Сначала переместил обратно в Шору Шан себя, чтоб обстановку разведать.

Да нет, день еще. Солнце сдвинулась на полчаса—час. Наши задумчивые морды, застывшие в одной позе, пока никого не привлекают: люди жрут и пьют как и прежне, обсуждают события последних ночей, какого—то странного собрания светлячков, когда над Хуаньхэ сотни иль тысячи этих мелких созданий недавней ночью сложились в форме дракона, обнявшего девочку, играющую на гуцине.

Гуцине?! Играющую девочку? Еще и дракон?..

Я сел, обхватив голову, покуда настоящая она еще была заперта там.

Даже если она там напуганая после моего исчезновения и при перемещении все припомнит, не поверив, что это был лишь сон или ее личная внезапная мечта.

Видение над Хуанхэ, давним владением драконов! Дракон, кольцом обнявший девочку, играющую на гуцине!

Эта странная девочка в мужском костюме тоже любит цинь. Любит один струнный инструмент, так почему же ей не любить его дальнего родственника?

Знамение из светлячков в ночной мгле… могла ли то быть подсказка древней Хуанхэ?..

Хотя… коварная игра судьбы! И я, и Ён Ниан оба драконы!

Так к кому из нас имеет отношение знамение о девочке, играющей на гуцине?!

Сердце замерло от внезапной игры памяти и разума.

Несколько часов назад я видел в этом городе еще одного дракона. Он явно был слишком молод, поскольку не слышал обо мне и не узнал моего лица! Он явно родился на несколько веков спустя, как меня сбросили в Бездонное ущелье.

Дракон, обнимающий девочку, играющую на гуцине.

Три дракона в городе, а она одна.

Кто из нас троих был связан с нею? И как переплелись красные нити судьбы тех двоих?..

Я?.. Тот незнакомый мальчишка?.. Дух Ён Ниана умершего?.. Кто?.. Кто из нас для нее рожден?.. Или она рождена, чтобы украсить жизнь кому—то из нас троих?..

Я боялся игр судьбы. Чувства, которые она завязывает из красных нитей, самые крепкие, яркие, почти неукротимые! Перед этими чувствами теряются демоны, и даже боги могут проиграть. Это какая—то иная жизнь, какой—то новый уровень игры, до которого не каждый из трех миров успевал и сумел дожить. Это как море бездонная мощь стихии, то спокойной, то рушащей все преграды на своем пути. Это, как повествуют легенды и летописи, что—то, затканное узорами на самом сердце.

Это… что—то новое. Я… люблю новое, но играть с судьбою, как и выступать против самой судьбы, я боюсь.

Но раз знамение явилось, раз оно случилось незадолго до нашего появления — всех троих драконов лишь недавно в Шоу Шан занесло — значит, это предупреждение, чтоб мы увидели.

Что—то начнется здесь, на этой земле, на этом берегу Хуанхэ.

Здесь начнется какая—то новая история, где будут девочка, играющая на гуцине, и пойманный ею в плен заслушавшийся дракон. Или в плен дракона надлежало попасться ей, оказавшись в кольце — тюрьме чешуйчатого тела?

Вэй Юан

— Убейте е… — прокричал Син и, не договорив, рухнул с крыши, кровь разбрызгивая.

Воины мрачно посмотрели на меня. Кто—то бросился к телу его проверять, но почти тут же сказал:

— Мертв.

— Ты убил главу стражи! — проорал кто—то из первого ряда, оцепившего меня, рванулся вперед.

Я ударил его плашмя по руке. Он выронил меч.

— Вам так хочется умереть? — устало спросил я. — Всем?

— Да всех ты не сможешь порубить! — возмутился безусый юнец во втором ряду.

— А вдруг? — спросил толстяк с четвертого. — Я видел, как он сражался, когда пришли за ним в усадьбу висельника.

— Висельника? — ужаснулся кто—то.

— Я его убил!!!

Мы, вздрогнув, развернулись.

На ближайшем заборе сидел мужчина в темных простых одеждах. Был он плечистый, мускулистый. Плотная грубая ткань, одежда широкая не могла все же укрыть его хорошо сбитой фигуры. Воин как воин, лет тридцати пяти, наверное, если по меркам людей. Волосы распущенные, чуть ниже плеч, волнистые. Как будто иноземец. Часть волос у корней слева в три тонкие косы заплетена. Бирюза в рукояти его меча при солнечном свете как—то странно блеснула. Что—то было в ней… не то. Хотя на того парня, что видел у корчмы, он вообще не походил. Аура как у людей.

— Бо Хая? — прищурился я.

Мужчина вытащил изо рта травинку и указал в сторону, где толпилось несколько воинов.

— Главу стражи! — уточнил невозмутимо.

— Ну да, этот—то не мог, — зыркнули на меня лучники с крыши.

— Не мог, — незнакомец откусил кусок травинки, чуть прожевал под десятками взглядов мрачнющими и спокойно сплюнул. — У него руки были заняты, — выхватил из рукава тонкий метательный нож, всем продемонстрировал. — Кстати, похож на нож в горле господина Сина?

— Ты—то зачем влез? — не выдержал я.

— Да я просто мимо шел, — он опять стал жевать травинку.

Нет, от редких стрел усталых лучников спокойно увернулся, перекувыркнувшись в воздухе. Снова расселся на заборе невозмутимо, ногу на ногу закинув. Слишком спокойный для такой толпы вооруженных людей. Это воинов заметно стало нервировать: они то испуганно косились на меня, то на новоявленную помеху.

— Что, благодарить не будешь? — внезапный возмутитель спокойствия вдруг серьезно посмотрел мне в глаза. Всех прочих он игнорировал.

— И что нам делать теперь? — шепнул один лучник другому. — Наши семьи…

— Да нет у него ваших семей! — воин травинку вниз сплюнул.

— Тебе—то откель знать? — прищурился парень с плечом простреленным, когда промахнулся кто—то из целящихся в меня.

— Да просто, — тот согнутым указательным пальцем постучал по своему лбу. — Пользуйся головой!

— А все—таки? — заинтересовался я. — Он же стольких воинов своих готов подставить!

— Вот именно, парни, — вмешавшийся скрестил на груди руки, совсем игнорируя, что мы можем в него стрелять или сами метнуть чем—нибудь. — Он стольких воинов своих обещал подставить, зарезав ваших баб и детей! Так поступают только крысы, загнанные в угол. Бросаются на тигров как обезумевшие. Вас—то много, а ок был один.

— Но у него наши дети! — проворчал парень простреленный.

— И жены! — пробурчал другой, полный лучник с кухонной крыши.

— Да нету их! — голос повысил странный мужчина. — Он врал!

— А если ты врешь?

— А, у меня еще кое—что есть в запасе, — тут это сумасшедший достал из—за пазухи еще один стебелек и стал серьезно жевать кончик.

Все, затаив дыханье, следили за ним. Что он… вмешался—то?..

— Видите, вы так напряжены, что в любую чушь готовы поверить! — воин мотнул нам приветственно верхушкой стебля с непрозревшими еще семенами. — А он разве мог быстро собрать ваших жен и детей? Вас тут около сотни считай.

— Сто семьдесят человек! — пробурчал кто—то.

— Было, — смутьян невозмутимо указал стебельком на неподвижный труп главы стражи, который уже перевернули на спину, но осторожно отступили в сторону. — Вот, допустим, у кого—то своя жена…

— У меня две! — гордо сказали с заднего ряда.

— Значит, и хотя бы по двое—трое мальчишек.

— Пять!

— Шесть!

— Семь!

Чуть погодя, кто—то из дальних едва слышно робко признался:

— А у меня девять.

— Ну! — приподнялся возмутитель спокойствия. — Это ж сколько народу! Допустим… ну, одна женка и двое мальцов на каждого.

— У Сина было шестеро…

— А! — воин сердито махнул травинкой и говорливый невольно отпрянул в сторону от забора. — Если по жене и по двое детей, то понадобится с утра похитить и спрятать поболее пяти сотен человек. Это вообще возможно? И чтоб никто не заметил? И чтоб тревогу не подняли? Да и кто—то из жен мог на рынок пойти за припасами, к соседкам потрепаться. Дети могли разбежаться по улицам. Вот прям по мордам Син знает всех ваших детей, где простых горожан, а где его охраны!

— Ну, это… — голову потер с плечом простреленный. — И чо?

— Короче, всех ваших детей и жен эта крыса похитить в один день не могла.