Понятно, что с таким министром армия останется армией позавчерашнего дня. Ко мне пришел заместитель секретаря Совета безопасности, неугомонный Березовский. Сев на диван, не притронувшись к стакану чая, спросил:
— Евгений Вадимович, сколько нужно денег, чтобы сделать современную армию?
Прикинув оптимальную численность, достойный размер денежного вознаграждения, предположил, что на это должно уходить 20–25 % военного бюджета, и выдал конечный результат.
— Не так уж и много, — сказал Березовский, — близко к моим оценкам. Нужно подумать, как нам с этим быть. Родионов не тянет, с ним говорить бесполезно.
Тут наши взгляды совпали. Все сходилось в одной точке, и в конце концов новый руководитель АП Валентин Юмашев поддержал идею начать подбор кандидатуры на пост главы военного ведомства.
От привлекательного шага — назначить министром обороны гражданского человека пришлось отказаться. Причина — задолженность государства перед армией. Одно дело, когда у государства долгов нет, ситуация управляемая. А когда нервы офицеров внатяг, когда в гарнизонах семьи защитников Отечества месяцами сидят на картошке, тогда сохранению управляемости очень способствуют большие звезды на погонах министра.
Так что все кандидатуры — из высшего руководства министерства плюс командующий погранвойсками Андрей Николаев. О последнем несколько слов отдельно. Мы успели недолго поработать вместе, когда Николаев пришел командовать тогда еще погранвойсками МБ РФ. Его организаторский талант был виден невооруженным глазом. Но очевидно и другое: Николаеву тесно в кресле директора Федеральной пограничной службы (он еще в феврале подал президенту вполне разумные предложения по реформированию Вооруженных Сил с явным подтекстом — он и готов их реформировать), тесно ему будет и в кресле министра обороны. Так в конце концов и вышло — скоро он ушел в политику, впрочем, совершенно безуспешно.
Что касается руководителей министерства, то мы внимательно просмотрели кандидатуры заместителей министра, командующих видами и родами вооруженных сил, командующих округами. Примечательной оказалась встреча во Владивостоке с командующим Дальневосточным военным округом Виктором Чечеватовым. Ближе к концу разговора он ошарашил меня просьбой разрешить прийти в гостиницу, чтобы переговорить с глазу на глаз. Заинтриговал.
Вечером стук в дверь. Когда генерал вошел, я чуть не расхохотался в голос: в длинном, почти до пола плаще, в шляпе, надвинутой почти до глаз, прикрытых темными очками, с толстым портфелем в руках, он выглядел персонажем шпионского комикса. Вынув из портфеля стопку старых советских тетрадей в дерматиновом переплете, стал показывать мне будто бы давние свои пророчества о будущих событиях. О том, что в министры пойдет «жаболицый» (это он так о Сергееве. «Эге! — подумал я, — стало быть, информация о кандидате № 1 начала просачиваться»), о том, что ему самому предстоит судьбоносная встреча с «бородой» (так меня заглазно величали многие). Чем дольше он говорил, тем больше я приходил к ошеломительному выводу: важнейшим военным округом, в котором и авиация, и ракеты, и корабли, командует человек, склонный к мистицизму и ясновидению. То есть к шарлатанству. Сомнений не оставалось: надо переводить поклонника оккультных наук на более безопасное для судеб мира место. Так вскоре и поступили, и наша встреча действительно оказалась для генерала судьбоносной.
Но такой случай был один. В остальном шло нормальное изучение личных дел, отзывов коллег, собеседования.
В конце концов пришел к выводу: Игорь Сергеев, командующий ракетными войсками стратегического назначения. Указ о присвоении ему воинского звания генерал армии был одним из первых документов, прошедших через меня после начала работы в АП. Кадровый военный, представитель армейской интеллектуальной элиты. Руководитель рода войск, в котором при всех огромных трудностях, связанных, в частности, с передислокацией стратегических вооружений из стран СНГ, поддерживается высокий уровень боеспособности и дисциплины[301]. В РВСН потребность структурных реформ минимальна. Следовательно, у него будет меньше внутренних ограничений при проведении реформ.
Встретились еще раз, поговорили. Речь шла о том, что ему предстоит возглавить переход от старой армии прикрытия мобилизационного развертывания к армии постоянной боевой готовности. От армии фронтов и тотальной войны к армии высокомобильной, готовой к ограниченным по масштабам конфликтам высокой интенсивности — чему-то среднему между традиционной армейской операцией и спецоперацией. От армии полуобученной — к армии профессиональной. От армии дедовщины — к армии дисциплинированной.
Будущий министр все ясно понимал и соглашался взять на себя бремя преобразований застарелой военной машины[302]. Согласовал кандидатуру с главой администрации, и соответствующее представление легло на стол президенту. Одновременно предстояло решить вопрос о будущем начальнике Генерального штаба. Помог Степашин, порекомендовавший обратить внимание на командующего войсками Северо-Кавказского военного округа генерал-полковника Анатолия Квашнина. С ним мы были неплохо знакомы и по Чечне 1994 года, и по моей работе в АП, в том числе при выездах на Северный Кавказ.
Квашнин был для армии фигурой уникальной. «Пиджак»[303], он протопал по всем армейским ступенькам и стал военным человеком, знающим службу во всех деталях. Он взял на себя ответственность в начальные, самые тяжелые дни Первой чеченской войны, когда многие почтенные военачальники спрятались.
Президент решил кадровый вопрос на заседании Совета обороны 22 мая 1997 года, проходившем в здании министерства обороны на Арбатской площади. Но сделал это в неподобающей форме. Началось все с разноса, который он устроил:
— Я не просто не удовлетворен, а возмущен тем, как идет работа по реформированию армии. И ее состоянием. Я очень низко оцениваю вашу работу и сделаю выводы.
Все правильно, но это вполне можно сказать, не собирая Совет обороны (а кроме членов СО на заседании присутствовало и все руководство Министерства обороны и Генерального штаба). При подчиненных устраивать командиру выволочку нельзя. И уж тем более нелогично после разноса давать слово министру обороны, которому фактически объявил о служебном несоответствии.
Ан нет, Ельцин продолжил:
— Министр обороны, пожалуйста. Регламент следующий: министру обороны и начальнику Генерального штаба для доклада по 15 минут, выступающим — до 5 минут.
Вышедший на трибуну Родионов выглядел раздавленным. Но и присутствующие понимали: такой регламент — издевательство и над докладчиками, и над армией.
Родионов принял решение: все равно уволят, так хоть посмешищем не станет. И довольно резко отказался от доклада.
Тут президент и сказал главное:
— Предлагаю освободить Игоря Николаевича Родионова от должности министра обороны. Слово начальнику Генерального штаба Самсонову Виктору Николаевичу.
Самсонов сразу отказался от выступления:
— Мой доклад является продолжением доклада министра обороны. В такой ситуации мне говорить не о чем.
Ельцин отреагировал соответственно:
— Предлагаю освободить Виктора Николаевича Самсонова от обязанностей начальника Генерального штаба.
А затем, как ни в чем не бывало (в этот момент, между прочим, министерство обороны осталось без министра, а Генштаб без начальника и, следовательно, два из трех «ядерных чемоданчиков» стали бесхозными) Ельцин предоставил слово… Чечеватову. Как он оказался в списке, да еще первым, остается только гадать[304]. Ничего примечательного он не сказал.
Ельцин после выступления Чечеватова объявил:
— Игорь Сергеевич Сергеев.
Командующий РВСН на мгновение замялся (он по отчеству Дмитриевич) и посмотрел на меня. Я кивнул, показав, что речь идет именно о нем.
