Спой мне, любимый! Забыться дай!

Если занято сердце твое,

Ты просто меня убей!

Не отдай меня ему! Не отдай!

Когда нас кто—то увидит —

Даже на небе ничего не бывает вечно

— Все боги меня осудят.

В Бездонном тогда

Ущелье душа моя смерть увидит.

В небесных горах идет музыкант.

Спой лекарь, излечи мою душу!

С тех пор, как встречаю тебя,

Покой моего сердца нарушил!

И вроде еще не отзвучала музыка… или я повторила прекрасный мотив по кругу… я не сразу подняла глаза и увидела как дух сидит за столом и… плачет?!

— Прости, я могу только примерно…

— Так хорошо! — всхлипнул он. — Так очень хорошо! Ты можешь… сыграть мне еще хоть раз?

Я прислушалась. Ночь еще не закончилась. Хотя вроде небо за распахнутою дверью сверху чуть просветлело. Начиналась заря. И тихо было в городе. Хозяева нас еще не заметили. Или решили позволить мне играть в ночной тишине. Или решили, что это звучит гуцинь у соседей. а потому не пытались мне помешать.

— Хорошо, — улыбнулась, — я сыграю тебе еще. Если запутаюсь — ты меня поправишь. Ой, прости, я на «ты».„

— Сыграй, мой друг, еще, — улыбнулся он, утирая льющиеся слезы.

Хоть они и падали вниз, но на пыли следов даже от его слез не проступало. Бедный, ни чувств выказать, ни даже сыграть любимую мелодию! Я буду стараться изо всех сил для него! Тем более, он мне показал божественно красивую мелодию.

Пальцы мои снова на струны легли.

— Только… — робко подался он вперед и внезапно затих.

— Только? — робко посмотрела ему в глаза.

— А ты могла бы… — волосы распустить?

— Зачем? — отпрянула назад.

— Так делали девушки. У меня на родине. В моем доме, — он смущенно потупился. — Когда ты играла мелодию моей родины, я почувствовал на миг, что я дома, закрыв глаза…

— Ты мне льстишь!

— Нет, у тебя приличные навыки и потрясающая память. Раз увидела, раз услышала — и уже смогла повторить! Если б ты была моей ученицей, я бы прославился на Небесах!

— На Небесах? — робко спросила я и возмутилась уже: — Ну перестань! Я несколько лет не брала гуцинь!

— Даже так? — он насмешливо скинул брови.

— Да, я ужасна!

— Нет, ты играешь как небесная фея, — внезапная улыбка. — Ты только волосы распусти. На чуть—чуть.

— Ты на что меня соблазняешь?!

— Я тебя ни на что не могу соблазнить, — грустно опустил голову он — длинные белые пряди закрыли лицо и увлажнившиеся глаза — и сказал тихо из—под занавеси, которою укрылся от меня: — Ни на что, кроме музыки и драки.

— Лучше соблазни меня…

Он быстро выглянул из—под нежных и ровных прядей.

— На музыку, — сказала я, запнувшись. Он странно волновал меня в этот миг.

— Хорошо, — грустно улыбнулся он. — Я соблазню тебя на музыку. Ты только волосы распусти. Пожалуйста.

Вроде это совсем мелочь. И он говорит, что это его обрадует. Надеюсь, хозяева нас не увидят.

И я робко вытащила шпильку деревянную из волос, дала им рассыпаться по плечам.

— Тебе так больше идет, — как—то странно улыбнулся он.

— Перестань!

— Правда!

— Еще одна ложь — и музыки больше не будет!

— Я молчу—молчу! Но я честный небесный бог…

— Кто?! — ахнула я.

— В музыке! — нагло усмехнулся он, приосанился, расправил плечи.

— Да ну тебя! — вздохнула. — Кстати, как тебя?..

— Ён Ниан, — он голову склонил. — Иероглифы «Вечные годы», — грустно улыбнулся. — А твои?

— «Красивая цитра», — робко улыбнулась.

— Почти! — засмеялся юноша. — Но почему твои родители подарили тебе не цитру, а гуцинь?

— Потом расскажу, — вздохнула. — Это долгая история.

— Хорошо, потом расскажи. Я надеюсь, мы еще надолго с тобою вдвоем.

Это прозвучало как—то провокационно. Но, впрочем, по небу уже скользнула заря. Скоро хозяева могут проснуться. И обнаружить, что играют в нашем поместье, а не у других.

Я немного оправила волосы — Ён Ниан внимательно за жестом моим резким проследил, головою качнул укоризненно — и пальцы опустила на струны.

И снова в красивую мелодию погрузилась, утонув и растворившись в ней всею душой.

А он запел:

В небесных горах идет музыкант. Спой лекарь, излечи мою душу! С тех пор, как встречаю тебя. Покой моего сердца нарушил!

И я с удовольствием ласкала и теребила струны, отдавшись его голосу и музыке, которой он мою душу в эту ночь научил…

Снова горы… в горах облетают желтые листья… легкий осенний ветер, пока еще не холодный… нежное звучание ручья… как звонкий смех небесной феи, которой обещал сыграть ее возлюбленный…

Но почему его божественно прекрасный голос вдруг затих?

Робко подняла взгляд. Ён Ниана передо мной не было. Хотя падала на светильник чья—то тень от дверей.

Робко голову подняла.

От дверей на меня смотрел молодой хозяин.

Ян Лин

— А это обязательно делать? — осторожно уточнила Ки Ю, обвязывая веревкой левую лапу задушенной курицы.

— Это может быть полезно, — серьезно отозвался я, разглядывая план Шоу Шана, купленный у знакомого переписчика.

To есть, селянке представил его незнакомым, да сметливый парень притворился, будто деревянное украшение у моего пояса он прежде не видел. Быстро слетал вглубь лавки и принес все, что нужно. Жаль, при наличии этих любопытных глаз и ушей — девушка в город выбрапась второй лишь раз в жизни — я не мог уточнить, слышно ли что про клан Хэ У. А, с другой стороны, и к лучшему, если мои названные братья не узнают, что я жив. Вдруг нас заманил в засаду один из них? А так деревянная бирка — просто знак каждого, не лично мой.

— Но эти бедные птицы… — с тех пор, как я посвятил ее в часть плана, Ки Ю за обреченных соседок этой, умершей одною из первых, волновалась не меньше, чем за жизнь родного брата, ожидавшего казни в тюрьме.

— Птиц все равно съедят. А нам нужно выманить тигра из логова.

— Но тюрьма находится в другой стороне от куриной лавки!

На нас с подозрением посмотрели двое стражей, совершавших обход. Я успел отвернуться и прижать к себе девушку. С курицей. Из—под полы соломенной шляпы покосился на охранников порядка. Те еще смотрели на нас. Расслышали?.. Мысленно ругнувшись, я впился в губы Ки Ю в поцелуе. Больше ничего не мог подумать. Ну, на что мужчине и миловидной девушке на городской улице обсуждать тюрьму и куриц?

Ки Ю отчаянно трепыхнулась, совсем как стыренная курица пару часов назад. Можно было и не красть, но суматоха лишняя вокруг куриной лавки могла стражу немного отвлечь. А у меня освободится время для атаки главы стражи Шоу Шана.

— Курица, курица! — проворчал я, выпуская девушку на немного. — Я из—за твоих глаз как в тюрьме, а ты только и можешь, что рассуждать, как приготовить эту злосчастную курицу к обеду.

— Так я ж для… вас стараюсь, господин, — она вроде игру подхватила, но все равно смотрела на меня с подозрением.

Как и эти проклятые парни. И беднота с улицы. О врата преисподней! Мне ж еще столько надо до казни успеть!

Чтоб они отцепились, я отстранил девушку от курицы и поцеловал покрепче. Ее упругое упрямое тело внезапно обмякло, а губы приоткрылись. Демоны ада, я ж не за этим… хотя губы у нее мягкие, сладкие… то есть, горькие. Она каких—то горьких трав намешала к тому супу.

Когда я отстранился — она села, где стояла — стражей уже не было, да и мальчишки—оборванцы уже отцепились. Курица нашлась не в руке Ки Ю, а поодаль, так и не сумевшая сбежать в чьих—то хватких руках от веревки, в которую потрясенная селянка судорожно вцепилась.

— А хорошо ты ее привязала, крепко, — оценил я.

— А?.. — она все еще туго соображала.

Надеюсь, это был не первый ее поцелуй? Не хотелось бы осложнений в виде чьей—то глупой первой влюбленности.