Скучное официозное мероприятие запомнилось лишь дружеским подколом Коха, адресованным Немцову. Кох пытался рассказать какую-то историю, а Борис Второй (как его, посмеиваясь, называли в недолгие месяцы пребывания в статусе любимчика и почти официального преемника Ельцина) все перебивал его. Кох заметил: «Борис, с тобой хорошо дерьмо кушать». — «Это почему?» — возмутился первый вице-премьер. «А ты все время вперед забегаешь». По иронии судьбы в нашумевшем деле «Союза писателей» 1997-го года кушать означенный продукт забежал вперед именно Кох.
Чубайс оставался за пределами того круга, который стали именовать «семьей». Его нацеленность на построение современной либеральной экономики, способности выдающегося управленца рассматривалась благожелательно. Но лишь до тех пор, пока не создавали проблем президенту и его ближайшему окружению.
Предсказуемым оселком оказалась приватизация. Началось все, однако, в согласии: предстояло завершить махинацию под названием «залоговые аукционы»[311] и передать в собственность олигархам, поддержавшим на выборах Ельцина, бывшие у них в залоге акции крупнейших предприятий (правительство по долгам предсказуемо не расплатилось). Теперь эти акции выставили на второй этап аукционов, проведение которых поручалось тем олигархам, которых и «назначили» завладеть активами.
Для этого на глазах у всей страны от участия в торгах в неприкрытой и циничной форме отгоняли конкурентов, самые лакомые предприятия уходили фактически по стартовой цене. В бюджет по итогам второго этапа поступали крохи (обычно меньше процента[312]). За пять лет до того я с одним из своих товарищей говорил о том, что Гайдар и его команда выбрали курс не просто на построение капитализма, а на ускоренную сверхконцентрацию капитала любой ценой, и вопрос лишь в том, как народ это проглотит, и проглотит ли вообще. В эти месяцы вспоминал я те разговоры регулярно.
Отлаженная система дала сбой в начале мая, когда на приватизацию «Сибнефти» в пользу, как тогда думали, Березовского (что реальным собственником стал Роман Абрамович, фамилия которого начала шелестеть по коридорам только спустя несколько месяцев, чтобы зазвучать в 98-м и загреметь в 99-м, выяснилось позднее), незваным гостем на пир явился еще один член президентской денежной бригады — Потанин, залоговый владелец «Норильского никеля» и вообще мотор всей этой комбинации. Он ушел в марте с поста первого вице-премьера, где отвечал за экономическую деятельность правительства, в том числе и за реализацию плана залоговых аукционов[313]. Его, как всегда поступали с «нарушителями конвенции», до аукциона нахально не допустили, но этот случай вызвал скандал, ставший еще одной пробоиной в репутации президентской команды[314].
Кризис разразился летом. От знакомых из «олигархического круга» я стал слышать почти одними словами излагавшуюся мысль: «Толик [Чубайс] заигрался. Не понимает: как мы его поставили, так мы его и уберем».
Речь шла о подготовке к аукционированию компании «Связьинвест».
Родившимся и повзрослевшим в эпоху мобильной связи, интернета и Wi-Fi сложно представить особенности коммуникаций того времени. В их основе лежали провода (медные пары), соединявшие стационарные телефоны (а других и не было) с телефонными станциями — в крупных городах автоматическими (АТС), в городах поменьше и в сельской местности — еще с ручной коммутацией[315]. Люди годами стояли в очереди на подключение их жилья к АТС и бегали на улицу к телефонам-автоматам, или к соседям-счастливчикам, или в ближайшее административное здание (это когда стоял вопрос жизни и смерти). Появление десятков тысяч новых хозяйствующих субъектов, расширение международных связей — все это делало рынок проводной связи (мобильные сети тогда уже вызывали интерес, но о том, чтобы всерьез потеснить проводные линии, речь еще не шла, а про Wi-Fi и помину не было) чрезвычайно привлекательным и для портфельных, и для стратегических инвесторов.
На кону была еще и спутниковая доставка телевизионного и радиосигнала. А значит, не только деньги, но и огромный медийно-политический ресурс. Гусинский стал проталкивать приватизацию «Связьинвеста» — договорился с Черномырдиным, с вице-премьером Владимиром Булгаком, отвечавшим за связь, с ФСБ, ФАПСИ, и соответствующее решение приняли. По тем временам это было достижение — само правительство довести пакет до приватизации не смогло бы.
Гусинский был уверен, что за эти труды и за участие в президентской выборной кампании ему воздастся, что «Связьинвест» «по справедливости» причитается ему[316]. В ходе переговоров с правительством первоначальная цена пакета выросла примерно в четыре раза и теперь он считал, что дело в шляпе. Но Чубайс, проникшийся идеей «мы будем жить теперь по-новому», буквально поклялся, что теперь махинациям и междусобойчикам конец, что аукцион по «Связьинвесту» создаст прецедент и эталон работы в будущем: кто больше даст, тот и получит. Его репутация позволяла надеяться: этот сможет. Однако теперь он был не «маршалом» объединенных сил бюрократии и бизнеса, как в блистательной избирательной кампании 1996 года. Теперь ему предстояло возглавить борьбу бюрократии с бизнесом. Не имея за спиной ни мощной политической поддержки больного президента и премьер-министра, ни серьезных информационных ресурсов, Чубайс вступил в схватку, жертвой которой сам же и стал.
Гусинский понял, что борьба предстоит нешуточная, и взял в союзники Березовского[317]. Вдвоем они предъявили Чубайсу своего рода ультиматум: «Связьинвест» должна уйти им по цене, о которой уже договорились с Альфредом Кохом. Ультиматум был отвергнут: искусственных ограничений для участия не будет, выиграет тот, кто больше заплатит.
В июле Чубайс ненадолго отправился в отпуск во Францию. К тому моменту уже был ясен круг основных претендентов на «Связьинвест»:
● финансовый альянс Потанина и знаменитого американского инвестора Сороса, представленный компанией MUSTCOM Ltd.;
● альянс медиамагнатов Гусинского и Березовского в союзе с финан-совой империей Фридмана (компания «ТелеФАМ Б.»).
На встрече с обеими сторонами во Франции позиция первого вице-премьера осталась неизменной, и в столкновении принципиальности с жадностью началась война недавних победителей Зюганова, Коржакова и Лебедя друг с другом. Я старался держаться от этой истории подальше, поскольку недавняя моя работа в «МОСТе» автоматически позволяла считать любое мое суждение предвзятым.
Но у руководителя АП Юмашева и его главной помощницы в вопросах настройки президентского мнения Татьяны Дьяченко возможности уклониться от участия в конфликте не было — они понимали, что начинающаяся война ничем хорошим для правящего класса не кончится. От бесед с ними осталось впечатление, что они согласны с подходом Чубайса, с тем, что нужно устанавливать прозрачные правила отчуждения госсобственности и наполнять бюджет солидными деньгами. Только так можно было обеспечить выплаты бюджетникам и более или менее спокойную обстановку в стране. Вопрос в том, где и как провести черту, отделяющее время ловкачества от времени институциональной прозрачности. Поэтому и звучало: «Но ведь Владимиру Александровичу [Гусинскому] уже обещали [отдать “Связьинвест”]».
У Чубайса и Немцова была позиция не вмешивать президента в историю со «Связьинвестом». Они рассчитывали, что их собственного веса хватит, чтобы справиться с оппонентами (рейтинг Немцова как потенциального кандидата в президенты достигал на тот момент 30 %). Роковая ошибка: они недооценили ресурсы оппонентов: контролировавшиеся ими СМИ и… их службы безопасности, которые начали усердно «копать» под двух вице-премьеров.
