Хоть я поклялась больше никогда не играть, но искушение при виде прекрасного инструмента было так велико! Я осторожно столик от стены отодвинула — по полу протянулось две темных полосы — и поближе к светильнику. Сама села позади, лицом к дверям. Робко тронула струны. Надо чтоб тихо. А не то прибежит молодой господин. Главное их не разбудить. Но до чего же гуцинь хорош!

Глаза закрыла, робко тронула струны. Эта музыка наполняла меня силой. Как будто у меня от нее отрастали крылья. Даже медитация, которой меня зачем—то научил младший господин, и которую я немного поделала «для усиления ци» меня так не впечатлила. Не впечатлила совсем, ибо ноги жутко затекли и потом ужасно болели! Но эта дивная музыка…

Не знаю, я играла какую—то определенную пьесу или ото всех понемножку. Только я и божественное звучание музыки… только я и гуцинь… боги, до чего же хорошо! Душа моя поет, растворившись и танцуя между этими струнами!

Я. глаза прикрыв. словно снова видела горы. Какие на картинах художников. До того, как отец их продал. Словно вовсе и не продавал. Будто я стою на вершине. и легкий ветерок треплет полы моих одежд и мои распущенные волосы. Боги, до чего же хорошо! Я могу все забыть… журчание чистого, прохладного ручья… ручей я видела у друга отца, маленькою, покуда нас еще приглашали иногда в гости… горы я видела только на картинах… но они представлялись мне. большие, вечные… спокойные… душу наполнял, расширял и растопил небывалый покой… нежные переливы музыки, нежные переливы песни, которые рождали струны… о музыка! Ах, музыка! Как же я могла тебя забыть?.. Я никогда не смогу тебя забыть! Покуда ты существуешь, покуда существуют мои руки и мои уши, покуда в мире существуют хотя бы две струны, я никогда не смогу тебя забыть! Покуда я жива. я никогда не смогу забыть музыку… шум ветра в осенних листьях… листья тихо опадают… утром. когда мир покрывается инеем, когда земля покрывается инеем, листья падают, громко шурша… я однажды утром услышала и удивилась. что листья в инее так громко падают! Так опускаются… они будут также опадать и опускаться на деревьях в горах… свежесть и шум водопада будут бить мне в лицо… нежно касаясь… волосы мои будет развевать и ласкать ветер… меня никогда не ласкали руки мужчины, но я помню то ощущение. когда в детстве ласкал мои волосы ветер… ветер в горах… я его когда—нибудь увижу? Почувствую?..

Когда я открыла глаза, то невольно отпрянула. Беловолосый юноша сидел прямо передо мной! Прямо за столиком!

— Т—ты что?

— Слушаю, — безмятежно улыбнулся он, божественно умиротворенный и красивый.

Тьфу! Мне же вроде нравился господин Вэй Юан? Но дух меча тоже весьма красив. Тот — сильный воин, а у этого хрупкая красота, юношеская. Миловиднее лицо.

— Просто, музыка — эта одно из малочисленных доступных мне удовольствий, — он уныло провел какой—то узор по столу. Но, даже если б там не осталась пыль, я бы ничего не увидела. — Я могу только прикасаться к этому мечу и его ножнам. Ненадолго. Но когда—то давно… — грустно улыбнулся, глаза поднял грустные—грустные. — Когда—то я был живой и тоже очень любил музыку. Надо мной даже шутили, что я слепой и не вижу даже богинь. И, что я вообще не вижу ничего, стоит мне увидеть перед собою гуцинь. — вздохнул. — Но прежний мой… мой хозяин не любил музыку. У меня были самые сладкие воспоминания, связанные с ней. А у него — какие—то печальные. Так я томился. Испугался, что он меня кому—то вздумал подарить. Так трясся, думая, что ты будешь обычным! — улыбнулся. — Но сегодня я даже рад, что мы встретились именно с тобой: ты так же не можешь пройти мимо, увидев инструмент!

Он вдруг сжал мои руки. Я ничего не почувствовала. Нет, словно ветер прохладный меня коснулся.

— Умоляю, сыграй еще!

— Ну… — смущенно потеребила прядь, выбившуюся во время уборки. — А какие песни и мелодии ты любишь? Прости, петь я боюсь: а то вдруг хозяин услышит и придет. Но сыграть смогу.

— Ты, скорее, не знаешь моих любимых, — он нахмурился, потом вдруг взгляд его просветлел. — Или… я покажу тебе?

— Но ты же не можешь…

Вздрогнула. Когда он исчез. А потом вдруг ветром дунуло за мной.

И из—под моих рук проскользнули полупрозрачные руки в белых одеждах, легли длинные, изящные, тонкие пальцы на струны. Кажется, он за мною на коленях сидел. Как будто меня обняв. Непривычно. Но не холодно. Терпимый ветерок. Осенний… интересно, какой ветер в горах?..

— Можно… — голос его дрогнул, стал неожиданно робким. — Можно я тебе так покажу? Все равно я ничего не чувствую, когда касаюсь тебя. Да и ты вряд ли что—то чувствуешь, — вздохнул. — Разве что холод.

— Ты не холодный! — робко сказала я.

— Тогда… можно?..

Это была странная просьба. Мужчина, сидевший так вплотную ко мне! Хотя и мертвый уже мужчина. Мне стало холодно на миг от этой мысли. Он отстранился и уже в следующее мгновение стоял передо мной, глухо сказал:

— Прости! — и в миг следующий стоял уже возле дверей. Грустный— грустный.

— Вернись! — внезапно попросила я. — И… — он робко взглянул на меня. — И научи меня играть твою самую любимую песню!

— Любимую? — он мечтательно улыбнулся, смотря как будто сквозь меня. — Может… «Небесный лекарь»? Там юноша бродит высоко в горах, нежно дует осенний ветер, и опадают, шурша, яркие листья…

— Ты читаешь мои мысли?! — потрясенно вскричала я.

— Ты же… — смутился он. — Ты — хозяин меча. Мой хозяин.

Жаль его стало, смотревшего так устало.

— Давай, просто мой друг?

Внезапно предложила. Сама смутилась. Но от его счастливой и широкой улыбки у меня что—то затрепетало. Он был прекрасен как бог в этот миг, как бог, безумно счастливый!

И в следующий миг снова осторожно присел сзади меня. Проскользнули под моими изящные. полупрозрачные руки, длинные, красивые пальцы легли на струны. Пальцы музыканта.

Он робко тронул струны. Пальцы прошли сквозь них, застряли в глубине инструмента. Он горько вздохнул. Но робко извлек руки, стараясь держать пальцы почти у струн. Осторожно рукою сдвинул. Я положила мою руку поверх его, вздрогнула от прикосновения — будто весною рука опустилась в теплый ручей и нежные воды ее обвили — и не сразу смогла коснуться струны.

— Мягче, — глухо сказал он мне в ухо.

И я робко повторила.

Мелодия… странная мелодия… неземная… и его мягкий голос, красивый… когда он осторожно шептал мне в уши. Когда мне казалось, будто его длинные волосы упали мне на плечо, мягкие, пушистые, невесомые… когда его любая музыка, до того гармоничная и изящная, будто неземная, обхватила ночную тишину и обняла нас… о, эти дивные мгновения! Первый раз я смогла разделить с кем—то прекрасную музыку! Он знал поэму, куда лучшую, чем мать моя выучила во дворце! И он куда тоньше чувствовал музыку. А когда он запел…

В небесных горах идет музыкант.

Спой лекарь, излечи мою душу!

С тех пор, как встречаю тебя,

Покой моего сердца нарушил!

Спой мне, любимый. красивую песню!

Меня ждет сам Император Небес,

Но только с тобою сердце воскресло!

Я только с тобою теряю покой.

Стал мне не мил дворец прекрасный:

Мечта хрустальная фей и дерзких людей.

Меня не манит уж более блеск ожерелий:

Они не так, как блеск твоих глаз. прекрасны.

Яд твоих слов и твоих струн застрял в груди…

Яд твоих поцелуев в моих снах так прекрасен!

Молю тебя: не молчи!

Не разбивай Мою растерянную душу, о музыкант!

О, зачем, я так мечтала тогда

Войти в холодный и вечный дворец?

Зачем мне убор жены Императора?

Золотой феникс — это жалкий птенец.

Меня уносят на роскошных крыльях

Переливы твоих мелодий.

Крадучась, я тенью иду за тобой.

Боясь спугнуть твой робкий покой.