По их поручению, с уважением
Председатель Временного Совета Чеченской республики У. Автурханов. Июнь 1994 г.»
24 июля удалось собрать подписи и остальных членов Временного Совета.
Наконец, решение было принято: оказать всестороннюю поддержку Временному Совету Чеченской Республики для отстранения Дудаева от власти. Напрямую в событиях не участвовать.
Отсутствие надлежащего правового обеспечения существенно сказывалось на начавшейся работе. На местном уровне, где пагубное влияние неподконтрольной территории ощущалось болезненней всего, было проще. Руководители силовых структур Дагестана и Северной Осетии во всем старались идти навстречу. При этом никто не спрашивал мандатов, предписаний и т. п. Просто, узнав, что решение принято и работа начата, вздыхали с облегчением и говорили: слава богу, наконец-то. Чем можем помочь?
Исключением было руководство Ингушетии и Ставрополья. Прямодушный Руслан Аушев постоянно старался помешать ведению активной работы с территории своей республики. О причинах говорилось выше.
Сложнее было оценить мотивы главы администрации Ставропольского края Евгения Кузнецова, с которым пришлось провести пару очень жестких бесед, когда он пытался помешать экономической изоляции дудаевского режима. Это подействовало, и в дальнейшем он от таких попыток отказался. Он был не единственным, кому дудаевцы подлостью отплатили за поддержку: именно на его территорию, город Буденновск, было через год совершено нападение, приведшее ко многим бедам.
А в остальном на месте непосредственной работы проблем не возникало.
Необходимую помощь оказывал командир 42-го армейского корпуса генерал-лейтенант Владимир Кулаков.
Армейцы обеспечили размещение нашей штабной группы на территории местного арсенала и предоставили рабочие помещения для решения оперативных вопросов на территории полка дальней авиации. Мы ее называли «авиабаза».
С арсенала на авиабазу добирались на автомобилях, ежедневно меняя маршруты. Дорога, конечно, была уязвимым звеном в системе безопасности, но обошлось. Из Моздока в Знаменское и вообще на территорию Чечни перемещались вертолетами Ми-24 внутренних войск, подложив под себя бронежилеты. Поначалу старались летать повыше, но оказалось, что среди чеченцев есть умельцы, попадающие в движущуюся цель из пулеметов при высоте больше полутора километров. После того как, вернувшись на базу, нашли в корпусе несколько пробоин, перешли на сверхмалые высоты. Пилоты МВД показали себя во всем блеске.
Отличные рабочие отношения сложились с руководством оперативной группы внутренних войск на Северном Кавказе — Анатолием Романовым, заместителем командующего Внутренними войсками Павлом Масловым. Позднее так же позитивны были отношения с Анатолием Шкирко, сменившим Романова. С большим энтузиазмом и ответственностью впряглись в работу сотрудники военной контрразведки, Управления по борьбе с терроризмом и территориальных органов ФСК, привлеченные к нашей работе.
По понятным причинам важную роль в нашей работе играло укрепление военной составляющей оппозиции. Примерная расстановка сил к началу нашей работы выглядела следующим образом. В распоряжении Дудаева после разграбления брошенных российскими войсками арсеналов и мест расквартирования частей остались существенные запасы оружия:
● 258 учебно-боевых дозвуковых самолетов чехословацкого производства Л-39 «Альбатрос» (боевая нагрузка — 200 кг) и Л-29 «Дельфин» (боевая нагрузка — 1100 кг), 5 истребителей МиГ-15 и МиГ-17УТИ. В более или менее рабочем состоянии — не более 30 машин. Экипажи для них в срочном порядке готовились в Чечне и за границей. Кроме того, извне наняты инструкторы и пилоты. Тем не менее задействовать в паре боевых операций более трех машин Дудаев никогда не мог;
● примерно 70–80 БТР, БМП и МТ-ЛБ (с учетом закупок у соседей);
● 42 танка Т-62М и Т-72А, а также 6 САУ 2С3 «Акация» и 2С1 «Гвоздика». Из них на ходу в лучшем случае половина, зато квалифицированных специалистов хватало;
● около 130 единиц ствольной артиллерии, 18 РСЗО «Град»;
● средства ПВО и противотанковой борьбы.
Общая численность «стоявших под ружьем» — около 18 тысяч. Но в междоусобном конфликте решительно выступить на стороне Дудаева, воевать против своих земляков и убивать их готовы были лишь подразделения президентской гвардии, «абхазского батальона», в меньшей степени — полка специального назначения и горно-стрелковой бригады. Всего — не более 1,5 тысячи человек, а с учетом необходимости держать возле себя минимально допустимый резерв — человек 500–700. Понятно, что в случае эскалации противостояния в распоряжение Дудаева с оружием в руках придет еще несколько тысяч человек из сочувствующих тейпов и вирдов, а также тех, кто входил в состав этнических ОПГ, действовавших на территории России. (Последнее вполне устраивало, поскольку отвлечение ОПГ на внутричеченский конфликт — дополнительная цель нашей работы.) Так что на стороне Дудаева во внутричеченском конфликте могло выступить, по нашей оценке, до трех тысяч человек — в зависимости от накала событий. Разумеется, в случае войны с Россией это количество многократно увеличится. Бойцы элитных частей хорошо подготовлены, имели опыт боев в Абхазии.
Следует отметить, что на начальном этапе обе стороны крайне неохотно воевали друг с другом, часто стремились договориться. Во время боестолкновений гораздо лучше действовали в обороне, чем в наступлении. Жизнь все это быстро «исправила». К сожалению. Склонить на свою сторону рядовых бойцов и низовых командиров было трудно, а руководителей тейпов или вирдов, как оказалось, бессмысленно. Нам часто приходилось слышать в те дни: «Наши старики встретились с их стариками, обо всем договорились и поклялись на Коране». Поначалу это вызывало уважение и доверие. Но достигнутые договоренности нередко нарушались, в том числе и потому, что в указанных иерархиях быстро происходили изменения, порожденные революцией и войной.
С нашей стороны по периметру Чечни дугой, опиравшейся на Дагестан и Северную Осетию и проходившей через Ставропольский край и Ингушетию, дислоцировались части и соединения 42-го армейского корпуса, других соединений и частей СКВО и несколько полков Внутренних войск, объединенных в оперативную группу.
Вроде бы сил более чем достаточно. На практике мы имели смесь армейской отстраненности с небоеспособностью внутренних войск.
Руководство российской армии, имея опыт вовлечения в борьбу на внутреннем фронте в 91-м и 93-м годах, демонстрировало нежелание повторять это снова. Часто встречался с начальником Генерального штаба Михаилом Колесниковым. Он всегда с уважением выслушивал и… старался ничего не делать.
Причина, конечно, не в злокозненности Колесникова. Напомню, речь идет о периоде июнь — август 1994 года. Еще нет официальной директивы Верховного Главнокомандующего. Еще на слуху обвинения в адрес руководства министерства обороны и командования Западной группы войск по поводу хищений оружия и иных материальных ценностей при выводе группы из бывшей ГДР, а также в связи с появлением российской военной техники в Азербайджане и Армении. Тут претензии предъявлялись лично Колесникову. Хорошо зная его, мы могли лишь грустно смеяться по поводу этой злобной несуразицы[262]. И больше всего военное командование опасалось снова попасть в переплет.
Играл свою роль и субъективный фактор. Например, командующий Северо-Кавказским округом Алексей Митюхин почти не скрывал своего нежелания помогать нам и, наоборот, где мог, ставил палки в колеса, временами устраивал накачку своим подчиненным за чрезмерное дружелюбие. (Те, правда, покряхтев, продолжали помогать, чем могли.) И в дальнейшем его действия граничили с саботажем и повлекли за собой скорую отставку.
Что касается внутренних войск, то в них только недавно началась масштабная реформа, инициированная командующим Анатолием Куликовым и поддержанная министром внутренних дел Виктором Ериным. В конце концов эта реформа превратила внутренние войска из охранно-конвойной силы в полноценную внутреннюю армию. Но тогда до этого было еще далековато.
