— Я имею честь видеть царь?

   — Да, да, генерал, — нетерпеливо кивнул Пётр. — Отвечайте на вопрос.

   — Да, я есть не швед, я есть уроженец Лифляндии, ваше величество.

   — Где служили ещё?

   — В Бранденбурге, в Польше.

   — Почему вдруг встали под штандарты короля?

   — Ну как вам сказать, — замялся Канифер. — Поймите меня правильно... э-э...

   — Мы поймём, говорите.

   — Да чего там, — неожиданно вмешался Меншиков. — Говори, что решил поживиться в России, генерал. Пограбить. Да, да, по-гра-бить!

   — Но простите, не имею чести вас знать.

   — Князь, — подсказал Меншиков.

   — Светлейший князь, — добавил Пётр.

   — Но простите, светлейший князь, — продолжал Канифер. — Разве все войны не есть средство грабить?

   — Это смотря с чьей колокольни, генерал, — отвечал Меншиков. — С вашей — пограбить, с нашей — отчину боронить. Вот что, например, ты делал в замке?

   — Я? В замке? — смутился Канифер, почувствовав, как кровь прилила к лицу. — Я осматривал его, я был послан смотреть просто.

   — Просто смотрят лицедеев. А замок ты осматривал, дабы прикарманить, генерал.

«Он читает мысли, этот светлейший, — подумал Канифер. — От такого не утаишь». Но вслух сказал:

   — Думать вы можете как угодно, князь. Это ваше право. Но я действительно был послан только посмотреть. Я являюсь генерал-адъютантом его величества короля Швеции Карла Двенадцатого. И выполнял приказ своего повелителя.

   — Вы были адъютантом короля, генерал. Отныне вы наш пленный, — сказал царь. — И ваша судьба и жизнь зависят от вас, от вашей искренности. Мы многое знаем, но если вы в чём-то вздумаете ввести нас в заблуждение, пеняйте на себя. Время военное. Мы даже своих за некие проступки отдаём под суд. И вас не замедлим предать, если выясним, что вы нас обманываете. А у военного суда одно наказание...

   — Лишение живота, — с удовольствием воспользовавшись паузой, сказал светлейший.

   — Вот именно, — подтвердил Пётр. — Итак, первый вопрос: с какими силами король пришёл к нам?

   — Вначале было тридцать шесть тысяч, — с готовностью начал Канифер. — Сейчас, после боев, несколько менее.

   — Неужели король с такими силами хочет захватить Россию?

   — Он верит в свой военный гений, ваше величество. И потом, ему пришлось поделиться с польским королём Станиславом Лещинским, оставив ему шесть полков под командой Крассау.

   — Король действительно верит, что Лещинскому будет подчиняться вся Польша?

   — Вряд ли. Но зато король знает, что Лещинский будет беспрекословно подчиняться ему.

   — Какова численность конницы у короля?

   — Пятнадцать полков.

   — Не далее как вчера на вашем месте, генерал, сидел шведский капрал, который утверждал, что в армии голод и болезни от недостатка провианта. Что вы можете сказать об этом?

   — Только то, что капрал сказал правду. В армии действительно не хватает провианту, у многих солдат кровавый понос.

   — Почему король стоит в Могилёве, не двигается дальше?

   — Оттого и не двигается, что вы пожгли всё на пути его движения.

   — На что же он надеется?

   — Надеется на приход корпуса Левенгаупта[99], у которого заготовлен огромный обоз провианту и пороху.

Царь с Меншиковым многозначительно переглянулись.

   — Где ныне генерал Левенгаупт?

   — Он в Риге. Но недавно приезжал к королю на совет. Договаривались, где и когда встретится корпус с армией.

   — И где же решили?

   — Не знаю.

   — Как так? Вы же наверняка присутствовали при беседах.

   — Из совещаний при короле Карле, ваше величество, ничего узнать почти невозможно. Он более слушает, но всегда поступает по-своему.

   — Но есть же какой-то общий план кампании.

   — Увы, нет такого, ваше величество. Я сам слышал, когда на вопрос Реншильда, каков план у короля на будущее, король ответил, что у него нет никаких планов.

Увидев, как обескуражил царя его ответ, Канифер решил, что ему не верят.

   — Клянусь жизнью матери, ваше величество, что именно так и сказал король.

   — Да я верю вам, генерал. Я просто хотел понять нашего брата Карла.

   — Его трудно понимать, ваше величество. В штабе знают, что вы много раз предлагали королю мир, и даже на хороших условиях. И многие генералы склонялись принять его. Но он всё отвергает. И говорит, что подпишет его только в Кремле в Москве и только на его условиях.

   — Ну, его условия нам ведомы, генерал. Что вы имеете сообщить нам, на ваш взгляд, важное?

   — Важное? — Канифер задумался: «Сказать о Мазепе? Пожалуй, лучше умолчать. Во-первых, о нём же не спрашивают. А во-вторых, когда король, чем чёрт не шутит, победит, то мне хоть в этом будет оправдание — не выдал тайного союзника».

   — Пожалуй, вас должно заинтересовать, что королём отправлен генералу Любекеру приказ атаковать Петербург. И это произойдёт в ближайшие недели. Одновременно с моря атакует флот, а из Эстляндии генерал Штромберг.

   — Какими силами располагает Любекер?

   — У него двенадцать тысяч человек.

   — Кто будет командовать флотом?

   — Адмирал Анкерштерн.

Царь с Меншиковым опять переглянулись многозначительно и, видимо, поняли друг друга, хотя не перекинулись и единым словом.

Прервал молчание Пётр:

   — Не говорит ли это о том, что король повернёт армию на север, дабы помочь Любекеру?

   — Ни в коем случае. Это наступление Любекера рассчитано на то, чтобы помочь королю. Вы оттянете силы к Петербургу и этим облегчите задачу главной армии. Он сам при мне сказал: пусть царь растягивает армию.

   — Значит, король собирается идти прямо на Москву?

   — Не знаю, ваше величество, слово дворянина. Мне кажется, король ещё и сам не решил, идти ли прямо на Москву или через Украину.

   — А почему через Украину?

«Господи, хоть бы не спросил про Мазепу. Не стану же я обманывать, выгораживать изменника».

   — Видите ли, королю известно, что дорога через Смоленск вами выжжена. А на Украине он надеется найти изобилие.

   — Ну хорошо, генерал. Вы долго служили королю, вы хорошо изучили его. Скажите, а в каком бы случае он вдруг вздумал пойти через Смоленск?

   — Только в случае соединения с Левенгауптом.

   — И последний вопрос, генерал.

   — Я весь внимание, ваше величество.

   — Как оценил король баталию при Головчине?

   — Как свою победу, разумеется, и довольно высоко. Он велел даже выбить медаль в честь этой баталии.

   — Да? — удивлённо вскинул брови Пётр. — И что ж будет выбито на ней?

   — Выбито будет: «Побеждены леса, болота, оплоты и неприятель».

   — Гм, — хмыкнул Пётр и вдруг спросил: — Скажите откровенно, Канифер, вы верите в победу короля?

   — Ну что вы, ваше величество. После того, что со мной случилось, как можно.

В последнем ответе генерал-адъютант слукавил. Он и теперь верил в победу своего бывшего повелителя, потому что, как и король, считал, что русские только из трусости не дают главной баталии. Но никуда не денутся, рано или поздно она должна случиться. И тогда король Карл конечно же разгромит этого азиатского царя, умеющего лишь плотничать да столярничать, но не править и воевать.

   — Ну что скажешь, Данилыч? — спросил Пётр, когда увели пленного генерала, и стал набивать табаком трубку.

   — Похоже, не врёт казачий найдёныш.

   — Врать ему резону нет. Сей господин готов служить кому угодно. Ныне хотел не хотел, а нам сослужил. Сей же час сяду за письмо Апраксину, предупрежу. Знание намерений неприятеля есть главнейшая вещь на войне.

   — И пусть лазутчиков в Ригу пошлёт, — посоветовал Меншиков.

   — Верно, Данилыч, за оборотами Левенгаупта следить крепко надо. Обоз его до короля не должен дойти. Принудим Карл уса на юг повернуть, а там его Мазепа встретит со своими казаками.