Зарычал. Тишина. Больше нет никого. Он остался один. И, возможно, новых осужденных несколько веков не будет. А демонов некому будет провести.

— Несколько веков один… — голову запрокинул на холодную, сморщенную каменную стену. — Снова один…

Ударил по стене кулаком. Еще. И еще. Оставляя по стенке кровавые разводы.

Но одному надо быть вдвойне сильным. Сильными вдвойне бывают только мерзкие боги как они, с их проклятою дружбою! Или тот один, ради которого никто не хочет умереть! Тот, ради которого никто не захочет жить. Он всех убил. Он убил их всех!

И, снова напомнив себе, что когда—то он уже был сильным и выжил в этом проклятом месте даже один, Ло Вэй двинулся вперед. Кровавая цепь тянулась за ним. Кровавые капли, которые некому было посчитать. Кровь потерянная, которую никто не стал бы считать. Он был ненужным никому.

Орать или не орать уже все равно. Здесь стало тихо. Пугающе тихо. Путь на Небеса закрыт. Разве что снова к демонам или покорять мир людей. Демоны примут даже изгнанника, если будет достаточно жутким. Люди так забавно шумят, когда думают, будто чудовище из мира подземного вышло к ним.

Чудовище?..

Он внезапно застыл, смотря на скользнувшую за ним тень. Напугано обернулся. Кто—то выжил?..

Из зеркала, меж дрожащего пламени светильников на него смотрел беловолосый бог. И… и с середины лба его — такого привычного вроде лица — торчало два заостренных, треугольных рога—клыка!

Он не сразу узнал себя. А узнав, вздохнул. Сказал, с усталою усмешкою:

— Значит, теперь уже демон?..

И закрылся от противного лица и рогов рукавом. Провел когтистою рукою сверху, натягивая иллюзию. И когда снова, робко уже рукав опустил, то на него смотрел хрупкий миловидный юноша. Бог с длинными, мягкими, черными, длинными—длинными волосами. Лицо красивое. Лицо божественно красивое. Божественное. Хотя бы так. Хотя бы здесь.

И торопливо отвернувшись, Властелин Бездонного ущелья покинул свой пещерный дворец.

Я Ню

Я все понимала. Понимала, что он прав. Что иначе нельзя тут. Но мне было противно становиться такой как он! И я внезапно с досадой обнаружила, что я, в отличие от него, не испытываю радости, видя своего умирающего врага перед собой. Какая досада! Я такая слабая!

Он затих, продолжая усмехаться. Упрямая зараза, которая даже едва живым хочет мне доказать, что он сильнее меня. Что мне лишь повезло, но моей личной заслуги в его жалком состоянии нет.

Я постояла немного, смотря на него.

Потом, вздохнув, отбросила меч подальше от него. И прочь пошла.

— Ты здесь не выживешь, сопля! — полетело мне вслед. — Долго не проживешь!

— Конечно, подохну быстро, как и один грозный герой! — внезапно вырвалась и из глубины меня ядовитая усмешка, да в огранке злые слова.

Но я просто ушла.

Пока шла, наткнулась на три щуплых гриба. Приглядевшись, узнала — видела на картинках в личной библиотеке хозяина Минжа. Я там вроде разглядела иероглиф «лечебный» — один из пятидесяти иероглифов, которые знала. Которые успела выучить у нашего мудреца—воробья, покуда стражи богов не пришли за мной. Мол, честь великая отдать меня в услужение кому—то из богов на Небо.

Вздохнув, мимо грибов прошла.

Потом, вздохнув, вернулась, сорвала.

— Что, полюбоваться на мой труп пришла? — мой враг не смолчал, услышав мои шаги и узнав. — Или пришла за моей душой? Все тут превращаются в чудовищ. И твоя морда брезгливая не исключение!

Вздохнув, стала напротив него. Медленно разжевала два скользких, холодных, сочащихся слизью гриба, ядовито—зеленых с бурыми пятнами и голубыми нежными юбочками—ободочками под шляпками.

— Решила отравиться у меня на глазах? — поморщился Эн Лэй, приподнявшись на локтях, снова упал. — Весьма оригинальная месть! Я отсюда до души твоей не дотянусь, так и подохну возле твоего трупа от истощения!

Душу кольнуло злое торжество: и ты, гад, не бессмертный! Да и что ожидать от бога, сброшенного с Неба и нарушившего главные запреты!

Проглотив мерзкие грибы — приличная на вкус и на язык часть была слишком мелкой — я, вздохнув, разжевала самый последний и самый тощий и сморщенный на вид. Сплюнула на руку.

Эн Лэй, лежа, смотрел за мной, вслушиваясь. Когда склонилась над ним, замер, словно собирая силы для последнего удара. Я мстительно шлепнула мерзкую слизь ему на грудь, на глубокую рану, раздвоившую на две части черное сердце.

— А теперь издохнешь мне назло? — ухмыльнулся он.

— Но ты учти: я, считай, в душу тебе плюнула, — скривилась я от непрошибаемого упрямства этой скотины. — Слюной хряпнула прямо в сердце.

И торопливо отступила.

Хотелось б еще в рану тыкнуть ему пальцем, мстительно и резко, но боялась, что напрягшийся воин меня поймает и уже сожрет. Мерзкая моя птичья душа трепетала от ужаса от такой мысли. А тело повеяло в сон, захотелось просто хряпнуться где—нибудь. И пусть кто угодно жрет, лишь бы это все поскорее прекратилось!

Проснулась, когда тяжелая ладонь придавила меня к земле. Вжала спину перебитую и не восстановившуюся еще до конца в холодный, шершавый камень.

— Почему ты меня не убила? — глухо спросил Эн Лэй.

Странный вопрос от моего врага. Но я и сама не знала ответ. Или… мне хотелось, чтоб эта сильная рука просто переломала мне хребет? Тогда бы все поскорее закончилось. Даже если мой враг станет еще сильней. А впрочем…

— Не больно—то и Ци прибавится у тебя от такой тощей птичьей душонки! — ухмыльнулась я, смотря ему в глаза.

Сама своей наглости удивилась. Ну, просто… просто с этим мужчиной было невозможно разговаривать!

— А может… — его рука вдруг коснулась моего лица, ладонь осторожно скатилась по щеке, заставляя вздрогнуть. — А, может… ты тоже хочешь забыться?

К чему враг клонит, не поняла. А мускулистое тело внезапно склонилось надо мной, жадные, дерзкие губы ухватили мои. Я вся обмерла от растерянности. Потом вспомнила, что бывает потом, и сжалась.

— Может, ты сама хочешь получить немного ласки? — он приподнялся на одной руке надо мной, пальцы другой руки запутались в моих косичках.

Черные глаза феникса, внутри которых пылал огонь… почти похожий на нормальный… лишь едва зеленый… они заставили меня замереть. А мужчина не так истолковал мою заминку и молчание. Рука прошлась вниз, обжигая кожу. А, может, он сам, устав от жизни в этом затхлом и холодном аду, вдруг захотел поверить? Пусть даже на мгновение поверить, что в этой жизни случается что—то помимо боев?..

Осторожно подняла ладонь. Он замер. А я, не удержавшись, запустила пальцы в его густые, жесткие, длинные, немного волнистые волосы. Пахнущие кровью и потом. Странное чувство, когда мои пальцы утопают в чужих волосах. Когда чье—то сердце бьется рядом и так быстро. Когда рядом с полудохлым воробьем общипанным внезапно оказывается хищная птица..

Я засмотрелась в его глаза, оказавшиеся светло—карими, а потому пропустила миг, когда его рука потянула мое оборванное платье вверх…

Когда Феникс сел, смахнув со своего вспотевшего лица густые волосы, я покосилась на его широкую спину и пониже и смущенно отвернулась.

— Не надейся ни на что, — хрипло сказал он, поднимаясь с холодной шершавой глыбы, чье неудобство я снова заметила. — Моя душа прогнила, когда я стал пожирать чужие души, а сердце мое почернело, похолодев. Я не буду заботиться о тебе. Я разучился. Я теперь умею только использовать других.

Ошарашив меня опять своей упрямой прямотой, этот красавец спокойно ушел.

А я осталась лежать, обнаженная, на неудобном камне. И сердце бешеной лошадью металось в груди, рвалось на волю. Или… хотело убежать к нему?..

Для него то, что между нами случилось, просто один лишь эпизод из жизни, без особого значения. Но для меня… для моего сердца, рвущегося оторваться и вольным скакуном убежать вперед… спрятаться за его широкую спину… я хоть когда—нибудь сумею ли забыть, что между нами было? Ох, Я Ню, дурья ты башка, полудохлый воробей!