Но, во-первых, трудно понять, кто отличит «неправильных» агентов от «правильных», сохранив конфиденциальность последним. Во-вторых, чистка негласного аппарата станет примером, который в будущем существенно осложнит агентурную работу. В-третьих, формально для такого разрыва обязательств, принятых на себя государством (пусть и тоталитарным), должна быть неубиенная правовая основа.

Поэтому решил до принятия соответствующего закона архивы Управления не открывать. Поскольку такой закон так и не приняли, архивы мы не раскрыли.

До сих пор не уверен на 100 процентов, что поступил правильно.

Трудности адаптации[153]

В первый же вечер, уходя около полуночи с работы, в вестибюле почувствовал густой запах табака и перегара, напомнивший дешевые пивнушки от Москвы до Дудинки на Енисее и Черского на Колыме.

Аки пёс рыскающий, вздернув нос, пошел на запах, а потом и на характерный неровный гул и оказался в столовой Управления. В клубах дыма колыхались багровые пьяные лица. Взрывы хохота перемежались истерическими выкриками. Постепенно сначала ближайшие из сидевших, затем те, кто был подальше, потом и остальные наконец заметили, что в дверях стоит ни много ни мало — заместитель Председателя КГБ СССР. Вид, думаю, у меня был несолидный. Я был просто обескуражен: уж чего-чего, а подобного от «рыцарей плаща и кинжала» никак не ожидал. Ну в шахтерских столовых такое, случалось, видел. В мячковском доме отдыха завода ЗИЛ — тоже. Но тут?!

Утром устроил «разбор полетов» и узнал, что мой предшественник Прилуков разрешил «расслабляться» в стенах Управления, дабы, занимаясь этим за его пределами, сотрудники не безобразничали и не попадали в неприятные ситуации во враждебной среде. Нужно сказать, что это были небезосновательные опасения. В первые же недели моей работы столкнулся с рядом крайне неприятных эпизодов.

То один сотрудник райотдела, «набравшись до изумления», фланировал в «костюме Адама» с табельным пистолетом Макарова по осевой линии крупной столичной улицы.

То два других в похожем состоянии устроили перестрелку с сотрудниками милиции.

Еще один пытался продать казенный автомат Калашникова (на его задержание в сквере у Большого театра пришлось выезжать самому вместе с руководившим собственной безопасностью В. Ч-вым).

С удивлением узнал, что существовала практика прикрытия подобных безобразий из стремления сохранить честь мундира.

Практику пришлось менять: в каждом подобном случае увольнения следовали незамедлительно. При наличии оснований материалы передавались в военную прокуратуру для рассмотрения вопроса о возбуждении уголовного дела. Затем отдельным приказом я ввел в Управлении «сухой закон».

Так что сначала нужно было восстановить нормальное психологическое состояние коллектива.

В первую очередь — решить вопросы структуры и кадров: «сохранять — ломать» и «увольнять — не увольнять», сформировать новую управленческую команду.

Затевать преобразования без понимания конечной их цели не хотел. Единственное исключение: будучи одним из авторов новой схемы территориального управления, сразу запустил процедуру приведения в соответствии с ней территориальных отделов. Заодно присматривался, кто начнет громче других протестовать против решения, подсекавшего возможность остаточного влияния компартии в городе.

Прибегать к массовым увольнениям и политической чистке рядов тоже не пришлось.

Во-первых, упомянутая комиссия, выяснявшая меру причастности московского Управления к путчу, представила к увольнению с дискредитирующей формулировкой руководителей Управления, хотя они (кроме Прилукова) не особо усердствовали в выполнении директив заговорщиков и больше транслировали и формально ставили задачи, нежели настаивали на безоговорочном исполнении. Но не уволить заместителей начальника Управления Алферова, Карабанова, Корсака, Кучерова было нельзя.

Во-вторых, поток рапортов об увольнении и так был весьма существенен.

В. К-ко:

Обстановка в Управлении в те дни напоминала, извините за банальное сравнение, растревоженный улей. Структура вроде бы сохранилась, задачи никто не отменял, но головы были заняты другим: уходы, перемещения по службе, предстоящие назначения. Все гудело: слухи, предположения, “верные” сведения, не выдерживавшие и часа. Наиболее предприимчивые “ковали” карьеру: откомандирования в другие структуры стали обычным делом. Наша служба тоже не была исключением. Кадры у нас были хорошие, поэтому пользовались спросом. Некоторые сотрудники успешно работали потом в Администрации Президента, аппарате Верховного Совета, Федеральной Службе охраны. Но сложилось не у всех. На память сразу приходит судьба одного опытного и честного офицера, который не выдержал обстановки в “коридорах власти” и через некоторое время выбрал стезю церковного старосты в одном из московских приходов.

В-третьих, усугубил ситуацию переход на окружную структуру отделов в Москве.

Е. Л-чев:

В 1991–1992 годах, когда шла реорганизация райотделов в окружные отделы, возникла еще одна проблема. Многие сотрудники, измученные бесконечными реорганизациями КГБ, отрицательно восприняли ликвидацию районных отделов и покинули службу. В некоторых отделах люди уходили, бросив сейфы с весьма серьезными документами и оружием, множительную и вычислительную технику.

В итоге пришлось ломать голову не над тем, чтобы разгонять сотрудников, а над тем, чтобы сохранить работоспособный кадровый костяк. Это, кстати сказать, мне и Степашину, чуть позже возглавившему Управление в Санкт-Петербурге, поставили в вину Литвиненко и Фельштинский в книге «ФСБ взрывает Россию»[154]: «Огромную роль в спасении КГБ от разгрома сыграли Евгений Савостьянов (в Москве) и Сергей Степашин (в Ленинграде). И тот, и другой пользовались репутацией демократов и… были сначала внедрены госбезопасностью в демократическое движение, а затем уж выдвинуты на руководящие должности… И хотя многочисленные штатные и внештатные офицеры КГБ — МБ — ФСК — ФСБ с годами ушли в бизнес или политику[155], структура в целом была сохранена именно благодаря Савостьянову и Степашину».

Замечу, что не «пользовался репутацией демократа», а был демократом по убеждениям и таковым остаюсь. А историю моего «внедрения в демократическое движение и выдвижения в новую спецслужбу» я подробно рассказал раньше. Тут авторы попросту соврали.

Важным козырем в рукаве было у меня и то, что заручился обещаниями Попова и Лужкова помочь в разумных пределах с решением социальных вопросов, главным образом, с выделением жилья из городских резервов. Об этом рассказал на первой встрече Музыкантский и позднее подтвердил я. Новость добавила сотрудникам эндорфина.

В наступающем призраке голодной зимы[156] мы смогли обеспечить продуктами семьи сотрудников Управления.

Е. Л-чёв:

Еще одним очень важным в то время аспектом работы хозяйственного отдела было обеспечение сотрудников продовольствием и промтоварами.

Для обеспечения мясом, сезонными овощами, растительным маслом, шампанским и винами к Новому году, А. Ф-сов и Е. К-цов регулярно отправляли “обозы”[157] из КАМАЗов и рефрижераторов в Воронежскую, Волгоградскую области и Калмыкию. За луком и мясом — Калмыкия, растительное масло и тушенка — Воронежская область, перец, помидоры, арбузы — Волгоградская область.

Потом большая часть распродавалась сотрудникам, меньшая шла в столовую и магазины.

В общем, напряженность среди сотрудников удалось ослабить.

Но, пожалуй, главное, что способствовало успокоению, было быстрое формирование руководства Управления, его коллегии.