Эта операция имела и определенное политическое звучание. В те дни проходил VII Съезд народных депутатов России, на котором противостояние президента и председателя Верховного Совета подошло к точке детонации. Ельцин пошел на уступки, в частности, согласился назначать руководителей ряда силовых и политических министерств, МБ в том числе, только с согласия съезда. Его противники вызвали соответствующих руководителей «на ковер». Для демонстрации работоспособности министерства случай с фальшивыми долларами был как нельзя кстати. Баранников рассказал о нем депутатам, а я — президенту.
Важным направлением работы была борьба с коррупцией. Конкретные разработки поднимали нас с уровня руководителей столичных районов до министерского уровня. Дошло до того, что сотрудники Московского Управления осуществили задержание прямо в Кремле. Такого не было ни до нас, ни, насколько я знаю, после нас.
Что характерно — никогда никто не пытался давать сверху указаний: вы, мол, ребята, полегче там.
Кроме одного случая, стоящего несколько особняком.
Национальный Фонд спорта (НФС) был создан для финансирования российского спорта, сидевшего в те годы на голодном пайке. Его президентом стал некий Борис Федоров (не путать с министром финансов России в правительстве Черномырдина). У НФС была еще одна, не афишировавшаяся задача: копить средства для будущей предвыборной кампании Ельцина. Фонду дали право беспошлинного ввоза алкоголя и табака, но с ограничением: в размере, соответствующем бюджету спортивных мероприятий, дотируемых НФС.
Благородно, но, как выяснили наши сотрудники, полученные фондом налоговые льготы на алкогольные и табачные изделия, ввезенные под популярный хоккейный турнир на приз газеты «Известия» 1993 года, примерно в 60 раз (!) превышают бюджет соревнования.
Я приказал возбудить уголовное дело и работать по нему без оглядки на возможные связи подозреваемых (Федорова и его сотрудников).
Связи были серьезные, серьезней не придумаешь, и через некоторое время, когда в НФС начались обыски и допросы, мне позвонил знаменитый теннисист и тренер Ельцина Шамиль Тарпищев.
Он начал длинный монолог, посвященный тому, как много делает НФС для развития российского спорта, какие порядочные и пользующиеся доверием руководства люди там работают, как сотрудники Управления мешают нормальной работе фонда и т. д., и т. п.
Я предложил: «Шамиль Анвярович, вижу, вы очень глубоко погружены в тему и хорошо ее знаете. Прошу вас завтра в 12 часов приехать ко мне на допрос в качестве свидетеля».
Тарпищев был большим спортсменом, и реакция его была мгновенной:
— Да что вы, Евгений Вадимович. Я ведь только со стороны вижу, как они работают, так, в общих деталях. А вообще — не в курсе.
Положив трубку, я стал ждать следующего звонка, прикидывая, от кого он будет.
Следующий звонок, как и предполагал, был от Коржакова. Он, как многие из участников революционного движения, сделал за несколько лет блестящую карьеру и превратился из телохранителя Ельцина на общественных началах в начальника Службы безопасности президента в звании генерал-майора и вообще «особу, приближенную к императору». Его влияние на Ельцина быстро росло, и с этим росли его аппаратные возможности и аппетиты.
Посмеиваясь, он спросил:
— Жень, что это мне говорят, что твои ребята фонд спорта прессуют? А вот шеф (так Коржаков называл Ельцина в частных беседах) о нем хорошего мнения.
— Саш, сам всё проверил. Правильно ребята дело возбудили.
— Ну, тебе виднее.
Следующий звонок был от и. о. генерального прокурора Ильюшенко.
— Евгений Вадимович, почему каждый раз, когда президент дает какой-либо организации льготы, ваши сотрудники начинают эту организацию преследовать?
Надо заметить, что Ильюшенко преувеличил: конечно, не «каждый раз» это случалось, хотя и не единожды.
— Потому, Алексей Николаевич, что каждый раз, когда какой-нибудь организации предоставляются льготы на благие цели, ее начинают втягивать в незаконные операции.
— Хочу напомнить, что Генеральная прокуратура имеет право истребовать это дело и принять его к своему производству.
— Конечно, имеет такое право.
— В таком случае информирую вас, что Генеральная прокуратура приняла решение принять это дело к своему производству. Передайте материалы дела моему заместителю Гайданову.
— Вы сначала пришлите официальный запрос, а мы будем действовать по закону.
Запрос Генеральной прокуратуры поступил в тот же день. Всё было понятно и оттого невесело.
Начальник Следственной службы Жмячкин, мужчина нрава весьма крутого, лично отвез все материалы и швырнул их Гайданову. Дело тот, конечно, закрыл. Но жизнь быстро подтвердила, кто был прав. При дележе финансового пирога НФС во время предвыборной кампании Ельцина в 1996 году Коржаков и Федоров вконец рассорились. Вот как описывает ситуацию один из сотрудников Службы безопасности президента — Валерий Стрелецкий:
Президенту НФС дали последний шанс сохранить свои позиции. В апреле его пригласил на беседу Коржаков. В кремлевском кабинете Александра Васильевича присутствовал Тарпищев.
— Деньги, которые государство давало тебе на спорт, распыляются, — сказал Коржаков. — Эти деньги ты должен вернуть. Хотя бы как минимум 300 миллионов долларов [Ничего не скажешь, правовой и государственный подход! Такое пацанское толковище. — Е. С.] Кроме того, мы знаем, что 10 миллионов ты передал в предвыборный штаб безо всяких документов и платежек.
В ответ Федоров закусил удила:
— Если у вас есть какие-то вопросы, обратитесь в штаб. Смоленский и Чубайс[168] вам все объяснят. Я ничего не крал[169].
Практически одновременно был арестован уже бывший и. о. Генерального прокурора Ильюшенко, незадолго до того, в 38 лет, уволенный из прокуратуры «в связи с уходом на пенсию по выслуге лет»!
Тогда же, в 1995 году, из Генеральной прокуратуры «ушли» Гайданова. Это — про хоккей. Но и с футболом все было не просто. Популярнейшую великую игру пытались «крышевать» криминальные и околокриминальные структуры.
Эта история связана с Отари Квантришвили — популярным в тогдашнем мире светских хроник и уголовных разборок. Создатель Партии спортсменов, Фонда социальной защиты спортсменов имени Яшина и Фонда помощи правоохранительным органам «Щит и лира» (вместе с певцом, позднее депутатом Кобзоном), он мелькал на телевидении, на общественных мероприятиях, произносил трогательные и правильные речи о поддержке спортсменов-ветеранов. При встрече в телестудии (мы участвовали в двух передачах, шедших одна за другой) безуспешно пытался завязать знакомство. После товарищеского футбольного матча правительств Москвы и России просочился в подтрибунное помещение и вручил Ельцину какой-то сувенир. Я обратил на это внимание Коржакова: не дело давать таким людям приближаться к первому лицу. Не помогло: Ельцин учредил под него Национальный центр спорта и даже выражал Отари соболезнование в связи с гибелью брата Амирана, застреленного при заурядной по тем временам разборке с чеченскими бандитами.
Квантришвили решил взять под себя весь российский футбол и вызвал на беседу Николая Толстых, возглавлявшего Профессиональную футбольную лигу.
Обеспокоенный вызовом человека, о жестокости которого ходила масса слухов и легенд, он пришел к нам.
По нескольким каналам, в том числе через самого Толстых, до Квантришвили довели: не вмешивайся в дела футбольные. Тот был человеком осмотрительным, и отступил. Этой осмотрительности не хватило другому претенденту в «российские футбольные короли», хозяину московского «Локомотива» Дрожжину.
Вот как эту ситуацию описывает в своей книге «В игре и вне игры» Вячеслав Колосков, четверть века возглавлявший советский и российский футбол:
Однажды «Динамо» играло на своем поле с московскими железнодорожниками. Один из «хозяев» «Локо», недовольный судейством, зашел в перерыве в судейскую комнату, без стеснений и страха достал пистолет и начал учить рефери, в чью пользу надо свистеть во втором тайме. О происшествии стало известно Толстых. Он тут же сказал: «Посажу негодяя!» Его начали отговаривать: мол, не надо рисковать, их вон сколько, у них сила, они отомстят за своего. И знаете, что ответил Толстых? «Если их много, посадим многих, но криминала в футболе не допустим!» На следующей игре «Локомотива» «браток» с пистолетом был арестован [от себя добавлю: сделано это было в демонстративно брутальной форме сотрудниками Управления на трибуне, на глазах зрителей. — Е. С.] Вот так он… заставил все-таки преступные группировки понять, что играть придется все же по правилам, а не по понятиям[170].
