К сожалению, было очевидно, что моей формулировке Боярский рад, а Альбац, хотя ее позиция мне абсолютно близка, не рада. Мерзавец уволился, но остался цел и невредим.

Так состоялся мой первый выход на сцену. Почувствовал в себе умение определять настроения людей, и вообще некоторый вкус к публичности. На какое-то время эта тяга к реализации собственной точки зрения ушла в тень, чтобы потом вырваться на свободу в самый разгар либерально-демократической революции 88–93 годов.

Все началось в поезде Таштагол-Новокузнецк в конце января 1989 года. В 1981 году наш институт начал работу на Таштагольском железорудном месторождении в Кемеровской области, в Горной Шории, на берегах реки Мрассу. Тогда для меня надолго стал привычным маршрут: в ночь самолетом на Новокузнецк, снова в ночь — поездом на Таштагол.

Читая газеты двух-трехдневной давности (пока привезут из Кемерово в Новокузнецк, из Новокузнецка — в Таштагол), в «Советской России» наткнулся на малюсенькую заметку. Президиум Академии наук СССР утвердил список кандидатов на Первый Съезд народных депутатов СССР[23] (далее — съезд), и в этот список не вошел недавно возвращенный из политической ссылки академик Андрей Сахаров.

Большого значения заметке я не придал, подумав: «Ну и слава богу. Уж Сахаров-то должен избираться депутатом именно от народа, по первому, самому престижному, национально-территориальному округу, а не голосами какой-то академической курии».

Я понятия не имел, что с этой маленькой заметки начнется совсем иная жизнь.

Приехал из командировки как раз к дню рождения Юли, моей жены, услады глаз и души. Вечер получился, как всегда, веселым, шумным. В нашей квартире на Кооперативной улице возле метро «Спортивная» дым стоял коромыслом в прямом и в переносном смысле. Так что дальнейшее рассказываю со слов Юли — сам не помню.

В разгар застолья Игорь Галкин, ветеран антарктических экспедиций, популяризатор наук о Земле, бард и просто замечательный человек, начал меня укорять:

— Женька, как тебе не стыдно?

— А что случилось?

— Как вы в Академии могли Сахарова прокатить?

— Игорь, все нормально, Сахарова должен избрать народ, а не академики.

— Нет, Женька, это позор и бесстыдство! Для всех нас позор.

— Ладно, Игорь, исправлю, выберем Сахарова.

Вот так ляпнул и сразу забыл. А Юля — нет. Наутро спросила:

— А что это ты Игорю обещал Сахарова избрать на съезд? Как ты это делать собираешься?

— Я обещал избрать Сахарова?!

— Обещал.

— Ну, раз обещал, что-нибудь придумаем…

Что Игорь и сам работал в академическом институте (Институте физики Земли) и к тому же, в отличие от меня, был в эти дни в Москве, не стало поводом для ревизии обязательств. Придя на следующий день на работу, исподволь, ненавязчиво и как бы между прочим начал узнавать, что за время моего отсутствия случилось в столице, как эти самые выборы проходят и с чем их едят.

Выяснились прелюбопытные детали. Оказывается, процедура многоступенчатая. Сначала кандидатов выдвигают трудовые коллективы институтов — тут, конечно, Сахаров был вне конкуренции и оставил по числу выдвижений далеко позади всех остальных.

Затем кандидатуры рассматриваются Президиумом Академии наук, который принимает решение о внесении этих кандидатур на рассмотрение общего собрания Академии — на этом этапе Сахарова и отсекли. И уже на общем собрании (то есть, по сути, всесоюзном съезде действительных членов Академии наук и членов-корреспондентов) осуществляется выбор депутатов съезда прямым тайным голосованием.

Но в эту стройную номенклатурно-партийную систему существенные изменения внес протест людей в СССР и за рубежом, возмущенных отстранением Сахарова. Испуганное массовой манифестацией ученых, прошедшей во дворе старого здания Президиума Академии наук[24], руководство Академии по согласованию с соответствующими партийными инстанциями приняло решение, сыгравшее в моей жизни огромную роль. Суть: в собрании Академии наук СССР по выборам на Съезд народных депутатов будут участвовать с правом решающего голоса не только академики, но и выборщики — один-два от института в зависимости от его размера. На наш ИПКОН пришлось два выборщика.

Дело оставалось за малым — получить один из двух мандатов. Ничего себе задачка!

К счастью, стиль работы партийных органов был тогда незамысловат и шаблонен. Было ясно, что институтский партком с дирекцией должны отобрать двух проверенных, надежных товарищей, согласовать с руководством Академии наук и райкомом партии и внести их кандидатуры на голосование на общеинститутском собрании. Поговорив с коллегами, узнал, что вскоре состоится общее собрание трудового коллектива по какому-то формальному поводу. Предположил, что там-то этот вопрос и «подсунут» в последнюю минуту. Итак, ответы на вопросы «где?» и «когда?» найдены.

Оставался вопрос «как?»

Начинать сколачивать какую-то группу поддержки, своего рода предвыборную коалицию — значит засветиться и провалить все дело.

Мой основной козырь — фактор внезапности и использование настроений в коллективе, которые можно свести к формуле: надоело быть безгласным и бесправным стадом.

Поломав голову, нашел ответ: нужно выйти на выборы с программой. Такой ход обязательно привлечет внимание и с большой вероятностью даст возможность побороться за заветный мандат. Последующие вечера ушли на то, чтобы изложить на бумаге в виде программы размышления многих лет о характере необходимых преобразований. Текст получился вполне сносным и представлял собой проект наказа выборщикам от ИПКОН — чего требовать от будущих академических депутатов и кого из них поддерживать. Много в нем всего было — от приватизации собственности до вывода промышленных предприятий из столицы, от упразднения руководящей роли КПСС до реформы академического самоуправления.

И день настал.

Открывая собрание и объявляя его повестку, ведущий нарочито небрежно добавил: «Мы вот еще должны выбрать наших представителей на общее собрание Академии наук СССР по выборам депутатов Съезда СССР. Давайте это решим в части «Разное».

Оставалось скрыть нараставшее волнение и заставить замолчать противный голосок, нашептывавший: «Сиди, не выпендривайся. Дела у тебя пошли нормально, перспективы ясные, а начнешь болтать — не избежишь неприятностей»[25]. Обычное «Чашу эту мимо пронеси» любого человека, когда надо решать: повернуться ли задом к совести и передом к практическим резонам.

Очень трудно устоять, не всегда удается — по себе знаю…Но здесь — ах, этот чудный возраст (39 лет!) — идеализма хватило.

Ведущий объявил последний пункт повестки дня: «Разное».

— Как вы знаете, товарищи, Президиум Академии наук принял решение об участии в общем собрании АН СССР по выборам депутатов от Академии на Съезд народных депутатов выборщиков от институтов. Нам надо избрать двух человек. Поступило предложение избрать…

И, конечно, называются фамилии сотрудников, безусловно, уважаемых и… благонадежных. Вроде бы, какие могут быть сомнения по поводу этих заслуженных людей. Потому — тишина.

— Другие предложения имеются? Нет?

Вот тут я и поднял руку. В президиуме — растерянность, заминка. Глаза ведущего — в сторону. Но замолчать ситуацию не удается: кто-то увидел и крикнул:

— У Савостьянова предложение!

Ведущий с лицом нерадостным, даже кислым пригласил:

— Пожалуйста, Евгений Вадимович.

«Гул затих. Я вышел на подмостки». Вот только косяка за спиной, чтобы прислониться и спину прикрыть, нет.

Что говорить, я знал и репетировал не раз.

— Мне кажется, что выбор делегатов-выборщиков от нашего института — вопрос вторичный. Ведь они должны представить нашу с вами точку зрения, какую позицию должны занимать депутаты от Академии наук на Съезде народных депутатов СССР по основным вопросам внешней и внутренней политики. Поэтому я предлагаю обсудить нечто вроде программы или наказа нашим делегатам — нашу точку зрения, которую они должны озвучить и отстаивать на общем собрании АН СССР.