3. Президиуму Московского городского Совета народных депутатов и исполнительному комитету Московского городского Совета довести данное Постановление до сведения лиц и организаций, выступивших инициаторами параллельных демонстраций и митингов, подчеркнув при этом необходимость проведения главного государственного праздника в обстановке спокойствия, консолидации и сотрудничества всех общественных сил страны.

Председатель Верховного Совета СССР А. ЛУКЬЯНОВ

Мягко выражаясь, плевать мы хотели на то, что считали целесообразным и нецелесообразным товарищ Лукьянов и иже с ним. Тем более плевать мы хотели на их рекомендации. И уж конечно, мы не считали годовщину большевистского переворота «главным государственным праздником».

Решение о проведении манифестации «Демократической России» 7 ноября было единогласным. Развели демонстрации по времени: наша начиналась сразу после коммунистической.

Собираясь с утра на Манежной площади (тогда там еще не было статуй и фонтанов Церетели), мы нервно посылали лазутчиков к «конкурентам», чтобы сравнить, у кого шествие многочисленнее и креативнее.

Наше превосходство выглядело подавляющим.

Прошел военный парад, на Красную площадь двинулись колонны коммунистической демонстрации.

Колонна «Демократической России» завершала построение и уже готовилась начать движение, когда ее возглавили Ельцин и Попов. В нервно-агрессивно-веселом настроении двинулись вперед. В тот момент мы не знали, что несколько минут назад некий уроженец Ленинграда 1952 года рождения, житель поселка Простоквашино (!) Шмонов пытался застрелить Горбачёва, стоявшего на трибуне Мавзолея.

Едва пройдя Исторический музей, Ельцин и Попов неожиданно повернули направо и в непременном сопровождении начальника ельцинской охраны Коржакова пошли к Мавзолею. Через несколько минут они стояли на трибуне рядом с Горбачёвым, Лукьяновым, Рыжковым и Лужковым.

Мы оказались в совершенно дурацком положении и как-то вяло продолжили движение, все злее комментируя такой вот альянс вождей.

И тут мне вспомнился эпизод из далекого прошлого.

В декабре 1970 года в Москве хоронили Николая Шверника — партийного функционера, побывавшего и номинальным президентом СССР, и главой советских профсоюзов[74], и главным партийным контролером. Как было принято в те годы, на Красной площади состоялся траурный митинг. Для изображения народной скорби к Кремлю по разнарядке согнали людей с предприятий и организаций столицы, чтобы присутствовали при зачитывании траурных речей. Шел мокрый снег, дул ветер, все быстро озябли, а деться некуда. Смотрю, мои товарищи по второму курсу Московского горного института совсем впали в уныние. «Надо, — думаю, — как-то людей взбодрить». Достал из кармана пятикопеечную монету, «пятачок», служивший в те годы универсальным инструментом оплаты в метро и автобусах, где в часы пик пассажиры, набитые до не вздохнуть, направляли пятачки к кассе друг через друга и так же получали взамен билет. Технология простая: похлопаешь ближайшего соседа по плечу и просишь: «Передайте за проезд». Он берет монетку и так же просит следующего пассажира, и так далее. Достал я свой пятачок, похлопал мужика перед собой и, когда он обернулся, передал ему монетку и попросил: «Передайте за проезд». Он совершенно автоматически взял медяшку, похлопал следующего, произнес заветные слова и только потом начал понимать абсурдность происходящего. Обернулся, несколько секунд смотрел на меня и… засмеялся. И вот движется мой пятачок к Мавзолею с Брежневым, Сусловым и прочими, а за ним, как волны за катером, расходится хохот. Последним стоял солдатик оцепления. Когда его попросили «передать за проезд», он взял монетку, откозырял, ответил: «Есть. А кому?» — и невольно посмотрел наверх, на трибуну. А там — Леонид Ильич… Когда тот митинг, наконец, закончился, и мы, злые, промерзшие и промокшие, добрались до станции метро, я платить за проезд не стал. Перепрыгнул через турникет и сказал обалдевшей от такой наглости контролерше: «Я там уже оплатил».

Вспомнил и решил: просто так с площади уйти нельзя.

После правого поворота Ельцина и Попова (на Мавзолей) мы с Корягиной и Боксером оказались ведущими колонны. Когда дошли до Лобного места, я обернулся и громко скомандовал: «Стой. Повернулись. Пошли назад».

Люди поблизости команду послушно выполнили (сказалась изрядная натренированность наших сторонников в десятках демонстраций последних двух лет). А от Исторического музея на площадь продолжали входить все новые и новые демороссы. Понятно, буквально через несколько секунд перед Мавзолеем образовалась плотная пробка под стать стихийному митингу.

И тут я завопил: «Позор!».

Толпа есть толпа, в ней эффект подражания играет огромную роль. Биологи, например, хорошо знают, что поведением и косяков рыбы, и птичьих стай управляет именно подражание — делай, как все.

Началось массовое скандирование: «Позор! Позор!»

Повторилась ситуация 1 мая. Начальственно-благодушные улыбки становятся растерянными. Вожди в смятении смотрят друг на друга, поворачиваются и гуськом уходят прочь.

С тех пор больше никто и никогда на трибуну Мавзолея не вставал[75].

В конце 2022 г. в стране дуют такие стылые ветра, что не удивлюсь, если снова увижу на трибуне вождей — уже новой формации.

Но ведь речь шла о двух фотографиях. Где же вторая? Вторую я увидел в книге Горбачёва «Наедине с собой»[76].

Тот же день, 7 ноября 1990 года. По Красной площади ладной шеренгой идут председатель Совета Национальностей ВС СССР Рафик Нишанов, Анатолий Лукьянов, первый секретарь МГК КПСС Юрий Прокофьев (в книге он почему-то обозначен как «В. А. Ивашко»), Николай Рыжков, Михаил Горбачёв, Борис Ельцин, Гавриил Попов, Иван Силаев. На заднем плане угадываются министр обороны СССР Дмитрий Язов, министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе и человек, которого называли архитектором и идеологом перестройки, — Александр Яковлев. Здесь он — в ранге члена президентского совета, а до того — член Политбюро ЦК КПСС.

На этой фотографии радостно улыбается только Ельцин, недавно вышедший из партии, шествие которой сейчас возглавляет. Формальные улыбки — у Горбачёва и Рыжкова.

Прокофьев обозначился карикатурно-лакейским жестом: «Барин, а вот сюда пожалуйте».

Остальным явно не до улыбок. Да и у тех, кто сзади, непраздничный вид.

Пара этих фотографий запечатлела уникальную политическую подвижность Ельцина и Попова — они в тот день успели поучаствовать в двух демонстрациях. Сначала прошлись с коммунистами, а потом быстро вернулись к нам. И еще штришок. С коммунистами Ельцин — в традиционной партийной шляпе (как Горбачёв, Рыжков, Нишанов). С нами Ельцин идет уже без нее. Стиль, понимаешь… Попов, кстати, обошелся без переодевания.

С осени и левые (демократы), и правые (по сути, сталинисты) все яростнее нападали на Горбачёва, позиции которого слабели с каждым днем. К концу года он стал поддаваться давлению сталинистов, готовился применить силу в республиках Прибалтики, допустил отставку своих ближайших сторонников в руководстве страны, в том числе замену премьер-министра Рыжкова на более жесткого администратора Валентина Павлова[77].

Поэтому все чаще и в публичных выступлениях, и в кулуарных беседах мы говорили, что 1991 год станет последним годом существования СССР в его нынешней форме, что решающая схватка за власть не за горами. Либо вправо (но ненадолго), либо влево (уже навсегда), но государство, созданное в результате захвата власти большевиками, рухнет.

Как и многие, я терял интерес к событиям в союзных верхах. Ощущение, что для нас центром политической жизни является Российская Федерация, а структуры СССР превращаются в опасный и надоедливый тормоз, становилось общим. Все, что исходило от руководства СССР, в том числе, к сожалению, от Горбачёва, казалось в лучшем случае бессмысленным, в худшем — вредным.