полунемощь худо-бедно играла роль заслона, но не более того. С горечью приходится констатировать, как мало сделали для формирования законной власти в республике многие уважаемые люди, наделенные значительными ресурсами. К сожалению, среди них нередки были те, кто потом стали недостаточно информированными и яростными критиками наших действий.

Познакомился с руководителями существовавших отрядов — Бесланом Гантамировым и Русланом Лабазановым.

Гантамиров, как и Автурханов, — бывший сотрудник МВД. В 1990 году создал партию «Исламский путь». Обаятельный, как и многие чеченцы, бесстрашный, умный, себе на уме. При этом — хорошо заметно — вел свою игру и в любой момент мог перевернуть карты на столе в зависимости от обстоятельств. Герой дудаевской революции — именно его усилиями был обнаружен тайный склад КГБ ЧИР, позволивший полноценно вооружить почти тысячу человек за несколько дней до попытки введения Руцким чрезвычайного положения в ЧИР. А в 93-м выступил против Дудаева, поддержал проведение референдума о его полномочиях.

Лабазанов попроще. Типичный представитель быстро поднявшихся спортсменов-бандитов, которые стали так заметны на постсоветском пространстве в годы перестройки. Приход Дудаева к власти встретил сидельцем в Грозненском СИЗО, где возглавил восстание заключенных. Выйдя на волю, создал из них отряд, входивший в личную охрану Дудаева. Легализовал их в партии «Нийсо/Справедливость». Попытался прибрать к рукам транспортировку нефти и нефтепродуктов по территории Чечни. Получил отпор от более близких к генерал-президенту. В начале 94-го со своим отрядом перешел в оппозицию Дудаеву. В его кортеже, иногда состоявшем из 7–8 автомобилей, особенно выделялся полуобрезанный джип, на крыше которого местные умельцы пристроили автоматический гранатомет «Пламя».

Пришлось сначала решить вопрос политический: об интеграции сил оппозиции под эгидой Временного совета. Компромиссом стал раздел постов: за Автурхановым — общее руководство работой ВС. Вопросами военными под его контролем заведовал Гантамиров, Лабазанов получил пост его заместителя. Экономикой стало ведать правительство во главе с Али Алавдиновым (директором совхоза) и Бадруди Джамалхановым. Ахмед Келиматов возглавил контрразведку.

Постоянными были внутренние конфликты, которые становились тем более явными, чем ближе казалась победа над общим врагом. Добавлял проблем Хасбулатов.

Для легализации боевых отрядов под эгидой МВД создали три полка патрульно-постовой службы (потом их стало пять в связи с притоком новых ополченцев) общей численностью около 1500 человек.

В конце июля и в августе после многочисленных обсуждений и согласований им передали вооружение: 10 танков Т-62, 26 БТР, командно-штабные машины (их использовали в качестве узлов связи для разбросанных по разным местам отрядов Временного Совета), значительное количество стрелкового и ручного противотанкового оружия. Правда, выделили по поговорке «Вот тебе, боже, что мне негоже». Автурханов:

Из оружия нам до 15 сентября выделили 10 танков и старые БТР-60. Техника была в ужасном состоянии. Из танков вскоре остался один, и тот подбили, когда мы первый раз вошли в Грозный. Когда мы пошли колонной в Урус-Мартан для демонстрации силы Временного Совета, попали в засаду, во время отступления с боями сгорели два БТР и один танк.

За своих армейских коллег было стыдно: выделять на важное дело хлам, который своим ходом не мог и 50 метров пройти, — в первую очередь унижение России. Технику кое-как довели до ума. У оппозиции появились свои «бронетанковые войска», но их состояние напоминало строчку из песни: «А по Манежу конница идет и на веревке тащит бронепоезд». Ну, хоть стационарные артиллерийские огневые точки в некоторых местах удалось оборудовать.

Основная проблема — крайне низкий уровень подготовки младших и тем более средних командиров, отсутствие местных кадров для военного планирования, разбросанность и низкая мобильность отрядов, создававшая угрозу их разгрома по очереди, сильно децентрализованное управление, когда командиры могли действовать, а могли и не действовать согласно общему плану. В общем, то, что называется «партизанщина».

Предстояло обучать бойцов согласно стандартным требованиям, налаживать единую систему управления. Здесь мы полагались на помощь СКВО, хотя позиция командующего Митюхина сильно вредила делу. Тем не менее на полигоне «Прудбой» в Волгоградской области была налажена подготовка личного состава группами по 120–150 человек по ускоренной программе. Рассчитана она была на месяц, но начавшиеся столкновения с силами ЧРИ заставляли сокращать и этот совсем небольшой срок.

Коллеги из ФАПСИ и Минсвязи во главе с Наумом Мардером помогли развернуть единую для наших разрозненных группировок систему связи и управления с использованием КШМ (командно-штабных машин) и узла вещания на горе Ястребиная (там погиб один из участвовавших в работе сотрудников).

Отсутствие тяжелой техники и мобильных подразделений для поддержки отдаленных отрядов в определенной степени компенсировалось созданием вертолетного штурмового отряда — четыре ударных Ми-24 под руководством генерал-лейтенанта В. Ш-на. Почти все летчики — граждане бывшего СССР. Один из них погиб потом в Сирии…

На счету этих экипажей было несколько сорванных наступлений отрядов Дудаева и других операций, приносивших внятный тактический результат и поднимавших боевой дух оппозиции. Особо стоит выделить удары по дудаевским колоннам, атаковавшим в районах Толстой-Юрта и Знаменского (в последнем случае был потерян один вертолет, погиб один из пилотов и серьезно ранен другой) и уничтожение на земле значительной части авиапарка мятежников.

Разведку и контрразведку тоже пришлось организовывать с нуля. Когда государство начинает вести военные действия в интересах союзника на чужой (de facto или de jure) территории, оно оказывается в критической зависимости от информации, предоставляемой союзником. А тот иногда склонен искажать картину для решения своих задач, порой весьма далеких от союзнических обязательств. И тогда наносятся ненужные удары, начинается втягивание в ненужные конфликты. В связи с этим собственные разведданные бесценны.

Ознакомление с состоянием агентурного аппарата бывшего КГБ СССР, в том числе его управления по ЧИР, подтвердило мои ожидания. Перефразируя слова Черчилля о «генералах, которые всегда готовятся к прошлой войне», можно сказать, что спецслужбы всегда готовятся к прошлой революции (равно как экономисты — к прошлому кризису). И поэтому настоящая революция застает их врасплох.

В нашей демократической революции движущей силой были неинтересные прежде КГБ научные сотрудники, рядовые шахтеры и работники военно-промышленного комплекса. А диссиденты со стажем, творческие деятели и маститые ученые, за которыми КГБ внимательно присматривал, не сыграли заметной роли (кроме Сахарова). Так и в Чечне революционную волну возглавили бывшие инженеры и предприниматели, милиционеры и трактористы, бандиты и безработные. А те немногие, кто мог бы нам быть интересен, к лету 94-го почти все перебрались в Москву и с ужасом отвергали просьбу помочь в восстановлении наших оперативных позиций в новой чеченской элите.

Пришлось «танцевать от печки». Сроки были неимоверно сжатые, но кое-что нам удалось сделать и временами получать весьма существенную информацию. Однажды даже были близки к уничтожению Дудаева и его штаба (вовремя полученная информация была не использована из-за примитивной ошибки: летчик нанес удар по другому зданию) — способность получать такие данные говорит о многом. Да и то, что противнику в 94-м не удалось перенести военные действия на территорию крупных российских городов, тоже можно отнести к достижениям ФСК.

Важным источником служили рассказы людей, сочувствовавших Временному Совету, о дислокации подразделений дудаевских сил и их перемещениях, о мобилизационных действиях, отношениях среди руководителей ЧРИ, о настроениях и слухах.