Итак, мы создали Временный Cовет. 29 декабря вместе с представителем казаков выехали в Москву на встречу с Шахраем. Он нас поддержал. Мы полетели назад. Новый 94-й год я встречал в самолете. Прилетели в Махачкалу, и оттуда 1 января я прорывался домой. Прорывался — поскольку я у дудаевских спецслужб был в розыске, и они в любой момент могли меня арестовать. Поэтому не рискнул ехать через Грозный, а пробирался через Наурское.

После Нового года снова поехал в Москву, в этот раз — с Бадруди Джамалхановым. Шахрай нас принял. Потом вместе с его заместителем начали составлять подробнейший план действий по восстановлению конституционного порядка, вплоть до отдельных селений. Составили список необходимого имущества, финансов. Это уже был план серьезного противостояния Дудаеву при поддержке России. Проработали почти неделю. Вдруг звонит Шахрай: “Я с вами больше дел иметь не буду. Вы несерьезный человек”. Я спрашиваю: “В чем дело?!” — “А вы почитайте журнал… Там расписано все, о чем мы с вами говорили”. Выбежал на улицу, купил журнал, а в нем интервью Джамалханова, который по пьянке рассказал все… Впрочем, как на это посмотреть, может, и правильно… Может, как раз и стоило громко сказать, что Россия теперь поддерживает оппозицию. Но Шахрай тогда не хотел светиться, что передает нам вооружение. Нашел я Бадруди, мы с ним чуть не подрались. И ни с чем вернулись домой.

Весной 94-го решили провести съезд народов Чечни в Надтеречном районе, в Знаменском. Это была инициатива Бугаева, а значит — Хасбулатова. Я с этой инициативой согласился. Бугаев сказал, что Хасбулатов должен все возглавить как “лидер нации”, а Бугаев будет его представителем здесь. Начинаем собирать съезд, а по телевизору выступают полевые командиры (Гелисханов и еще двое): “Говорят, эти гяуры, негодяи, оппозиция собирают какой-то съезд. Кто туда пойдет, мы того в железных ящиках, в автозаках сюда привезем на суд”. Поэтому к открытию съезда на серпантине от Горагорска я выставил крепкий заслон из проверенных ребят во главе с Тагировым Юнусом. И не зря: на нас пошла колонна из 400 человек. Наши их окружили, наставили пулеметы и сказали: еще шаг — и расстреляем. Они взмолились: ребята, ну пустите хоть кого-нибудь от нас на съезде слово сказать. Юнус взял двоих и привел. А там вся площадь перед администрацией людьми забита: когда они по телевизору услышали про автозаки, аресты — разозлились: “Мы тогда специально на съезд пойдем”. А они-то думали, что мы струсим.

Съезд начался 3 июня. Первым дали слово мне. Я подробно рассказал, что мы делали здесь, в Грозном, в Москве. С кем встречались, о чем договаривались. И все меня поддержали, съезд решил подтвердить полномочия Временного Совета как власти в республике, мои полномочия как председателя и обратиться к Ельцину с просьбой признать и поддержать Временный Совет.

Снова полетел в Москву. Средства мои кончались, борьба внутри Надтеречного района начиналась. Все время бандиты на меня старались через мулл своих давить. Думаю, надо просить помощи у Хаджиева, Умаева, того же Хасбулатова, Завгаева — всей диаспоры. Выступали через “Интерфакс”, в газетах, встречались с представителями партий и движений. Рассылали людей повсюду, но ни к кому не смогли попасть и никакой помощи ни от кого не получили. Наконец, собрались все вместе, мне они сказали: “Мы не можем ничего сделать. Что тебе надо, чтобы ты продержался еще некоторое время?” Это смешно, но я попросил 10 000 долларов, и Хасбулатов мне их дал. На эти деньги мы купили пулемет, патроны и бензин для машин, чтобы могли патрулировать.

Приезжаю домой, сижу и думаю, что делать, как выкручиваться? Тут ко мне приходят двое молодых людей, Саид Пешхоев и Салам Саламов, говорят:

— С тобой хотят встретиться.

— Кто?

— Потом узнаешь.

Я им обоим доверял. Пешхоев мой родственник. Они все время меня поддерживали и все время были на связи. Тогда мы и договорились о встрече в окрестностях Верхних Ачалуков, в Ингушетии. Дорог там много, дороги свободные. Хотя с ингушами у нас натянутые отношения.

2 июля я туда приехал с Тагировым и впервые увидел тебя[260]. Мы с тобой отошли в сторону, и пока ребята готовили еду, я тебе излагал, что сделано, как сделано, что нам необходимо, какие проблемы. Что проведен съезд, что районы один за другим присоединяются к нам. Что был в Москве, что ни хрена там никто ни делает. Часа полтора провели вместе. Уезжая, ты сказал: “Я тебе ничего не обещаю, но, может быть, тебя вызовут. Тебя одного. Может быть, состоятся встречи”. Я ответил, что готов хоть сегодня выехать.

Потом ко мне снова пришли Пешхоев и Саламов: мне надо вылетать в Москву. Приехали мы с Тагировым в Беслан, я купил билет, прилетел в Москву, меня встретила ваша машина прямо у трапа самолета и повезла в Кремль, к Филатову. И вот таким образом началось наше знакомство. Так мы начали работать вместе.

В этот раз я вылетел во Владикавказ встретиться с Автурхановым. Покажется он человеком, на которого можно положиться, — приступим к реализации варианта «В». Нет — нужно искать другие варианты. Отправились с утра — дорога была не длинная, километров 40, но проходила через конфликтный и неспокойный Пригородный район, в котором полтора года назад шли беспощадные бои осетин и ингушей с участием российской армии. Ехали цивильно, на «Волге». БТР, который иногда служил мне разъездным средством передвижения, в этот раз натужно-резво шел впереди и оставил нас только у границы с Ингушетией. Свернув за Ачалуками направо, попетляли и остановились в живописной холмистой местности.

Автурханов и Тагиров нас уже ждали.

Отошли в сторонку и начался подробный разговор. Автурханов спрашивал с нескрываемой горечью: почему Москва не помогает тем, кто почти три года стоит против Дудаева, защищая интересы не только чеченского народа, но и России? Почему Дудаеву деньги идут, а оппозиция не получает никакой помощи? Не обошлось и без некоторого преувеличения возможностей, распространенности антидудаевских настроений, но это естественно.

Зато, в отличие от предыдущих собеседников в Москве, Назрани и Махачкале, Автурханов был предельно конкретен. Чувствовалось, что план развертывания предстоящей операции он продумывал не раз. Хотя, конечно, оставалось еще много вопросов, но мне показалось, что на этого человека можно опереться. Обсудили и чрезвычайно деликатный вопрос, связанный с Хасбулатовым. Только недавно вышедший из Лефортовской тюрьмы, он хотел вернуться в политическую жизнь через «чеченскую дверь» — сыграть значительную и публичную роль на этом направлении. Для нас, победившей в октябрьских событиях стороны, это было совершенно неприемлемо. Поэтому явно продемонстрированная Автурхановым отстраненность от бывшего председателя Верховного Совета стала в моих глазах весомым его достоинством. Замечу, что Хасбулатов в своем замысле не преуспел, в отличие от другого, гораздо более искусного человека, удачно разыгравшего такую партию в одном из соседних регионов.

Уже в гостинице мне сказали, что военные контрразведчики, входившие в мою группу, выразили искреннее восхищение: «Мы даже не представляли, что можно так работать». Был польщен.

Вернувшись в Москву, доложился Степашину и Филатову. Филатов был заметно обрадован и захотел сам встретиться с Автурхановым:

«Встретиться с Автурхановым мне предложил Е. В. Савостьянов, который замещал в это время директора ФСК С. В. Степашина и курировал по его поручению вопросы урегулирования ситуации в Чечне. Во время нашего разговора он обратил мое внимание на то, что оппозиция Автурханова не ставит никаких условий перед российским руководством и признает Конституцию Российской Федерации, в то время как лидеры других оппозиций выставляли тогда различные условия»[261].